Невеста из ниоткуда

– Хазары? – выбравшись из лодки, обернулся князь. – Так я ж говорил уже, почтеннейшая – нет у нас никаких хазар, одни булгарские купцы стоят близ селища Ходатова.

– Вот их и проверить бы. – Княжна поправила рваный подол. – Что, среди булгар хазары не могли затесаться? Говоришь, селение там какое-то рядом? Далеко?

– Да не очень.

– Вот завтра туда и скатаемся… О! – Пригладив растрепавшиеся волосы, Женька посмотрела вдаль, на заливной луг.

Кто-то шел там… кто-то знакомый…

– Судислав-волхв, – опознал Людота. – Быстро идет – видать, нас увидел.

– Ну? – Княжна в нетерпении бросилась навстречу жрецу. – Что там?

– Девичьи головы отрубили острым мечом… или саблей, – спокойно доложил волхв. – А вот отроков погубили не очень-то понятно.

– Непонятно? – Женька удивленно вскинула брови. – Там же этот… «кровавый орел».

– Там еще и шеи со всей сноровкою сломаны, – пояснил жрец. – Вот оно-то и непонятно – зачем? «Кровавый орел» – смерть лютая, прежде чем умереть, люди помучиться должны. А тут что выходит? Шеи сломаны. Если сразу после «орла» – тогда мало и мучилось, а если до того – так и вообще… Зачем «орел кровавый»?

А волхв-то – умный! – сообразила Летякина. Не какой-нибудь там фанатик и апологет язычества. Важную вещь подметил! Важнейшую.

Княжна подбоченилась:

– А затем «орел кровавый», чтоб на варягов моих думали! Это же их казнь. А шеи сломали сразу после «орла» – сообразили, вдруг да доживет кто до праздника? Расскажет?

К баркам булгарских купцов подбирались по-хитрому: прямо никого не выспрашивали, даже в селение не заходили, а только старейшины и Людота по Женькиной просьбе выяснили, где – чуть в отдалении – омутки, местечки рыбные, куда мелкие вятичи, даже не подростки еще, а совсем дети – лет девяти-десяти, – ходят, промышляют. Конец лета – страда: все, кто постарше, – наравне со взрослыми в поле. А вот эта десятилетняя мелочь пузатая, скелочь, или, как их ласково называли в деревнях, с ударением на первом слоге – «говны» – эти вполне могли и рыбку ловить, тем более в местных реках-озерах водилось ее немеряно. Вот и ловили детишки, и занятие это вовсе не баловством каким-то считалось, а именно что промыслом – за день любой мальчишка мог запросто наловить рыбы – ведро, а коли будут благосклонны русалии и прочие речные берегини – то и парочку. И не каких-нибудь там костлявых окуней, а рыбку хорошую, вкусную – неподъемного сома, стерлядку, жирных налимов, форелей, язей… Реальная всей семье, всему роду помощь – в поле-то чего со скелочи мелкой взять? Ни снопа поднять, ни стог сметать, да и косить большей частью выходит – криво.

С детишками княжна говорила сама, варяги ее верные да людишки Людоты-князя поодаль, у небольшой ладейки, возясь, в беседу с детьми не лезли, даже и близко не подходили, но ухо держали востро.

Парнишек оказалось двое, лет по десяти, оба вихрастые, белобрысые, тощие, похожие, как родные братья, да, верно, братьями и были, Женька этим вопросом не интересовалась, иное спрашивала.

– Булгары-то? Да уж дней семь стоят, как приплыли, всегда стоят, торгуют. Хазары? Не, в этот раз нету. А ране-то да, были – строгие такие, страшные… А ты правда купецкая жонка? Не, похожа. А что же ладейка-то твоя мала? А товары где? Еще плывут? Поня-а-атно. А заедки вкусные есть? А свистульки?

– Свистульки-то с заедками сыщутся, – покивала княжна. – Правда, если б вы хазарина видели…

– Одного-то видели. – Ребята несмело переглянулись.

– А чего ж сразу про него не сказали?!

– Думали, мало одного. Ты ж про мнози спрашивала… А что – и за одного хазарина вкусный пряник дашь? Ладой-богинею поклянися!

Женька охотно поклялася богинею, еще и добавив – «чтоб мне сдохнуть».

– Был хазарин, – торопливо поведал один из парнишек. – Он и посейчас есть – на Сувара-булгарина ладейке таится. Мы его там и видали.

– С чего вы взяли, что таится?

– А не выходит никуда. Сидит сиднем, чегой-то высиживает.

– Точно – хазарин?

– Берегиней клянемся! И усами Водяника в придачу. Мы хазарина-то и раньше видали, не из простых он – из богатых, важных. Ата-ач звать. Боярин хазарский.

– Значит, говорите – сиднем сидит? А никто к нему из ваших не ходит?

– Как же не ходит, милостивица? Как раз третьего дня – поутру, рано-рано, еще туман был, а мы уже ловили – староста наш, Ходота, на барку Сувара-гостя захаживал, и слуга его, Малоста Корявая Ладонь. Так пряник-то дашь, госпожа? Можешь у булгар купити, у них есть.

– Нате вам вот! – Княжна поспешно достала из привешенного к поясу мешочка зеленую бусинку. – Сами, что хотите, купите.

– Ого! – обрадованно возопили мальчишки. – Куна целая!

– Да никакая не куна, Карась! Ты смотри, какая крупная – на ногату тянет! Давай-ко скорей к булгарам…

Поскольку совет старейшин вятичей объявил перемирие, дружинники юной княжны, кто на ладьях, а кто и пешим, небольшими группами, одна за другой, потянулись к Ходатову, где на лугу булгарские купцы устроили торг. Продавали стекло и посуду, восточные ткани и сладости, ожерелья и бусы и многое-многое другое. В числе всего прочего имелся и живой товар – рабы, точнее сказать, рабыни – смуглые, с вытянутыми, как у газелей, глазами.

Такими рабынями хвастался промеж своих местный староста Ходота, причем, по слухам, за восточных красавиц он не дал и медной ромейской монетки – пула. Кроме того, у его ближайшего помощника, Малосты по прозвищу Корявая Ладонь, на боку появился дорогой меч, явно варяжский; как дружно утверждали все Женькины воины – вещь очень качественная и недешевая.

Княжна, выслушав вечером все слухи-сплетни-новости, немедленно уточнила – можно ли таким мечом вырезать «кровавого орла»? И тут же получила ответ – только таким и можно. Впрочем, подобного типа мечей у вятичей хватало, а то, что клинок вот так вот – вдруг – появился, тоже имело простейшее объяснение – Малоста просто его купил у булгар, или, вернее будет сказать, – перекупил, таких мечей сами булгары не производили.

Однако один этот факт еще не делал Корявую Ладонь подозреваемым, как и старосту – подаренные булгарами девы. Мало ли, за что ему их подарили – причины и здесь могли быть самые простые, житейские.

И все же княжна решила взяться за эту парочку всерьез, да еще, если повезет, добраться до скрывающегося на купеческой барке хазарина – других-то подозреваемых все одно покуда не имелось вовсе. Летякиной не давал покоя вопрос – а не с таинственным ли хазарином встречался на барке староста Ходота и почему-то захаживал в гости очень и очень рано? Даже по здешним меркам, когда все вставали с петухами, – рано.

– А кто вообще может сделать «кровавого орла»? – пересилив брезгливость, все-таки спросила княжна у Эйнара, когда тот зашел к ней в шатер узнать, не будет ли каких-то особых распоряжений на завтра.

Хевдинг ответствовал строго, без улыбки:

– Любой – не сможет. Только воин, умелый и жестокий воин. Викинг, или, как у вас называют – варяг!

– А хазарин?

– Я же сказал, госпожа, – варяг. Ни хазарин, ни словенин, ни угр.

– Варя-аг, – тихо протянула Женька. – Хазарин у нас есть… теперь что – варягов ищем? Так, кроме вас, тут никаких варягов нет и никогда не было. А может, кто-то, кто был в плену у варягов… там научился, обрел свободу и… так может быть?

– Может, – Эйнар кивнул, погладив висевший на кожаной перевязи меч, с которым, как истинный викинг, не расставался даже в покоях княжны. – Я слыхал про такие случаи. Как-то много лет назад у нас, в Халогаланде, вырезали почти всех мужчин из рода Вестлингов, так они быстро оправились, приняв в свой род достойных пленников, рабов, и потом жестоко отомстили обидчикам. Еще добавлю – не один и не два таких случаев было.

– Понятно, – покусала губы Летякина. – Значит, кто-то там был… А потом что же, получается – сбежал из нового рода в старый? Но тогда он должен был рассказать. Искать, искать надо! Не тебе, Эйнар, искать – князю здешнему, Людоте.