Невеста дракона

Здесь ничего не изменилось с нашего исчезновения. Только публика смотрела на нас в удивлении — Драгон ласково, но непоколебимо, жестом повелителя, прижимал меня к себе, глядя с трепетным обожанием. Чувствуя себя неловко, под пристальными взглядами, я попыталась отстраниться.

— Что произошло? — спрашивали одни.

— Что она себе позволяет? — вторили другие.

Я разобрала голос Игрины. Девушка, как и другие невесты Драгана, недоверчиво и зло оглядывала меня. Наместники принялись что-то обсуждать. Они слишком быстро догадались, что произошло между нами — ночь страсти, влюбленность — объединили нас невидимой глазу, но нерушимой цепью привязанности, доверия и желания защитить друг друга. Это легко было разглядеть в моей, ставшей нежной, грации, и по взглядам, которые бросал на меня Драгон, по тому как он сжимал меня в своих объятиях, словно желанную добычу, собственность.

— Мы не против, если победитель развлечется с одной из предложенных девушек, — произнес изящный, темноволосый мужчина — наместник восточных территорий. — Но невеста будет выбрана медальоном. Не будем нарушать традицию.

Все согласно закричали. Я же почувствовала себя вещью. Предложенных девушек. Предложенных! Я чуть не хлопнула себя по лбу — мы же приз. Никто здесь и не раздумывает об истинных парах, любви, страсти. Несколько честолюбивых девушек, политические игры, обретение силы и власти. Никаких чувств.

— Нет, — властный, уверенный голос Драгона пронесся над трибунами. — Я выбираю свою истинную пару, — он сорвал медальон с груди, швырнув украшение под ноги наместникам. Побрякушка мягким стуком опустилась в серую пыль на земле.

Вдох ужаса прокатился по трибунам. Время замерло.

Мое сердце затрепетало. Драгон выбрал меня. Никто не встанет между нами. Наместники прислушаются к императору и согласятся.

— Он зачарован! Император безумен, — крикнул кто-то.

Быстро вскинув взгляд, я осмотрела толпу, в поисках источника. Голос звучал обрадованно — здесь все еще находился тот, кто отдал приказ стрелять в Драгона. Альвиг? Или кто-то из его людей? Темный маг заинтересованно разглядывал меня и Драгона, если это и он отдал приказ, то маг прекрасно маскировался под того, кто ни сном ни духом — не в курсе.

Наместники же вновь зашептались, бросая осторожные взгляды на Драгона. Теперь они были напуганы. Несколько мужчин отступили. Северная наместница с криком бросилась к охране, наместник восточным земель прошептал что-то и исчез, обратившись в тень.

Они все защищались от новой опасности. От Драгона!

Я вспомнила проклятье Аарен: познавший любовь истинной пары дракон будет проклят безумием. Он бросит империю к ее ногам, разрушит страны, уничтожит тысячи жизней. Как уже было с медным драконом и его родом. Наместники помнили это и готовились к нападению. Скоро они объединятся для восстания, а поведет их может даже Дайгор — советник Драгона. Как это было сотни лет назад. Я повернулась к дракону, зашептав:

— Остановись, медальон может выбрать меня. А даже если нет, я, — я помедлила, решаясь, — я буду с тобой. Буду твоей все равно.

Я судорожно сглотнула.

— Мне… мне все равно, я готова быть в тени, — прошептала, и слезы подступили к глазам. Нет. Не готова. Не хочу быть второй. Не хочу делить любимого ни с кем. Но и сказать об этом не могу. Ни сейчас — заставив Драгона обернуться против своего народа, ни впредь — признаваясь, что солгала в минуту слабости. Вереницей закрутились мысли, фантазии: его свадьба; которую я наблюдаю со стороны, рождение наследника, в котором я вижу любимые черты своего дракона и ненавистные той, что выбрал медальон. Драгон отдалится от меня, а я останусь ронять тихие слезы, опустившись на землю вблизи чаши предсказаний об истинной любви. И все же я умоляла дракона прислушаться к наместникам. Внять просьбам народа. Пойти на поводу у выбора древнего украшения.

Драгон не слушал. По моей спине пробежал холодок, мужчина и вправду был не в себе. По его лицу текли струйки пота, глаза лихорадочно блестели. Сжимая в руках тяжелый меч, сверкавший молниями от наполнившей клинок драконьей магии, любимый поворачивался то к одному, то к другому наместнику, готовясь напасть, если кто-то приблизиться ко мне.

Горячий, пыльный воздух на арене, плотный, скрывающий серыми песчинками лица публики, не давал дышать. Вечерело, и закатное солнце окрасило всех в одинаковые, блекло-серые цвета. С трибун нас оглядывали чуждые человеку народы: морские обитатели, темные маги, северяне, мерцавшие голубыми молниями на коже, что защищала их от холода и снега, восточные жители, повелевавшие тенями, рыжие маги, черпавшие силу солнца — все они слились в единую толпу. Застывшие лица выражали лишь ненависть к человеческому отродью, что околдовала императора. Драгон же стал моей стеной, закрывая своим телом. Свет его клинка разливался вокруг успокаивая.

Альвиг шагнул к нам, вставая рядом с Драгоном. Я благодарно взглянула на темного мага, но тот улыбнулся жестокой и надменной улыбкой.

— Если они нападут на своего императора, приз победителя достанется мне, — коварно пропел он, — сражайся Драгон, я пригляжу за твоей подружкой. Я поморщилась. Темный маг — везде и всегда — темный.

Дракон взмахнул мечом, готовый разить каждого, кто посмеет приблизиться и оспорить его право выбирать женщину. Публика замерла в нерешительности. Никто из наместников не был готов отдать приказ первым. Оказаться в роли лидера восстания. Не иметь возможности переметнуться на сторону победителя, если понадобиться. Они жаждали обсудить свои шаги в кулуарах дворцов, подготовить стратегию, Драгон же спутал их планы. Но и подчиниться новому императору, который так явно нарушал традицию, они не желали.

Одинокая фигура отделилась от, едва различимой в пыльном воздухе, толпы, приблизилась к арене. Дайгор. Советник Драгона, маленький зеленый дракон, знавший множество древних легенд, любитель порыться в пыльной библиотеке. Из груды бумаг он доставал старый свиток, где обязательно находил ответы на все мои самые странные вопросы. Я облегченно выдохнула. Дайгор найдет как излечить Драгона от охватившего мужчину безумия. Я подавила страх, что тогда Драгон разлюбит меня, не пожелает быть с женщиной, что станет его проклятьем.

Советник осторожно подцепил лапой медальон и вразвалочку приблизился к Драгону. Публика, невесты, наместники — затихли и словно замерли, наблюдая. Каждый ждал, сможет ли советник образумить императора? Встанет ли на его сторону? Но Дайгор холодно оглядел своего правителя, и я поняла — Дайгор выступил против Драгона.

— Твой приз, победитель, — хладнокровно произнес советник, — стоит забрать его: без избранной невесты, император — всего лишь тень величия.

Едкий, ядовитый туман сквозил из каждого слова. Всего лишь тень величия — ты будешь слаб. Всего лишь тень — мы свергнем тебя. Всего лишь — ты уже ничтожен.

— Моя невеста — Аарнирн, — произнес Драгон громко, безжалостно оглядывая советника и наместников, подавляя сопротивление одним лишь взглядом. Я никогда не видела столько силы в чьих-то глазах. Захотелось стать меньше, спрятаться. Хорошо, что он смотрит так не на меня.

Дайгор невольно отступил назад. Но быстро взял себя в руки.

— Аарнирн — легенда, — произнес он чуть неуверенно. Взглянул на меня, оценивая, присматриваясь, размышляя.

Аарнирн? Они говорили обо мне! Я — это Аарнирн. Имя мне понравилось, оно вызвало теплый отголосок внутри, а медальон на груди затрепетал, только лишь оно было произнесено.

— Я видел Гарана и Аарон, последние минуты их жизни, — ровно произнес Драгон, — видел, — голос его стал громче, обрел силу, — предателя, что разрушил королевский род и принес страдания в наш мир.

Наместники недоверчиво и испуганно зашептались. Дайгор побледнел.

— Вы знаете древние легенды, — продолжал Драгон, и голос его, громкий, уверенный, разносился по трибунам. Тяжелый, мрачный взгляд, сковывал, подавлял, уничтожал любое сопротивление. Драгон был их повелителем, и наместники повиновались в страхе. Меня его голос и взгляд, напротив, — завораживали, манили и очаровывали. Хотелось слышать его вечно, и вглядываться в бездну его глаз, что напоминали о бесконечной вселенной. Драгон говорил о древнем проклятии, напоминал об утерянной мощи Гарана и Аарон, о золотых тысячелетиях благоденствия. Наместники порывались возразить, но никто не осмеливался крикнуть слова несогласия.