Невероятные приключения Октопуса
Шрифт:
– Что ж!
– снова проговорила хозяйка.
– Вам сегодня необычайно повезло, молодой человек! Муж мой поймал нынче отменного осьминога, которого я теперь готовлю к ужину. Я вот что думаю: скоро придёт мой муж и, дай-то бог, принесёт ещё рыбы. Тогда мы с ним поедим ухи, которую я могу наскоро приготовить, а осьминогом мы попотчуем вас. Гости в нашем доме большая редкость, и я бы хотела, чтобы вам было хорошо и уютно в нашем доме. Думаю, муж мой со мною согласится.
Октопус снова поблагодарил любезную хозяйку, и они вдвоём стали ждать хозяина.
Вскоре отворилась дверь хижины, и, приветствуя хозяйку
– Ну, жена, подавай ужин! – сказал рыбак. – Видишь же, как я голоден!
В предвкушении отменной трапезы рыбак с удовольствием потёр ладони.
– Придётся тебе подождать, муженёк! – ответила его жена. – Видишь ли, нынче к нам пожаловал гость. Коли ты не возражаешь, я хотела бы сначала покормить его. Давай дадим ему на ужин осьминога, которого ты поймал нынче утром! А нам я очень скоро сделаю ухи из свежей рыбы.
Рыбак быстро перевёл взгляд к печи и только теперь заметил Октопуса, задумчиво сидевшего неподалёку.
Хозяин тепло приветствовал гостя и сказал:
– А что, жена, отличная идея! Подавай-ка нашему гостю на ужин осьминога, а нам навари ухи! В конце концов, не каждый день нас жалуют своим вниманием добрые люди!
Октопуса усадили на самое почётное место за столом. Хозяйка с торжественным видом поднесла ему только что сваренного дымящегося осьминога, от которого исходил восхитительный аромат приправы.
Осьминога выложили на большое блюдо, которое поставили перед Октопусом. Октопус взял вилку и нож и уже собирался было разделать осьминога и съесть его, но тут он увидел на голове варёного осьминога едва заметную маленькую корону. Хозяйка, по-видимому, не заметила этого своеобразного украшения и приготовила мужнюю добычу прямо вместе с ним.
Руки Октопуса, державшие столовый прибор внезапно застыли в воздухе. Кровь стремительно бросилась в голову и бешено застучала в висках. Понял он, что перед ним на красивом большом блюде, со всех сторон обсыпанном зеленью, лежала та, в ком видел он теперь единственный смысл своей жизни – его любимая невеста – прекрасная принцесса.
Из груди Октопуса вырвался отчаянный возглас, а глаза его мгновенно наполнились слезами.
– Что с вами? – спросила хозяйка, озабоченно глядя на Октопуса.
Октопус, ничего не ответив, взял в руки блюдо со своей невестой, быстро поднялся из-за стола и опрометью кинулся к выходу.
– Куда же вы?! – воскликнул хозяин.
Но Октопус не услышал его. Он подбежал к самой кромке морской воды, поставил блюдо на берег и дрожащими руками снял с него безжизненно повисшую прекрасную принцессу.
– Любимая! – воскликнул он в невыразимом отчаянии. – Любимая!
Он нежно погладил её пальцем, и в этот момент его волшебное кольцо соприкоснулось с её обваренной кожей. И – о, чудо! – кожа принцессы постепенно обрела обычный для живого осьминога цвет, и невеста Октопуса слегка шевельнула щупальцем.
– Она жива! – вне себя от радости воскликнул Октопус. – Жива! Пусть никогда мне больше не стать осьминогом, пусть никогда больше не увидеть мне тебя, любовь моя, но я знаю, что ты жива, и это самое большое счастье в моей жизни!
Держа
в руках прекрасную принцессу, Октопус подошёл к воде и нагнулся, чтобы опустить туда свою невесту, чтобы она могла с миром вернуться в свой замок. Нагнулся, и в этот момент почувствовал, что его собственное тело стало стремительно уменьшаться, как-то странно съёживаясь. Он смутно помнил, что до этого перед самым его ухом раздался какой-то звон и каким-то внутренним чутьём догадался, что в этот момент его волшебный талисман – жемчужина с именной гравировкой – соприкоснулся с одним из концов маленькой короны, которая была на голове у прекрасной принцессы.«Любимая! Подожди меня! Я иду к тебе!» - стремительно неслось в его голове. Всё его существо переполняла непостижимая ликующая радость. Он начал понимать, что происходит с его телом – и это было пределом его мечтаний.
…Октопус медленно возвращался из небытия. Уж не пригрезилось ли ему всё то, что произошло с ним на морском берегу?
– Где я? – спросил он, всё ещё пребывая в полузабытьи. Вопрос его прозвучал на каком-то странном, казалось бы, полузабытом, но до боли родном языке.
– Ты здесь, в нашем замке, мой дорогой Октопус, - услышал он словно из неведомых глубин донёсшийся до его сознания нежный и безумно любимый голос.
– В нашем замке? – машинально повторил Октопус, словно вдумываясь в смысл сказанного.
– В замке короля осьминогов, - ответил всё тот же нежный голос.
«Это она! Она! – восторженно неслось в мыслях Октопуса. – Это моя любимая! Она жива! Она говорит со мною!»
– Неужели это был какой-то кошмарный сон? – подумал он и непроизвольно выразил эту мысль вслух всё на том же странном и загадочном языке. То был язык, на котором он уже и не помышлял когда-либо заговорить, но с некоторых пор снова научиться говорить на нём было его заветной мечтой. Столь же вожделенной мечтой, какой было для него вновь услышать голос, который продолжал отвечать ему:
– Что ж, если это и сон, то самый прекрасный сон на свете. Потому, что теперь мы снова вместе, мой дорогой Октопус, и теперь уже не расстанемся никогда.
Октопус с трудом приоткрыл глаза и огляделся. Перед его блуждавшим затуманенным взором предстала знакомая комната. Это место было так близко и дорого Октопусу, что он, на минуту прикрыв глаза, вновь открыл их и снова, теперь уже внимательно, осмотрел всё, что его окружало. То, что он увидел, к его невыразимой радости, окончательно убедило его в том, что находился он там, где уже давно мечтал оказаться – в спальне прекрасной принцессы. Здесь же была и сама хозяйка этих роскошных апартаментов. Она задумчиво склонилась над Октопусом, с тревогой вглядывалась в его глаза.
– Это ты! – воскликнул Октопус, опьянённый дивным восторгом. – Неужели это не сон? Неужели я снова вижу тебя?! Вижу живой и здоровой?! Снова слышу твой милый голос?!
– Как я рада, что ты пришёл в себя! – промолвила прекрасная принцесса, и в глазах её отразилось некое подобие улыбки. Если бы осьминоги умели улыбаться, то в тот момент принцесса, несомненно, подарила бы Октопусу очаровательную улыбку. Но, к сожалению, осьминогам не дано такое открытое и удивительное проявление чувств, и она лишь продолжала глядеть на Октопуса с невыразимой нежностью.