Невеста по завещанию

Дамиан окинул взглядом кровать. Посмотрел на меня – я почти сразу отвела глаза, – оглядел гонца, едва заметно скривив губы, затем перевел взгляд на царивший в комнате беспорядок, на который сама я прежде не обратила внимания. Мое платье – то самое, в котором я ложилась на постель, – валялось посреди комнаты. Слишком далеко, чтобы дотянуться… На полу, также в беспорядке, были разбросаны предметы мужской одежды – брюки, рубашка, плащ, пояс с прицепленным к нему кинжалом, сапоги… На спинке стула висел отвратительно пошлый женский чулок, полупрозрачный, сиреневого цвета, с цветком, вышитым в верхней его части. Брат-близнец этого чулка валялся на краю постели.

Я видела, каким пунцовым стало лицо Дамиана. Видела, как он сжал зубы, с трудом сдерживая гнев. Да, он сказал, что позволит мне завести любовника. Но ведь не так же. Не на глазах у всего замка. Не сейчас. И только с его ведома. А такой распущенности, такого предательства он не простит.

– Оставьте нас наедине с моей женой.

Голос Дамиана прозвучал сурово.

Слуги неохотно, с возобновившимся шушуканьем стали продвигаться к выходу.

– Что делать с этим? – мрачно спросил Эддингтон, кивая головой на гонца.

– Тащи в угловую приемную, – ответил Дамиан. – Вы там помогите. – Он даже не повернул головы, но дворецкий и Фредерик тут же подскочили к офицеру. – И глаз с него не спускайте. Даже не вздумайте упустить.

Служанки оживились и зашагали к двери более резво, поняв, что спектакль не окончился, а лишь переносится в другое помещение.

– Давай двигайся! – грубо обратился к гонцу Эддингтон. – Дать ему одеться? – Это он уже спросил у Дамиана.

– Да нет, зачем же? – бесстрастно ответил тот. – Пусть идет так. Во всей красе.

Не знаю, какие чувства испытал в этой связи мой мнимый (или не мнимый?) любовник, но в этот момент они меня мало волновали. Дверь, закрываясь, стукнула, словно молоток оглашающего приговор судьи. Мы с Дамианом остались в комнате вдвоем.

Я молчала и все никак не решалась хоть что-то сказать в свою защиту. Дамиан посмотрел на меня, затем снова оглядел комнату и поднял с края кровати сиреневый чулок.

– Твое? – осведомился он.

– Да откуда?! – возмущенно воскликнула я, вложив в этот возглас весь свой протест относительно сложившейся ситуации.

– Зря, – бесстрастно отозвался Дамиан. – Тебе бы пошло.

И, откинув чулок в сторону, сказал:

– Одевайся.

Он наклонился, поднял с пола платье и перебросил его мне. Для того чтобы одеться, пришлось сначала вылезти из-под одеяла, но в сложившихся обстоятельствах было не до стеснений. Дамиан отвернулся вполоборота; я постаралась натянуть платье как можно быстрее. Встала с кровати, засунула ноги в валявшиеся рядом туфли.

– Идем.

Дамиан подождал меня у двери, распахнул ее и вышел первым. Я последовала за ним. В коридоре было пусто: зрители уже переместились к месту второго действия. Я чувствовала, что объясняться бессмысленно, что наказание ждет меня в любом случае, независимо от того, что я скажу, и от того, как все происходило на самом деле. Я чувствовала это – и на место страха и смятения приходила злость.

– Прикажешь пороть меня плетью? – спросила я сквозь зубы.

Дамиан остановился как вкопанный, так внезапно, что я врезалась ему в спину. Он обернулся, одновременно делая шаг назад.

– Скажи, откуда у тебя берутся такие идеи? – осведомился он, качая головой так, словно находился под сильным впечатлением. – Сначала лошадиный хвост, теперь плеть? Признайся откровенно: в то время, как все нормальные девушки мечтали о принце на белом коне, ты рисовала в своем больном воображении мужа-садиста?

Дамиан снова зашагал по коридору. Я семенила за ним, мрачно бубня себе под нос.

Мое-то воображение тут при чем? Про лошадиный хвост он сам тогда говорил, а про плеть нас в пансионе учили. Нам ведь подробно рассказывали, чем чревата супружеская измена и как она карается.

Мы почти уже добрались до угловой комнаты, использовавшейся в качестве приемной, но, не доходя до нее нескольких шагов, Дамиан неожиданно открыл другую дверь. И знаком предложил мне войти. Я послушалась – а разве у меня был выбор? В комнате оказалось темно, но Дамиан пересек ее уверенным шагом и отодвинул в сторону одну из висевших на стене картин. Затем нажал на какой-то рычаг. В комнату сразу же ворвался гомон голосов, и я быстро сообразила, что это собравшиеся в соседнем помещении слуги бурно обсуждают события сегодняшнего вечера. Дамиан, опять-таки жестом, подозвал меня подойти поближе. Как оказалось, за картиной было проделано небольшое окошко, ведущее в соседнюю комнату – ту самую угловую приемную. Обычно оно было закрыто не только самой картиной, но и своего рода ставнем, сливавшимся со стеной. Поскольку здесь было темно, а с той стороны, наоборот, горели свечи, нас оттуда было не видно, в то время как приемная, напротив, была, как на ладони.

– Наблюдай.

С этими словами Дамиан вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

Я прильнула к окошку. От сердца отлегло, но лишь отчасти. Он мне поверил? Или просто пожалел? Да нет, если бы пожалел, зачем бы привел меня сюда? А между тем ставший уже привычным гул голосов резко оборвался, и я поняла, что Дамиан вошел в приемную. Вскоре его фигура действительно оказалась в поле моего зрения.

– Все здесь? – жестко прозвучал его голос. – Артур, закройте дверь.

Я знала, что Артуром звали Эддингтона. Дверь закрылась с громким стуком. И я отчетливо осознала, что в этот момент не только гонец, но и все остальные присутствующие должны были почувствовать себя грызунами, запертыми в захлопнувшейся мышеловке.

Дамиан остановился напротив гонца. Тот по-прежнему был абсолютно голым. Это заставляло меня сдвигать голову так, чтобы исключать из поля своего зрения некоторые детали. Дамиана же эти детали явно нисколько не смущали, поскольку, стоя напротив гонца, он еще некоторое время молча буравил его взглядом. Потом почти вежливо произнес:

– Присаживайся.

В приемной было достаточно стульев, но Дамиан специально указал гонцу на каменную скамью. Видимо, был не против, чтобы ответственные за предполагаемое преступление органы успели основательно пострадать за время разговора.

– Извини, поверхность немного холодная, – с издевкой в голосе добавил он. – Лето выдалось нежаркое.

Взяв себе стул, Дамиан уселся напротив гонца.

– Ну что ж, рассказывай.

– А… э… что же рассказывать, – сокрушенно опустил голову гонец. – Вы же сами все видели.

У меня зачесались руки открутить ему голову, а может быть, и кое-что еще – исключительно для последующего ознакомления с мужской анатомией в спокойной обстановке.

– А ты рассказывай подробнее, – подбадривающе кивнул виконт.

И что-то в его голосе заставило меня вспомнить, почему я так боялась его всего каких-нибудь несколько недель назад.

Опустив голову, гонец мялся, молчал, облизнул губы, поерзал на сиденье – впрочем, последнее, возможно, от холода.

– Я помогу, – «по-доброму» предложил виконт. – Как часто это происходило?

У меня все снова похолодело внутри. Значит, он все-таки мне не поверил…

– Один раз, только один раз, клянусь вам! – вскричал гонец, и по его интонации даже мне самой захотелось сделать вывод: врет. – Это произошло случайно, я, правда, не виноват, то есть я, конечно, виноват, но я не хотел! Не знаю, как оно вышло… Мы просто разговорились, слово за слово… Виконтесса рассказывала про свою непростую судьбу, что она вышла замуж по принуждению… Я ее пожалел. Но это никогда больше не повторится, даю слово чести!