Невеста фараона

– Давай притворимся, что между нами нет последнего года, – он посмотрел на меня поверх бокала.

Я улыбнулась ему. Сейчас я была щедра на позитив. Пусть к сердцу мужчины лежит через желудок? Это вы еще голодную женщину не кормили!

– Допустим, – я сделала еще одни глоток. Четвертый. И явно лишний.

– Фриш, зачем это все, а?

И он уставился на меня ожидая внятного ответа. Ха! Знал бы он, как я сама хотела это знать. Вот на кой Танеферт вынесло из родного дворца, комфортного и защищенного даже от Ахмеса и кинуло сюда, в столицу? К новому царю, которого она знать не знает. И от которого можно ждать любой пакости. Чего ей дома-то не сиделось?! Чего она ждала получить от милостей правящей семьи? Почему так доверяет Тамит? Ведь по большому счету она ее почти не знает. Тамит – старшая сестра Ахмеса. Верее, у них один отец на двоих. Но Тамит – дочь от старшей жены, а Ахмес хоть и признан наследником, родился от юной красавицы, которую его отец взял в жены вопреки желанию матери Тамит. Проблема налицо! Вряд ли Тамит питает к младшему брату нежные чувства. Тем более, что не она, а он унаследовал все за отцом. А ее сплавили в царский дворец даже не женой правителя, а распорядительницей его женского дома. Та еще должность для красивой девушки. Ни любимая, ни жена, а бухгалтер. Почетное унижение. И вот что у Таниферт общего с этой дамой?

Ахмес не сводил с меня взгляда. Я ничего не могла ему ответить. Улыбнулась. Наверное, получилось жалко.

– Мне казалось я поступаю мудро…

По мне так прекрасный ответ. Универсальный. Мой собеседник криво ухмыльнулся:

– Для человека, желающего быстро оказаться за горизонтом, да. Кто надоумил тебя, Фриш?

В задумчивости я допила вино. Ахмес тут же подлил еще. Как же красиво заполнялись красным прожилки в каменных стенках бокала. Я залипла на этом зрелище.

– Птахмес… кажется это был он. Он мне посоветовал обратиться за помощью к новому царю.

– Визирь Птахмес? Твой добрый дядюшка?

Я пожала плечами. Перед глазами плыло.

– Птахмес сказал, что, став невестой царя я смогу избежать опасности. Что меня защитит дворец.

– Чего ты так боялась?

Я хмыкнула, снова сделала глоток и ответила:

– Тебя, кого же еще?

Пальцы мои ослабли. Не знаю, подхватил он мой бокал или дал остаткам вина вылиться на его рубашку. Я уже мало что соображала. Хотелось спать. И я не стала противиться своему желанию. Сытая и довольная я стремительно погружалась в царство небытия.

– Я поняла, почему ты толкнул меня в воду, – я глупо хихикнула, уже блуждая в серой дымке сгущающегося сна, – Ты меня проверял! Я не похожа на Танеферт. А она не умеет плавать!

– Ты стала немного необычной, но ты все еще моя Фриш, – его губы касались легко, оставляя теплые воспоминания о нашем последнем лете, о том, что было за несколько дней до страшной ночи Ренепет.

– Что меня выдало? – я улыбнулась, и попыталась поймать его поцелуй. Не вышло, он дразнил меня касаясь губами невпопад, то щеки, то виска, то носа, – Точно, я поняла. Жрицы не едят ночью! Нам нельзя!

– Тебе надо вспомнить, Фриш, – его дыхание обожгло губы.

И все. Можно сказать на самом интересном месте. Неужели этот гад опять меня чем-то опоил?!

– Определенно!

Я вздрогнула и открыла глаза. Я сидела в пустом VIP-зале кинотеатра. Не в кромешной тьме, потому что на экране мелькали белые с черными прожилками надписей технические кадры.

– Этот гад по-другому не умеет.

Я повернула голову. В соседнем кресле расположилась Танеферт. В своем парадном одеянии, в парике и украшениях. А на мне все то же дурацкое платье средневековой Джульетты.

– Он сказал, что мне нужно что-то вспомнить.

Я задумалась. Он меня поцеловал. Опять. Может быть, и сейчас целует обмякшее тело. Вот же действительно гад.

– Собачье дерьмо! – это мы разом выдохнули. И хихикнули.

– Давай, выкладывай, – потребовала я, а то у меня голова пухнет от подозрений. Меня, то есть тебя постоянно кто-то хочет убить. Ты знаешь, кто?

Она вздохнула:

– Кто-то всегда хочет тебя убить, если ты чего-то значишь в этом мире. Чтобы занять твое место. Разве нет?

Я бы поспорила, но на это времени не было. Поэтому спросила прямо:

– Почему ты подозреваешь Ахмеса? Он милый парень, когда не подсыпает зелье в вино.

– Смотри, – она кивнула на экран.

И я увидела фильм, словно снятый Танеферт на телефон. В ее спальне горела лишь одна масляная лампа. Ее желтые всполохи вырывали из тени переруганное лицо Неши. Как всегда со съехавшим на глаз венком, но на этот раз одетую в какую-то белую хламиду. В этой тьме она казалась привидением.

– Тише, госпожа, – шептала она, и голос ее дрожал, – Они нас не найдут.

За стенами огромного дома Сына царского в Инбу Хенж бушевала буря. Не ветер, не шторм, а восстание, устроенное недовольными людьми. Они кричали и дрались с военными, с теми, кто защищал действующего правителя. Город раскололся на две части – недовольные наместником царя и те, кого все устраивало. Что послужило триггером уже сказать трудно. Но в ночь Ренепет, самую страшную в году, когда жрецы молятся в храмах, а добрые люди поют гимны на улицах, чтобы поделиться силой с богами, которые вступили в схватку с великим хаосом Апопом, в эту ночь хаос победил, и горожане, зараженные его ядом, решили свергнуть законного правителя. Бой бушевал уже под стенами дворца. Потом ворвался внутрь, руша красивые цветочные композиции и оставляя кровоточащие тела в бассейнах с золотыми рыбками.

– Ты слышишь, Неша? – Танеферт замерла, превратившись в слух.

– Ты не посмеешь, мальчишка! – донеслось из соседнего зала. Это крикнул ее отец, сын царя в Инбу Хенж, все еще правитель гордого города. Послышался лязг металла, кто-то дрался с отцом Танеферт. Кто-то хотел его убить.

– Нет, госпожа! – пискнула за спиной Неша, но она ее не послушала. Дочь спешила отцу на помощь. Хотя чем она могла помочь? У нее ведь даже оружия не было.

Она пробежала по коридору и вылетела в зал, замерев у колонны. Все было кончено. Под телом отца, распростертом на полу растекалась лужа алой крови.

– Нет! – взвизгнув она и прикрыла рот рукой. От отца поднялся его убийца и, вздрогнув, повернулся к ней.

Я видела Ахмеса разным. Усмехающимся или мрачным, злым, с пылающим черным пламенем взором, или улыбающимся, когда в его темных глазах плясали желтые искорки. Сейчас его лицо походило на каменную маску, взгляд твердый, уверенный, но ничего не выражающий. Возможно так и должна выглядеть ожившая статуя, возле которой так долго пляшут жрицы в храмах. Он встал на ноги и, пошатнувшись, шагнул к Танеферт. А она попятилась, не в силах оторвать глаз от его рук, перепачканных кровью ее отца.

– Фриш… – голос его был безжизненным, как и лицо.

Она вздрогнула как от пощечины. Метнулась к телу отца. Почему-то она была уверена, что он уже мертв. Упала перед ними на колени, схватила его за безвольную руку.

– Отец! – вырвалось из горла вместе с рыданиями.

Глаза человека, который так часто смотрел на нее то с любовью, то с удивлением, то с вопросом, а иногда, всякое же случается, и с гневом, теперь безучастно пялились в потолок. Она умела лечить людей отварами и заклинаниями. Но помочь отцу она не была не в силах. Потому что нет такого отвара и нет такого заклинания, которые смогли бы вытащить нож из сердца. Тогда она схватилась за рукоять, торчащую из груди отца и с силой выдернула короткий меч – идеальное орудие убийства. И огляделась с желанием проткнуть негодя. Но Ахмес словно растворился в тенях.