Невеста горца. Долг перед кланом
Шрифт:
Когда я выхожу из ванной, тетя Латифа осматривает меня с ног до головы.
– Так лучше, – кивает она одобрительно. – Идем.
Я не отвечаю. Просто молча следую за ней по широкому коридору, затем по величественной лестнице, ведущей вниз. Каждый шаг отдается эхом в массивных стенах особняка.
Внизу, в большой столовой, ждет семья. Когда я ступаю на мраморный пол, все взгляды обращаются ко мне. Я замираю, чувствуя себя чужой, когда вижу, что за столом сидят только мужчины.
Во главе стола сидит дядя Чингиз, рядом стоит женщина, накладывая ему еду в тарелку. Она примерно возраста тети
– Подойди к столу, но не смей садиться, – резко говорит мне в ухо тетя Латифа. – Женщины в этом доме едят после мужчин. Просто поздоровайся и познакомься со всеми.
Я сглатываю, но не спорю.
– Поняла, – тихо отвечаю я, подходя и вставая рядом с дядей Чингизом. – Доброе утро!
Он поднимает на меня взгляд и кивает.
– Ты должна познакомиться с семьей, Мина, – Он жестом указывает на двух мужчин напротив. – Это твои кузены Азамат и Марат, они сыновья Латифы.
Я киваю. Они выглядят похожими на мать – жесткие лица, проницательные взгляды. Старший выглядит лет на двадцать пять, младший явно моложе меня и смотрит на меня с любопытством.
Затем дядя коротко кивает в сторону Асада, но ничего не говорит. Его молчание дает понять, что представлять Асада мне не нужно. Рядом с ним сидит еще один мужчина, постарше.
– Это дядя Адам, – продолжает дядя Чингиз. – Твой двоюродный дед, брат моего отца.
Я снова киваю, не зная, что сказать. Каждый из них молча оценивает меня.
Я не чувствую себя частью семьи. Я чувствую себя товаром на прилавке.
– Похожа на нашу кровь, это хорошо, – удовлетворенно говорит дедушка Адам и я сжимаю кулаки, чтобы промолчать, потому что его замечание звучит оскорбительно.
– Пойдем, – Латифа жестом велит мне следовать за ней.
Мы проходим на большую кухню, где пахнет свежей выпечкой и травяным чаем. К нам присоединяется та самая женщина, которая обслуживала дядю.
Она улыбается и обнимает меня.
– Добро пожаловать домой, Мина! Я Элиза, жена твоего дяди.
Я вздрагиваю. Жена? Она выглядит настолько кротко, что я не могу представить ее рядом с этим мужчиной.
– Не против помочь мне с завтраком? – спрашивает она.
Я чувствую, что этот вопрос – скорее формальность. Я не могу сказать “нет”.
– Конечно, – отвечаю я.
Я беру поднос, и мы вместе с тетей Элизой направляемся обратно в столовую, но как только мы проходим в комнату, я останавливаюсь, услышав разговор мужчин.
– Ей двадцать, пора выдавать замуж, Чингиз, – говорит дедушка Адам.
– Будет сложно найти ей мужа среди наших, – голос Асада звучит спокойно, безразлично.
Я замираю.
– Почему это? – невозмутимо спрашивает дядя.
– Из-за ее матери, – отвечает Асад. – И из-за того, что она росла вне семьи.
Кровь приливает к лицу. Он говорит обо мне, как о ком-то второсортном, обсуждая мой «недостаток», словно я – бракованный предмет.
На это я уже не могу промолчать.
– Мне не нужен муж! – громко говорю я, ставя поднос на стол с громким стуком.
Все замолкают. Я сжимаю кулаки, но не отвожу взгляда. Дядя Чингиз медленно поворачивает
голову ко мне.– Повтори.
Я поджимаю губы, но голос мой не дрожит.
– Мне не нужен муж, – четко повторяю я. – И уж тем более не нужно, чтобы кто-то искал его за меня. Когда я захочу выйти замуж, я сама выберу себе жениха.
Воздух сгущается. Дядя Чингиз откладывает вилку, его пальцы сжимаются в замок.
– Как ты смеешь так говорить со мной? – его голос звучит холодно и жестко.
Я не отступаю.
– Это моя жизнь, вы не можете решать за меня все.
Он наклоняется вперед, его взгляд ледяной.
– Ты женщина из семьи Ардашевых, – говорит он медленно. – Все наши женщины выходят замуж за достойных мужчин, выбранных для них родителями.
Мои пальцы впиваются в ладони.
– Значит, я просто должна смириться, что за меня все решат?! Просто потому что мой отец умер и вы назначили себя моим опекуном?
– Да, – спокойно отвечает он.
Я задыхаюсь от возмущения, но, прежде чем успеваю снова открыть рот, раздается резкий голос тети Латифы:
– Довольно!
Я оборачиваюсь и чуть не съеживаюсь от выражения ее лица. Она разгневана. О, она очень и очень зла, ее взгляд может убить в этот момент.
– Как ты смеешь так разговаривать с дядей, да еще при посторонних?! – шипит она, хватая меня за руку и бросая еще один злой взгляд на Асада. – А ну пошли со мной!
– Но я…
– Молчи! – дергает она меня сильнее. – Ты и так опозорила себя, если не хочешь усугубить ситуацию, ты немедленно выйдешь со мной.
Ее пальцы стальными тисками сжимаются на моем запястье, причиняя жгучую боль. Я не могу вырваться. Она тянет меня прочь из столовой, ее голос гремит в ушах:
– Ты еще не поняла, где находишься?
Я не отступаюсь, я тоже зла. На нее, на них на всех.
– Пусти меня! – резко вырываю руку, но она еще сильнее сжимает хватку.
– Не смей повышать голос в этом доме!
– Я имею право говорить о своей жизни! – огрызаюсь я. – Вы хотите, чтобы я просто молчала и делала, что мне говорят?!
– Именно! – гневно бросает она. – В этом доме женщины не спорят с мужчинами!
– Я – живой человек, а не вещь без собственного мнения!
– Ты не знаешь, где находишься, девочка!
– Знаю! – мои пальцы сжимаются в кулаки. – В клетке! В месте, где у женщины нет голоса!
Ее губы сжимаются в жесткую линию.
– Ты станешь позором для нашей семьи, – говорит она ледяным голосом. – За что мне такое наказание, лучше бы тебя вообще не было!
Я задыхаюсь от ярости.
– Если кто-то здесь позор, так это вы! – выпаливаю я. – Вы живете так, будто женщины – рабы!
Я даже не вижу, как ее рука взлетает в воздух, но чувствую жгучую боль на щеке. Голова откидывается в сторону, кожа горит. Я замираю, шокированная.
Она ударила меня.
Никто никогда не поднимал на меня руку.
– Если еще раз скажешь что-то подобное… – угрожающе низким голосом говорит тетя Латифа, – я выбью из тебя всю твою дерзость.
Я дрожу, но не от страха.
От ненависти.
Моя щека горит от удара, но я не опускаю голову. Я не позволю ей увидеть, что мне больно. Я не позволю им сломать меня.