Неверный. Свободный роман

— Алим хочет увидеть настоящего железного человека.

Во взгляде Мирасова мелькает: ты серьезно?!

Он снова закипает.

— Акулу! — добавляет Алим и снова нетерпеливо. — Где?

— Нужно сказать волшебное слово, Алим.

— Пожалуйста, — говорит сын не хотя.

Выходит: «Пжста»

Просить у посторонних он не любит. Точь-в-точь, как Мирасов.

Тот тоже переломится весь, если попросит.

В мыслях мелькают его слова: «Жизнь ломает хребет…»

Я думала, что это просто для красивой речи. Но где Мирасов, и где красивые речи. Выходит, все буквально.

Снова мурашки вдоль позвоночника бегут. Столько всего спросить хочется, но я прикусываю язык.

— Сними пиджак и жакет, пожалуйста… — прошу Мирасова. — Алим очень хочет посмотреть.

На лице Мирасова борются противоположные чувства: видно, что он хочет просто послать меня на хуй, но и с сыном тоже хочет побыть. Как его переломало, понимаю. Реально, переломало, если из отторжения любых привязанностей в Мирасове проклюнулось это ярое желание видеть свое, трогать, касаться, идти на уступки…

Мирасов медленно расстегивает пиджак, жакет. Пока он выполняет нехитрые действия, я вытаскиваю небольшую подставку Алима, на которую он сразу забирается ножками и восторженно смотрит на корсет.

— Настоящий, мама?

Бросает на меня жутко блестящий взгляд.

— Настоящий.

— А можно? — едва не прыгает от нетерпения.

— Спроси.

— Можно? — выпаливает.

Расул кивает, откашливается:

— Да.

Я незаметно тяну за рукав пиджака одной руки, помогая снять, потом второй. Жилет снять проще. Мирасову некомфортно, понимаю это по ощетинившемуся загривку, но когда Алим трогает, цокает языком и пищит от восторга, на лице Мирасова проступает удивление и недоумение.

— Еще Алим знает, что ты плаваешь, как акула.

— Ээээ… Да… Плаваю. Ага…

От Мирасова Алим отходить даже не хочет, готов лазить по нему, ка обезьянка, разглядывая крепления, трогая пальцами, заглядывая со спины.

Проходит несколько минут тишины между мной и Расулом, но она полна восторгов нашего сына. Расул все еще странно задумчив, но уже не такой напряженный.

— Достаточно, Алим. Пойдем мыть руки, сядешь за стол, — вполоборота смотрю на Мирасова, будто вечер самый обычный и ничего не произошло. — Утка разогрелась. Ты с нами поужинаешь?

Глава 62

Глава 62

Александра

Мирасов провел с нами ужин. На мой взгляд даже немного оттаял, что ли. По крайней мере он искренне наслаждался обществом Алима, а тот, привыкнув немного, тянул Расула в ванную комнату, чтобы тот показал ему, как умеет плавать в ванной.

— Алим, боюсь, наша ванна слишком маленькая для Расула. Он, видишь, какой громадный…

Алим немного подумав, выдает.

— Надо море.

— Обязательно поедем, когда вода в море будет теплой, да?

Раскрываю объятия, Алим бежит послушно, обнимает. Весь вспотел, пока носился, прыгал и скакал. Сынишка прижимается и горячо, громко шепчет на ухо:

— Спроси. Он будет на море?

Из всего увиденного делаю вывод, что Мирасов Алиму понравился.

— Я думаю, надо спросить, какие у него планы.

— Спроси, — требует Алим.

Расул внимательно наблюдает, не говорит ни слова, просто жадно впитывает, как губка.

— Алим хочет на море, — глажу сынишку по спине. — Устал, наверное?

— Нет, не устал! — отвечает упрямо и через минуту уже сопит у меня на плече.

— Я уложу его спать и вернусь, — говорю шепотом.

Мирасов кивает, сразу же надевает жакет и пиджак, прячется, что ли? Так я уже поняла, что ему пришлось несладко. Но не буду же я его останавливать.

У меня задача поважнее — уложить Алима спать. Перед этим приходится обойти лабиринт из разбросанных игрушек. Осторожно опускаю сынишку, он немного ерзает. Я оставляю только маленький ночник в виде краба и ложусь рядом с сынишкой, терпеливо жду, пока он уснет.

Сама едва не засыпаю. Сквозь полудрему кажется, что тихо хлопает дверь.

Нет, показалось, наверное.

Встав, осторожно сдвигаю игрушку, решив, что уберу их позднее.

В голове столько вопросов крутится, не терпится задать их Расулу.

Вот только на кухне пусто, в квартире — никого.

Ушел.

Даже «до свидания» не сказал! Говнюк невоспитанный.

Фу таким быть. Просто фу!

— Ну и вали. Козел, — шепчу, матерясь себе под нос. — Сто лет без тебя жили, еще столько же проживем! Да пошел ты…

Настроение почему-то портится. Я закрываю дверь на все замки, прибираю посуду, перемывая ее тщательно. Потом с осторожностью сапера собираю игрушки, чтобы не разбудить Алима.

Можно спать.

Но вместо сна я лежу и в потолок пялюсь, смотрю на пятна света, пляшущие на потолке через тюль.

Подвожу итоги дня и чувствую себя паршивым дельцом: у меня дебет с кредитом не сходятся, я словно и потеряла, и приобрела больше, чем могу вынести за один день.

И между этими попытками разобраться, что в моей ситуации есть хорошо, а что есть плохо, витают мысли о Расуле: что с ним стало? Почему так? Он в неприятности попал?!

Ни одного ответа!

Все глубже запутываясь в мыслях о недостойном, у меня даже мелькает мыслишка — позвонить Кристине. Ее муж, Булат, дружил с Расулом раньше. Может быть, и сейчас дружит? Семейная пара в курсе происходящего?

Но потом меня притапливает стыдом: я сама перестала общаться с Кристиной. Просто перестала отвечать сначала на звонки, потом списывала на занятость, потом сменила номер…

Я перестала с подругой общаться только потому, что ее муж был близок с Расулом. Мой страх и нежелание впускать его в свою жизнь достигли таких размеров, что я даже с близкими себя общения лишила, лишь бы не пересекаться.

Даже случайно…

И вот какая случайность — Захаров привез меня прямиком к заведению Расула. Помпезный ресторан принадлежит ему. Значит, дела у Мирасова идут хорошо?!

Столько вопросов… Ни одного ответа.

Кое-как засыпаю, а следующим утром мне позвонил организатор выставки и выразил глубочайшие сожаления, что мое участие на выставке было отклонено, и вместо моих работ возьмут другого фотографа.

— Что значит, все отменяется? Я отменила все прочие мероприятия, примчалась в столицу только ради этой выставки. Все же было решено!