Невеста по найму

– Да я не о том!
– воскликнула Дуся.
– Я поступила гадко! Гадко, низко, заштампованно, понимаешь!

– Нет.

– Ох, - вымолвила Землероева и встала, прошлась перед сидевшим на кровати шефом.
– А вот Васильевич сразу понял. И мне сказал: «Злая ты, Евдокия». Злая. И он был прав. Тысячу раз прав!

– Да в чем он прав-то?!
– Слегка обиженный реакцией Евдокии на отлично выполненное поручение, Паршин удивленно глядел на девушку.

– Я пошла по штампам, - раздосадовано каялась напарница и бродила по комнате, огорченно потирая руки.
– Я заштампованная столичная штучка, понимаешь? Пошла по шаблону - раз девушка из провинции, из небогатой семьи, красотка, то значит, - известное дело!

– эскортом промышляла! По саунам ходила!
– Дуся расстроено присела на табуреточку, сгорбилась.
– Стерва я столичная, Олежка. Гадюка.

– Что?!

– Что слышал - стерва и гадюка. Розыскная собака с трафаретными мозгами!

– Так ты хорошая собака, - попробовал Паршин склонить в шутливый тон, поскольку знал, чем у Евдокии самобичевание кончается: исконно русскими вопросами и тоской. - Ты, Дуська...

– Я пальцем в небо целилась, Олег!
– перебила Евдокия.
– Я отыграться захотела! Найти комок грязнущего белья! Нашла, - сыщица печально усмехнулась, - почти профессионально. Я злая заштампованная стерва, Олежка. Все знают - только гадкий человек вечно думает о людях гадости. А Николай Васильевич... он - мудрый, добрый...

– Ну-у-у, пошло-поехало... Пепла голову посыпать - принести?

– Обойдусь, - грубовато, все еще переживая о том, что подумал о ней хороший мудрый диверсант, буркнула Землероева.

Олег расстроено смотрел на девушку. Он думал, что период самобичевания у сыщицы уже прошел, на памяти Олега Дуся взбрыкивала пару раз и последний кризис произошел примерно год назад. Тогда Землероева всерьез подумывала завязывать с сомнительным ремеслом, заводила с шефом душеспасительные разговоры: «Олег, а ты не думаешь, что мы занимаемся гадким делом, а? Следим, подслушиваем, подглядываем, не хило на чужой беде зарабатываем?..»

Паршин тогда уже знал, что у Землероевой существует чисто русская привычка - ковыряться пальцем в душах и придаваться сомнениям. Повел себя терпеливо:

– Залезь-ка ты, Дуська, в Интернет и набери в поисковике «мутизм», - предложил Олег.
– А пока не набрала, кратко информирую. Мутизм, Дуська, - это временная утрата дара речи. Она возникает у человека при обиде, сильном шоке, других психологических встрясках. Человек, подверженный мутизму, не может говорить с обидчиком или собеседником, просто поднявшим на него голос. Он замыкается и молчит, как проклятый. Даже если очень хочет поговорить о том, что его волнует, - замыкается и в лучшем случае мычит и мямлит. И как ты думаешь, Дусенция, что должен делать человек, не умеющий грамотно построить разговор? Он знать не знает о своем расстройстве, он приступает к разговору, а дальше - ни тпру ни ну. Бестолочь одна.

– Не понимаю, при чем здесь наш промысел.

– А притом, что человек, не способный к разговору, может окончательно сбрендить и натворить дел. Он замкнется, черт-те чего накрутит... А дальше что? Мордобой? Суицид? Развод при самом слабом случае или убийство, если вовсе перемкнуло?
– Паршин тогда выдержал длительную паузу, внимательно поглядел на Дусю и кивнул: - Наименьшим злом будет визит в нашу контору. И причем хочу заметить: ты не задумываешься о том, почему клиенты конкретно к нам косяком идут?

– Мы не химичим, не подставляем...

– Не шантажируем, - вместо Евдокии подвел черту начальник.
– Мы, Дуська, делаем доброе дело - выручаем людей. Помогаем им избавиться от подозрений или убедиться, что рядом с ними находится подлый индивид, двурушник. И если ты сейчас нос презрительно наморщишь и поднимешь лапки, то эти бедолаги пойдут к... к Диме Пучкову, например. А слышала, чем недавно закончилось одно расследование Пучка?

– Его какая-то тетка чуть не пристрелила.

– Вот.
– Паршин значительно задрал вверх палец.
– Пучок тетку и ее любовника жестко на бабки выставил, а когда они платить перестали, всю дезу слил их половинам.

В итоге после всего сказанного Паршиным Дуся малость возгордилась. И перестала постоянно морщить нос при запахах чужого исподнего.

Как оказалось нынче, на чужую гнусность Евдокия перестала реагировать, но перестроилась на собственные рельсы. «Без комплексов, видать, не может», - расстроился Олег.

– Что будем делать?
– спросил бывший полицейский унылую напарницу.
– Информация ведь - в масть. Терезу надо разматывать.

Евдокия грустно хмыкнула:

– Разматывать отрез фланели. Ты, Олег, нарочно меня дразнишь?

– Да нет. Говорю так, как привык. Удивляюсь только, куда у тебя весь пыл пропал. Обычно несешься, что тот паровоз - на всех парах, не остановишь.
– Паршин присмотрелся к Евдокии, пыла так и не увидел, проговорил: - Понимаю. Вспомнила о Васильевиче. Распереживалась, что тот плохо о тебе подумал, и решила, будто он прав на сто процентов, а оправдаться здесь же и сейчас невозможно... Но хватит, Дуся, нюни разводить. Пора работать.

Евдокия подняла на шефа удивленные глаза: какой, однако, прозорливец! Все увидал, все разглядел, вывод сделал правильный, тон верный подобрал - дал слабенькую оплеуху и мозги поправил.

– Нам надо решить, как использовать полученную информацию, - деловито продолжал Олег.
– Придержать ее и приглядеться? Или надавить и размотать? Ты, Евдокия, здесь больше в теме, так что предлагай.

Евдокия встала с табуреточки, прошла до окна и заговорила, глядя на готовящийся к ночи сад.

– Когда я собиралась ехать сюда, то не сказала Миронову всей правды, Олег. Саша не тот человек, с которым хочется и нужно делиться ощущениями. Тебе скажу.
– Дуся повернулась к Паршину.
– Во время разговора с тем самым хорошим человеком, как только я узнала о Доброжелателе, у меня вдруг мелькнула мысль: «Обаньки! Так я же знаю кто он!» Я толком не успела эту мысль оформить, она промелькнула, а человек продолжал рассказывать интересные вещи, и я отвлеклась...
– Дуся расстроенно поглядела на командира.
– Олег, я отвлеклась! И мысль ушла.

– А ты уверена, что она вообще была?
– с прищуром произнес начальник, отметив, что напарницу оставила зеленая тоска.

– Уверена. Когда я была здесь с Васильевичем, то не знала о существовании Доброжелателя. Мы, Паршин, убийцу практически наощупь искали. Но как только хороший человек добавил в портрет убийцы конкретики, у меня чисто рефлекторно сложился некий образ. Но я, Олежка, его потеряла. Отвлеклась и потеряла. Позже попыталась восстановить логическую и ассоциативную цепочку - не получилось. Решила: вот приеду в этот дом, обстановка подтолкнет воображение и память... Но пока - бесполезняк. Воображение молчит, интуиция безмолвствует, туман, туман...

Паршин, всегда любивший, когда Землероева начинала культурно выражаться, незаметно хмыкнул: Дуська в полной норме, раз пошла выписывать виньетки-кандибоберы.

– Хочешь, я Терезу размотаю?
– предложил начальник.
– У тебя там вроде не сложилось

– Еще чего! Фланель - моя. Женщина, попавшаяся на «горячем», с мужиком откровенничать не станет!

– Ой ли, Дуся?
– усмехнулся повидавший виды сыщик.

– Замяли, - отметая продолжение, произнесла подчиненная.
– К Терезе я пойду.