Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Позвольте мне первому, маркиза, принести мои поздравления, — сказал генерал, провожая Жанетту к ее лошади. — Цыган–предсказатель на балу в городской ратуше оказался совершенно прав. Перед вами дорога к величию и блеску. Первый шаг уже сделан. Я уверен, что не пройдет и месяца, как вы будете у цели…

— Не скрою, генерал, что вполне разделяю ваши надежды, — ответила новоиспеченная маркиза. При этих словах ее чудные лучистые глаза загорелись твердой, непреклонной решимостью, которая не знает никаких преград, не отступает ни перед кем и ни перед чем.

Дочь мясника Жанетта Пуассон поставила перед собой цель занять место рядом с его величеством королем Франции.

XI. НАСЛЕДСТВО ГРЕКА

Марсель после посещения его камеры таинственной Женщиной в белом ни на секунду не мог отделаться от мучившего его вопроса — кто скрывался под видом этой дамы?..

Но сколько бы он ни думал об этом, он так и не смог прийти к какому-нибудь определенному ответу на свой вопрос. Оставалось только присоединиться к распространенному здесь мнению и считать, что это было привидение Бастилии. Здешние часовые и тюремщики в один голос говорили о существовании привидения как о неоспоримом факте.

В ночь с субботы на воскресенье Марселя ждала свобода. Однако он только недоверчиво качал головой. Мрачно глядя на железное кольцо, сжимавшее его руку, и тяжелую цепь, приковывавшую его к стене, Марсель сильно сомневался в возможности побега. Как освободиться от этой цепи? Как вырваться из этих толстых каменных стен, и днем и ночью бдительно охраняемых часовыми?..

В долгие часы тревожных размышлений не раз вставал перед ним образ Адриенны, славной девочки, подруги его детства, превратившейся теперь в настоящую красавицу. Ему казалось, что появление таинственной Женщины в белом имеет какую-то связь с Адриенной…

Итак, скоро он будет свободен и снова увидит Адриенну. Отныне он считал своим священным долгом, как только окажется на свободе, вырвать мать и Адриенну из разбойничьего гнезда герцога Бофора и увезти их в какое-нибудь безопасное убежище. Лишь выполнив эту священную задачу, начнет он осуществлять давно задуманную месть. Ни богатство, ни всемогущество Бофора не спасут его…

Бежать Марсель, по словам Женщины в белом, должен в ночь с субботы на воскресенье. А сейчас был только четверг.

Марсель с нетерпением считал каждый час, приближавший его к свободе. Дни тянулись мучительно медленно. Скорее бы наступила очередная ночь да пришел бы к нему в гости старик Абу Коронос, который еще не досказал историю своей жизни…

Наконец явился тюремщик с вечерней поверкой. В галерее сменились часовые. Настала ночная тишина.

Грек вынул камни из стены, с трудом прополз в дыру и присел на койку рядом с Марселем. Старческая слабость одолевала грека все сильней.

— Скажи мне, Бога ради, — спросил Марсель, поздоровавшись с Короносом, — как ты объясняешь появление этой Женщины в белом?

— Я все время думаю об этом, сын мой, — слабым голосом ответил старик. — У тебя, очевидно, есть родные или друзья, которые задались целью во что бы то ни стало освободить тебя… Я от всей души молю всемогущего Господа Бога, чтобы эта попытка удалась. Вот и все, что я тебе могу сказать. Кто скрывается под видом этой дамы, я точно так же, как и ты, не представляю. Несомненно лишь то, что она приходила сюда исключительно ради тебя. И мне кажется, она приходила по чьему-то поручению… Скажи-ка, жив ли еще твой отец?

В ответ Марсель задумчиво покачал головой.

— Ах, Абу Коронос, — промолвил он после некоторого колебания. — Я ведь не только не знаю, жив ли он, но я не знаю даже, кто он.

— Как? — изумился старик. — Не знаешь даже имени?..

— Я никогда ни у кого не спрашивал об этом, и никто мне о нем не говорил…

С минуту Абу Коронос молчал, но затем, дотронувшись до руки Марселя, сказал:

— Я понимаю, ты из деликатности не тревожил свою мать расспросами… Но рано или поздно, сын мой, ты все узнаешь.

И снова старик задумался, а потом, как бы очнувшись, заговорил своим слабым, тихим голосом:

— Недолго осталось нам быть вместе. И не потому, что ты, возможно, скоро вырвешься из Бастилии, а потому, что я очень ясно чувствую приближение смерти. Я охотно готов умереть, так как всемилостивейший Господь на закате моих дней исполнил мое последнее желание — ниспослал мне наследника в твоем лице. Ты доведешь до конца святое дело мести герцогу Бофору. Смерть для меня является теперь лишь избавлением от постоянного горя, непрерывных страданий и злой неволи. Ведь с того злосчастного вечера, когда я в Венеции своими собственными руками убил моего единственного ребенка, дальнейшее мое существование стало совершенно безотрадным, лишенным всякого смысла и назначения. Муки и безысходное горе преждевременно состарили меня.

— Я глубоко сочувствую тебе, Абу Коронос, — дрогнувшим голосом проговорил Марсель.

— А герцог? Герцог остался в живых, — саркастически усмех¬нулся грек. — Бесстыдно и нагло украл честь моей дочери, а потом, жалкий трус, защитил свою мерзкую жизнь ее телом. Когда я, как безумный, бросился к моей Сирре, истекавшей кровью, негодяй воспользовался моментом и постыдно сбежал из моего дома. Всех слуг я тотчас разослал за докторами, а сам, убитый горем, опустился на колени у изголовья умирающей дочери. Но что я мог сделать? Я только с ужасом смотрел, как мое дитя умирает… Перед смертью Сирра простила меня, примирилась со мной. Слишком поздно приехавшие доктора ничего не смогли сделать. Она тихо скончалась у меня на руках. Так я окончательно осиротел. Беспросветное одиночество ждало меня в будущем. К тому же вся дальнейшая жизнь была отравлена сознанием, что я собственными руками убил свою дочь… А что же сделал Бофор? На следующий день Бофор отправился к мест¬ным властям и обвинил меня в убийстве родной дочери. Он рассчитывал, что после смерти Сирры ему останется лишь устранить меня с дороги и тогда… тогда все мои богатства перейдут к нему.

— Неужели и в этом случае им руководила лишь алчность? — с сомнением спросил Марсель.

— Тебе кажется это невероятным, сын мой? Слушай дальше, и ты согласишься со мной. Я, в свою очередь, пошел во дворец дожей. Главой Венецианской республики был в то время благородный старец Луиджи Гримани. Когда я, будучи в полном отчаянии, упал к его ногам, чтобы сознаться в своей вине, он тотчас поднял меня, подал мне руку и стал утешать. Однако беседа с дожем не избавила меня от тяжкой необходимости предстать перед венецианскими инквизиторами, перед мрачным Советом Трех. И они сразу же отдали распоряжение заточить меня в темницу.

— Неужели никому и в голову не пришла мысль наказать истинного преступника? — воскликнул Марсель.

— Нет. Бофору удалось доказать, что с точки зрения закона, с юридической, так сказать, стороны, он совершенно прав и вся вина ложится исключительно на меня одного. Но и этого мало! Он осмелился явиться ко мне в тюрьму. Ты, может быть, думаешь, что он пришел покаяться, попросить у меня прощения? Ничего подобного! Он пришел лишь затем, чтобы предложить мне спасение и свободу в обмен на мои десять миллионов пиастров. Он долго доказывал мне, что эти деньги в моем положении все равно не имеют никакой цены, так как мне не избежать смерт¬ной казни за детоубийство.