Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Невеста снежного лорда
Шрифт:

— Думаешь, скажет? — с сомнением поинтересовалась Огни.

Громкий крик прервал наш разговор. Кричала Хелеса — в ее грудь со всей силы вонзил меч Лёкс. Эльфийка осела на пол и, рвано дыша, смотрела в лицо брату.

— Прикончишь?.. Или пощадишь? — с ненавистью прохрипела она.

И сделала попытку засмеяться. Но получился новый хрип и надрывный кашель.

В ужасе я видела, что рана смертельная. Вокруг тела Хелесы сгущалась тьма. Краски жизни покидали ее с каждой секундой, что меч пронзал ее грудь.

Лицо побледнело, а пот, выступивший на лбу, сверкал, как россыпь бриллиантов.

— После смерти

моей матери моли прощение у богов! — безэмоционально проговорил Лёкс, но я физически чувствовала, как трудно ему дались эти слова.

Как и следующее движение.

Затаив дыхание, он решился. Еще глубже всадил меч и сказал едва слышно:

— За мать. Умри, тварь!

— Аааа!!! — закричала Хелеса, и ее крик отскакивал от стен и удваивался эхом.

Она завалилась набок.

«Смерть! Смерть! Смерть!» — стучало в моих висках, и глаза окончательно заволокла кровавая дымка.

— Аааа! — кричала от боли я.

Вторила Хелесе, как вторит тот, кто разделяет твою боль.

Я чувствовала ее, как свою собственную. Невыносимую, режущую боль, пронзающую легкие, заставляющую окончательно прощаться с жизнью.

Такой всплеск силы я не могла перенести на ногах. Обморок пришел, как долгожданное спасение.

Глава 40

«Любовь — все, что у нас есть, чтобы помочь другому».

Платон

В сознание я вернулась рывком. Сделала вдох и распахнула глаза.

Надо мной был белый потолок. Запах свежести помог успокоиться и внимательнее разглядеть пространство вокруг…

В комнате царило утро, судя по солнечным бликам, раскрасившим стену напротив.

Меня ничуть не удивили подключенные приборы, кислородная маска на лице и больничная палата. Самая обычная, с гладкими крашеными стенами и довольно свежим ремонтом. С висящим на стене телевизором и пультом на полочке.

Вошла медсестра. Приветливо улыбнулась и спросила о моем самочувствии.

Я промычала в маску что-то нечленораздельное, медсестра мне кивнула, будто поняла. Достала шприц, ввела укол в катетер на руке и попросила не нервничать.

— Отдыхай, бедняжка! Хочешь, телевизор включу? Антенну вчера починили, три канала работает!

Я кивнула, и женщина даже помогла мне подтянуться и сесть. Она переставила капельницу поближе к изголовью и вышла за доктором.

Пока она где-то ходила, я успела посмотреть несколько сцен неизвестного американского фильма и снова заснуть.

Следующее пробуждение случилось к обеду. Доктор повторно осмотрел меня, теперь уже бодрствующую, и прописал постельный режим на несколько дней.

К вечеру приехала мама и долго плакала, сидя на стуле у моей кровати. Ни о чем не спрашивала, только просила не нервничать и поправляться. А еще рассказала, что сестра с Динкой уехали жить в другой город. И вообще, племянницу словно подменили.

— Такой чистюлей стала, ты не поверишь! Даже готовить научилась по интернету. Каждые выходные печет булочки… Хочет тебя угостить. Ждет, когда ты вернешься из своего университета…

Тут мама запнулась и снова расплакалась. Стала болтать какую-то чушь про погоду, про раннюю весну и что почки уже набухли.

— К восьмому марта, глядишь, и листочки появятся! — бормотала она.

А я кивала в ответ. Листочки — это хорошо. И весна — хорошо! Всяко лучше зимы и холода. Почему-то

воспоминание о зиме вызывало нервную дрожь и беспокойство.

Я была благодарна маме, что она ни о чем не расспрашивала. В кои-то веки проявила деликатность. Потому что сколько ни напрягала память, а вспомнить, почему я оказалась в больнице, не получалось.

Последнее четкое воспоминание было о том, как мусорила в квартире Динка. И я искренне порадовалась за племянницу, что она взяла себя в руки и изменила жизнь к лучшему. Всё-таки жизнь в грязи — это не жизнь!

Потом мама поцеловала меня в щеку и ушла, пообещав навестить в выходные. А я даже не спросила, какой сегодня был день, и какое число.

Мне это было безразлично. Как и то, чем кормили. Аппетита не было, желания пить компоты и зеленоватые смузи — тоже.

Мама сильно потратилась, поместила в частную клинику. Это я поняла по тому, как мне на обед и ужин предложили низкокалорийные десерты и молочные коктейли. Медсестра уговаривала покушать с таким рвением, будто от этого зависит ее зарплата. Когда я отказалась, она предложила посмотреть телевизор и покушать под него, но мне такой вариант тоже не понравился. Я поблагодарила её и отставила поднос на тумбочку.

Когда медсестра расстроено попрощалась и вышла, я в который раз порадовалась, что у меня была отдельная палата. Общаться с кем бы то ни было не хотелось.

Дни потянулись тоскливой чередой. Я спала, смотрела бездумно телевизор и изредка ела каши и пюре. В основном фруктовые. Встать мне разрешили на третий день. Пару раз в день я стояла у окна и смотрела на коричнево-серые заросли парка.

Мама приехала в субботу и привезла подарок к восьмому марта. Набор люксовой косметики, которую я с преувеличенным воодушевлением внимательно рассмотрела и даже попробовала — накрасила губы и сказала, что мне понравился запах.

На самом деле мне было всё равно. Апатия, поселившаяся в сердце, не проходила, а пустила длинные корни.

— В сам праздник я не приеду, если ты не против, — смущенно потупилась мама. — Меня пригласили на тренинг. Я впервые буду выступать. Два дня обучения, потом экскурсия в ближайший монастырь… Говорят, интересная программа. А мне как спикеру вообще всё бесплатно.

Смотреть на виновато красневшую маму мне было больно.

— Конечно, езжай! Такой шанс глупо упускать. Обо мне не беспокойся. Я ничуть не грущу. Мне здесь хорошо в одиночестве. Никто не зудит над ухом, не дергает. Хочу — отдыхаю, хочу — телевизор смотрю… Доктор сказал, что осталась неделя, и меня выпишут.

— Да, дорогая! — мама снова расплакалась. — Я потом тебе всё расскажу и фото покажу.

На том и договорились.

А по ночам мне снились сны. Странные и реалистичные. Будто надо мной склонялась голова женщины с ярко-рыжими кудрями. Она что-то шептала на незнакомом языке и вливала мне в рот лекарства. Каждую ночь разные.

А я лежала как неживая и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. И не могла открыть рот и спросить женщину, кто она и зачем приходит ко мне каждую ночь.

Несколько раз спрашивала персонал, проводят ли они лечение ночью и дают ли мне какие-нибудь лекарства. Но медсестры отвечали, что при поступлении, в первые три дня, так и было — мне кололи антибиотики и противомикробные средства. Но потом я быстро пошла на поправку, и ночное лечение отменили.

Поделиться с друзьями: