Невеста для генерального

Что до Августа Адольфовича, то Рокотов эту кашу заварил, ему и расхлебывать. Пусть сам объясняется с несостоявшимся партнером.

А я накоплю денег, отучусь на маркетолога, как давно хотела, и буду сама зарабатывать и распоряжаться своей жизнью. Добьюсь всего самостоятельно. Пусть небыстро, зато надежно.

И Рокотову ничего объяснять не собираюсь. Мое нет значит нет.

Удовлетворенно киваю сама себе и дергаюсь от звонка в дверь.

Девять утра. Кого там еще принесло? Неужто Максим Романович не выдержал и пожаловал за ответом с утра пораньше? Если он, возьму и не открою дверь, пусть до вечера мучится. Заслужил.

Встаю и на цыпочках крадусь к двери, чтобы незаметно посмотреть в глазок.

Однако вижу совсем не Рокотова. За дверью не знакомая мне темноволосая женщина. Навскидку ей лет тридцать пять, не больше. Мы точно не виделись раньше.

Пока я разглядываю ее лицо, она делает шаг назад, и я примечаю то, что не заметила, пока она стояла ближе. У нее на руках ребенок.

Может, соседка?

В любом случае, опасной она не выглядит, и я открываю дверь.

— З-здравствуйте, — запинается незнакомка.

И явно теряется, как будто ожидала увидеть кого-то другого.

— Здравствуйте, — вежливо отвечаю я.

Ребенок кряхтит, и она перехватывает его другой рукой. Я вижу, как неуютно она себя чувствует, переминается с ноги на ногу.

— Павел Васнецов тут живет? Могу я его увидеть?

Теперь теряюсь я. Брат умер чуть больше года назад, и все его знакомые об этом, конечно, знают. Кто она такая, раз не в курсе? И чего хочет от Паши?

— Нет, не можете, он… — Горло неожиданно схватывает спазмом, и я не договариваю.

— Простите, я, наверное, не вовремя.

Незнакомка собирается уйти.

— Что вы хотели? Я Кира Васнецова.

Она бледнеет и шепчет:

— Васнецова? Вы его жена, да? Тогда я тем более зря пришла. Простите еще раз!

Странная реакция.

Она спешно разворачивается, но я успеваю заметить, как дрожат ее губы.

Останавливаю ее:

— Да стойте вы! Я его сестра, а не жена. А Паша… он умер.

Незнакомка снова поворачивается ко мне, и на ней нет лица.

— К-как умер? Когда? Н-не может быть…

Ее глаза наливаются слезами, и она всхлипывает.

— Вы вообще кто? — наконец задаю интересующий меня вопрос.

— Я Арина… мы с Пашей… это его дочь. — Она кивает на ребенка в руках, прижимает его к себе и окончательно расклеивается, начинает рыдать.

Я пораженно смотрю на малышку в розовом комбинезоне. Дочь? Значит, у Пашки есть ребенок?! Но почему тогда Арина не знает о том, что с ним случилось? Почему не пришла раньше и ничего не сказала? Я-то знаю, как он мечтал о крепкой семье и ребенке. На вид малышке едва ли больше года. Выходит, она появилась на свет уже после его смерти.

Может, это вообще какая-то ошибка. Надо все выяснить.

Ребенок начинает вторить маме, куксится и плачет. Эхо разносит ее надрывный крик по всему подъезду.

— Арина, проходите. Нам нужно поговорить, а вам — успокоиться самой и успокоить малышку.

И я впускаю их внутрь.

— Тш… — укачивает девочку новая знакомая, пока мы идем в зал.

— Может, вам принести чаю? — предлагаю я и округляю глаза: у малышки справа на лбу такое же маленькое родимое пятнышко в форме полумесяца, как у Паши.

— Нет, спасибо, — хлюпает носом Арина и еле слышно добавляет: — Тут все как раньше… Он все-таки повесил эту картину. Это я дарила.

Она кивает на морской пейзаж — репродукцию одной из картин Айвазовского — и пристраивается на диван, продолжая качать малышку.

Как раньше? Да, я не стала менять мебель и обстановку, оставила все как есть в память о брате. Только я не знала, что картина — это ее подарок. Пашка очень любил море, так что с подарком она однозначно угадала.

Выходит, она тут была?

Я смотрю на малышку, а Арина — на меня, и мы одновременно произносим:

— Как ее зовут?

— Когда умер Паша?

— Маша, — отвечает Арина.

— В ноябре прошлого года, — отвечаю я.

И обе замолкаем. Столько всего нужно обговорить, что я даже не знаю, с чего начать. Рассказываю о том, что случилось с братом.

Арина слушает молча, лишь болезненно морщится, прикрывая рот рукой. Вижу, как изо всех сил старается не расплакаться снова.

— Арина, Паша знал о дочери?

— Нет, я не говорила ему.

— Почему?

— Ну… Вы не могли не заметить, что я… — смущается Арина, — старше Паши. Намного. Мне тридцать восемь.

Мысленно подсчитываю разницу. Тринадцать лет. Ого. Но… раз у нее ребенок от него, значит, его эта разница не пугала.

Озвучиваю свою мысль.

— Его не пугала. А меня — очень даже. Знаете, Кира, вы еще очень молоды, у вас все впереди. А я… я давно поставила крест на отношениях. Хватило первого брака и нескольких серьезных отношений после этого. Не стану вдаваться в подробности, но я с головой ушла в работу. Все получилось, я стала очень хорошо зарабатывать, снимала хорошее жилье. Решила, что рожу ребенка для себя, и все. А тут Паша… Молодой, красивый, очень целеустремленный.

Я грустно улыбаюсь. Да, все так.

— Поначалу я его игнорировала. Из-за возраста. Но он ведь упрямый… Все началось несерьезно. Я так ему и сказала: то, что между нами, — временно. Он согласился. А спустя время признался в любви, начал уговаривать жить вместе, хотел познакомить со своей семьей. Я отказалась. После того как позвал замуж, я… сбежала. Сменила телефон, как раз взяла новую большую квартиру в ипотеку, переехала.

— Но почему сбежали? — недоумеваю я. Вспоминаю, что Пашка и правда несколько месяцев ходил потерянный, но упрямо отказывался говорить, что произошло. А тут вон оно что…

— Потому что тоже влюбилась.

Э-э-э… Где логика?

— Кира, я не хотела ломать Паше жизнь, — отвечает на мой немой вопрос Арина. — Мы из разных миров.

Я хмыкаю. Прямо как я и Рокотов… Только в нашем случае это действительно так.

— На нас косились, я не раз слышала шепотки за спиной. Паша просил не обращать внимания, но… как не обращать? — разводит руками она.

— Так вы ведь его полюбили!

— Да. Именно поэтому так и поступила. Потому что знаю, как бы вышло по итогу. Павлу только казалось, что разница в возрасте не имеет значения. А через десять лет что? В его тридцать пять мне будет почти пятьдесят! Я уже не буду так хорошо выглядеть, ему захочется более молодую и активную девушку… Нет, может быть, он бы и не ушел, а продолжил мучиться со мной. Из чувства долга. И это еще хуже. Я не хотела для него такой жизни.