Невеста на один день

Мы подъезжаем к дому, она открывает дверь машины, молча выходит, и я кожей ощущаю, как давит на меня ее молчание. Сейчас Поппи уйдет в дом… я не хочу, чтобы она уходила. Но она вдруг обходит машину с моей стороны и указывает на дом:

– Зайдешь ко мне?

Идея не самая удачная, и мне стоило бы так и сказать, но я чувствую странное безумие, охватившее меня в ту минуту, когда я надел ей рубиновое кольцо на палец и поцеловал ее. Я не хочу и не могу уйти, Поппи словно околдовала меня:

– Да.

В гостиной я напряженно присаживаюсь на самый край кушетки, точно кот, готовый сорваться с места при любом звуке. Я чувствую себя школьным шалопаем, которого вызвали в кабинет к директору на взбучку. Но мои грехи не ограничиваются дракой в коридоре или прогулянным уроком. Они куда серьезнее. Я вор, я драчун, я способен расквасить нос какому-то повару просто чтобы получить то, что мне нужно. В данный момент не важно, что он заслужил это и что Хуан Пабло обошелся бы с ним куда круче. Все равно мои поступки многое говорят обо мне. И я лжец – Поппи даже не представляет себе, как далеко простирается моя ложь.

Поппи прислоняет клюшку для гольфа к стене под доской с заметками и садится рядом со мной.

– Извини меня, – сам не зная почему, я внезапно ощущаю себя полным дерьмом.

– За что? Ты же не виноват, что Дианы Николс не было дома. – Поппи не понимает, в какую темную глубокую пропасть нырнула сейчас моя душа.

– Я не про это. – Я опускаю голову и вздыхаю, не в силах встретить ее взгляд. Не хочу увидеть там осуждение. Понимаю, что заслужил его, но не хочу, чтобы это воспоминание преследовало меня снова и снова. – Извини, что украл твой ноутбук. Это не входило в план. Я просто делал свою работу.

Мысленно я подыскиваю слова, которые объяснили бы случившееся, но скрыли от Поппи все убожество моей души. Сам не знаю, чего я ищу: прощения, покоя или возможности забыть. Что-то в глубине моей души тянется к этой девушке. Рубин на ее пальце словно дразнит меня чем-то желанным и несбывшимся.

Поппи кладет руку мне на плечо, осторожно поглаживая меня через ткань футболки, и я тяжело вздыхаю, понимая, что ничем не заслужил ее доброту, но не в силах отказаться от ее прикосновений. Я так давно не сталкивался с мягкостью, с подобной щедростью души. Понимаю, что это делает меня мерзавцем вдвойне, но я никогда и не претендовал на иное звание.

– Не знаю, почему ты занимаешься своим ремеслом, Коннор, но ты хороший человек.

Ее слова – удар под дых. Как она может думать подобное после всего, что случилось? Мне придется продемонстрировать ей, что все совсем не так, иначе рухнувший карточный домик погребет ее под своими обломками. А он непременно рухнет.

В полном отчаянии я пытаюсь выложить последние карты, всю уродливую правду, которая позволит мне оттолкнуть Поппи:

– Я был еще подростком, когда пошел по кривой дорожке. Ты же видела мой дом и семью. Там были правила, которые следовало соблюдать. Правила семьи, правила общества – я просто ненавидел все это. Что носить, что говорить, как улыбаться, даже если каждое твое слово сочится ядом. Все это было фальшиво и бесполезно. И я бунтовал против всего этого. Вначале просто делал всякие глупости.

Рука Поппи замирает, но она не убирает ее с моего плеча:

– Какие глупости?

– Я тайком убегал из дома, просто чтобы побыть на свободе и чтобы меня не поймали. Никому ни разу не удалось засечь меня. Потом я начал пить, курить, употреблять наркотики, и вообще делать все, что могло позлить моих родителей. Что угодно, лишь бы заставить их обратить на меня внимание. Я хотел одного: чтобы во мне видели личность, а не полезную собственность семьи, игрушку, которой можно хвастаться перед важными людьми. Но родители даже не заметили этого. Тогда я начал воровать, лазить по карманам…

Я встряхиваю головой, вспоминая, каким неуязвимым казался сам себе в те дни:

– Я ловил кайф от всего этого. Я жил ради того, чтобы обойти правила, чтобы иметь возможность показать миру фигу. Мне не было никакого толка от правил, и мир вокруг казался помойкой. Сперва я сбывал украденное друзьям и знакомым, но потом обо мне узнали и стали предлагать разные дела. Как это ни смешно, мне казалось, что жизнь удалась, что мне многого удалось добиться. Люди стали замечать меня, и я думал, что это успех.

– Понимаю.

– Я кайфовал от того, что без проблем провернул очередное дело, и с каждым разом рисковал все больше. И вот тут я увяз всерьез. Поппи, я очень хорош в своем деле. И я явно не смогу сидеть целый день за компьютером, писать отчеты, заполнять формы, и все в таком роде. Но то, что я хорош в выбранном деле не означает, блин, что я хороший человек. Сколько бы добра я ни сделал, оно никогда не уравновесит все плохое, что я натворил.

Должна же она наконец понять, что я за человек. Она не может не догадаться.

Но вместо этого Поппи запускает пальцы в мои волосы и легонько царапает мою шею:

– Я вижу, что ты хороший парень.

Я невесело усмехаюсь:

– Ты глухая? Ты что, не услышала ничего из того, что я сказал?

Блин, я никому еще не рассказывал о себе столько, сколько теперь знает Поппи.

Но даже все мои секреты, лежавшие словно в темном колодце, в глубине моей души, не пугают ее. Она упряма, как ослица. Поэтому я выкладываю напрямик:

– Послушай, если ты хочешь, чтобы у тебя была хорошая и счастливая жизнь, которую ты заслужила, – беги от меня. Отворачивайся и беги каждый раз, когда увидишь меня. Потому что хуже всего то, что я жадный мерзавец, и я не в силах отказаться от тебя.

Поппи поднимает мое лицо, чтобы заглянуть мне в глаза. В ее собственных глазах стоят слезы, но в голубой глубине блестит сталь:

– Слушайте меня, мистер. Я имею право злиться на тебя, как никто. Но я знаю все, что ты мне рассказал – и все равно пригласила тебя в мой дом. Потому что мне видно то, в чем ты не можешь себе признаться то ли от страха, то ли от боли или стыда. В твоем сердце по-прежнему есть добро. Ты стараешься исправить то зло, которое сделал в жизни. Был бы ты самым раздерьмовым говнюком, тогда другое дело. Но ты не такой. Тебя же беспокоит, что я в такой панике? Правда?

– Раздерьмовым? Такое слово вообще существует?

– Правда? – настойчиво переспрашивает она, сильнее сжимая пальцы на моем подбородке.

Чувство самосохранения у Поппи отсутствует напрочь, и она не принимает в расчет, что я с трудом удерживаюсь на самом краю. На краю чего? Я и сам не понимаю, знаю только, что меня распирает от бурлящих внутри чувств.

– Правда, – с неохотой отвечаю я.

– И ты мне поможешь, правда?

– Я постараюсь, но ты делаешь все возможное, чтобы вляпаться в неприятности. Типа кражи со взломом и нападения с применением оружия, – шучу я в последней попытке хоть как-то уменьшить эффект от того, как Поппи небрежно вычерпывает мою душу ржавой ложкой.