Невеста Стального принца

Но нужно, шерт побери, дождаться полночи, когда все это закончится, а там уже будет видно.

Во время пира Филиппа продолжила испытывать на прочность его терпение. Бесстыдно флиртовала с сидящим напротив нее графом де Вейтом, который пожирал ее таким голодным взглядом, словно за столом больше нечего было жрать. И ведь рядом сидели его наины, вот их бы глазами и облизывал!

Настроение продолжало катиться к шергам.

— Что с тобой происходит? — ворвался в его мысли голос д’Энгиена.

Друг сидел справа и, кажется, что-то ему рассказывал, но Мэдок не мог бы повторить и одного слова из сказанного хальдагом.

— Ты и раньше не радовал нас улыбками, даже по великим праздникам вроде этого, но сегодня у тебя просто зверское выражение. Кого убивать собрался? Надеюсь, не короля?

— Не искушай меня.

— Мэд, это всего лишь танец, — примирительно сказал Матис. — Подумаешь, покружил твою сиротку по залу. Зато девочке будет что вспомнить в старости.

Де Горту же, наоборот, хотелось скорее забыть об этом танце.

Оставить в прошлом Рейкерда и их затянувшуюся распрю. Но Рейкерд явно не хотел, чтобы о нем забывали.

Объявив о начале охоты, его величество решил продолжить… не иначе как рыть себе могилу. Вспомнил о древнем обычае, о ночи, которую с позволения супруги мог провести с чужой наиной.

Мэдок дернулся, когда стражники приблизились к Филиппе. Схватили ее, растерянную и побелевшую, и повели к выходу.

— Стой… де Горт! — зашипел ему на ухо Матис, вцепившись в плечо хальдага мертвой хваткой. — Не будь идиотом! Я кому говорю?! — добавил, цедя слова, почувствовав, как тот пытается вырваться и броситься следом за наиной. — Разве не видишь, именно этого он и добивается. Хочет вывести тебя из игры еще до ее начала!

— Ночь аморалии? Он это серьезно? — Герцог едва не сплюнул себе под ноги. — Уже давно надо было отменить этот бред!

— Вот когда станешь королем, тогда и упразднишь шергов закон. Но, если сейчас пойдешь предъявлять свои права на эту девушку и отбивать ее у Рейкерда, можешь забыть о троне и обо всем, к чему так долго стремился. Из-за девчонки? — Матис поморщился. — Разве какая-то наина, с которой ты, между прочим, едва знаком, того стоит? У тебя есть еще четыре. Всех не перепробует.

Мэдок ничего не ответил. Раздраженно дернул плечом и проследил за тем, как король и королева, взявшись за руки, покидают пиршественную залу.

Ублюдок и его змея.

Следом за правителем из зала начали выходить гости и придворные. Наины де Горта, перевозбужденные всем происходящим, в ажиотаже перешептывались, но под мрачным взглядом жениха примолкли и последовали за ним к выходу из каменной ловушки — королевского дворца.

Ночь аморалии… Об этой традиции уже давно не вспоминали!

Окунувшись в звездную морозную ночь, Мэдок почувствовал, как пламя в груди продолжает разгораться, и даже студеный холод не мог с ним справиться. Велев невестам забираться в кареты, хальдаг приказал Мороку следовать за ними, но тот не сдвинулся с места. Сидел на промерзшей земле, глухо порыкивая, отзеркаливая чувства и настроение своего господина.

— В карету. Быстро! — Его всемогущество добавил в голос стали, и псу пришлось повиноваться.

Герцог забрался в нее последним. Оглянувшись на дворец, скрылся в экипаже, не переставая проклинать монарха, шертов обычай и чувство беспомощности, которое сейчас им овладело.

Матис прав, он не может рискнуть всем ради малознакомой девушки. Рейкерд по-прежнему власть в Харрасе, а бунт против власти может быть чреват исключением из состязаний. Именно этого от него и добиваются, именно этого от него и ждут: ошибки, импульсивного поступка, совершенной на эмоциях глупости. Он прекрасно это знает и понимает, как нужно поступить, — уехать и позволить Рейкерду осуществить свою месть.

Вот только Филиппа, эта не искушенная в придворных интригах девочка, не виновата в том, что несколько лет назад Мэдок лишил Рейкерда наследника, и не должна отвечать за его прошлое. И эта тварь, именующая себя королем, не должна ею обладать.

Картина, ослепляющей вспышкой промелькнувшая перед глазами: два обнаженных тела, сплетенные на смятых простынях, ее и Рейкерда… и де Горт, наплевав на голос разума, с силой постучал по крыше кареты.

— Останавливай!

Паулина и Марлен испуганно вздрогнули, а Мэдок, приказав вейру: «Оставайся здесь и охраняй!» — выскочил из еще не успевшего остановиться экипажа и бросился к следовавшей за ними карете Матиса.

— Отвечаешь за них головой, — велел он другу.

— Ты куда?.. Мэд! Вот идиот!!! — в сердцах выругался д’Энгиен.

Поспешно вышел из экипажа, хотя и понимал, что не стоит даже пытаться догнать хальдага. Если де Горт что-то решил, то от своего не отступится. Еще и врежет ему за попытку образумить.

Стальной лорд проводил собрата взглядом и пробормотал, качая головой:

— А ведь мог бы получиться хороший король.

ГЛАВА 14

Просторная спальня, как назло, будто уменьшилась в размерах — расстояние от дверей до меня Рейкерд преодолел за считаные мгновения. За эти самые мгновения он успел стянуть с себя свою антикварную одежку (к счастью, не всю, а только нарядный камзольчик), я же успела оглядеться в поисках какого-нибудь подсвечника. Запоздало вспомнила, что подсвечниками мне сегодня нельзя пользоваться, безнадежно вздохнула, морально настраиваясь на аморалию, и… едва не выпалила: «Что за фигня?!», когда Рейкерд, подойдя, набросил мне на плечи свой аналог пиджака.

— Вы вся дрожите. Может, камин плохо затопили? — Его величество покосился на пламя, с аппетитом пожиравшее обугленные дрова.

— Это я от волнения.

— И подозреваю, что от страха. Кого или чего вы боитесь на этот раз, леди Адельвейн?

— Вас, ваше величество, — призналась совершенно искренне.

— Разве я такой ужасный? — Тонких губ мужчины едва коснулась улыбка.

«Нет, просто женатый и старый», — пронеслось в мыслях, но вслух я делиться своими наблюдениями не стала. Уж лучше бить его величество канделябром, чем правдой.

Отринув мысли о канделябре и правде, сплела перед собой пальцы и смиренно замерла в ожидании аморалии.

— Вас страшит ночь со мной, — догадался проницательный наш.

— После благочестивой жизни в обители жизнь в Ладерре кажется мне… несколько необычной.

— Понимаю, — кивнул его величество и чему-то усмехнулся.

Скользнул по мне взглядом, пристальным и изучающим, но начинать аморальничать, к счастью, не стал. Вместо этого обошел столик, возле которого мы друг друга рассматривали (он меня с интересом и энтузиазмом, я его с опаской), и опустился в кресло.