Невеста
Шрифт:
Идеальная осанка.
Руки лежат на груди.
Длинные сухие пальцы касаются камеи, единственного украшения.
– Думаешь, мне что-то от тебя нужно? – поинтересовалась старуха, и мизинец соскользнул с кружевного плетения оправы.
– Нет.
– Лжешь. Ты… и она… тебе ее жаль, верно? Всем жаль бедную девочку… последняя нить… род прервется. – Губы старухи презрительно изогнулись. – Этот род уже прервался. Из-за тебя!
– Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
Старуха поднялась. Двигалась она медленно, но уже без той неловкости, сквозившей в каждом жесте напоминанием о почтенном возрасте. Да и Тора отчетливо
– Не понимаешь. Слишком тупа. Ограниченна.
– Извините, но я не намерена и дальше…
Ледяная ладонь легла на запястье Торы, прижимая к подлокотнику кресла.
– Думаешь, что ты победила?
Безумная.
И более безумная, чем Торе представлялось изначально. Но, вглядываясь в искаженные ненавистью черты лица, она не испытывала страха, скорее уж удивление. Неужели и сама Тора, поддайся она на уговоры Хильды, стала бы такой?
Нет, не сразу.
Год. Или два. Или двадцать… у этой женщины был нелегкий путь. Возможно, у нее имеется веская причина ненавидеть Тору, но это чувство разрушило саму женщину.
– Я думаю, что вы не в себе, – ответила Торхилд, глядя гостье в глаза. – Возможно, вам следует подняться и прилечь. Я распоряжусь, чтобы подали ромашковый отвар. Или вы предпочитаете иные травы?
Старуха зашипела.
А во второй ладони мелькнул клинок.
– Кровь за…
Тора стряхнула руку с запястья, перехватила вторую, вывернула, удивляясь собственной силе, заставляя разжать пальцы. Ненависть в бледных глазах старухи стала ярче.
– Я вас никогда прежде не видела. И надеюсь, что не увижу больше. – Тора ногой поддела клинок, отправляя его под кресло. – Мне следовало бы выставить вас из моего дома. Или запереть.
Сказала и поверила: это действительно ее дом.
С той минуты, как она впервые переступила его порог, еще не понимая, что останется здесь навсегда.
Ее дом и семья, которую Тора не позволит у себя отобрать.
Никому. И никогда.
Старуха не пыталась вырваться. И до чего же уродлива она была… А Хильда, как скоро она растеряла бы свою красоту? Зеркала знают правду.
– Но я не стану этого делать. Как не стану беспокоить моего мужа, которому вряд ли понравится то, что вы пытались меня убить.
Виттар придет в ярость.
И сделает что-то такое, что усугубит и без того непростую ситуацию. Король будет зол, узнав, что Оден сбежал от невесты. А если еще и с этой женщиной что-то случится… Нет, Тора справится сама.
– Я провожу вас в ваши покои. И там вы останетесь до завтрашнего дня…
Взгляд старухи погас.
Она позволила себя увести. Шла медленно, шаркая ногами, опираясь на руку Торы, словно бы изначально именно помощи и ждала.
– Он тебя бросит… – заговорила она лишь у своих покоев. – Сейчас ты красива, но пройдет время… немного времени, и красота исчезнет. Или надоест. И он найдет другую… или других. Мужчины непостоянны. Что будет с тобой?
Хильда тоже спрашивала об этом.
Тора не знала, что будет с ней, но теперь могла сказать, чего точно не будет: она не позволит ненависти и страху изуродовать себя.
– Тебя отошлют. С глаз долой. – Старуха скалилась, сдерживая не то смех, не то всхлип. – И забудут…
– Нет. – Тора открыла дверь.
– Надеешься на лучшее?
– Не надеюсь. Я знаю.
Виттар любит ее.
А остальное… Тора справится.
– Отдыхайте. Я пришлю к вам горничную. Может, все
же пригласить врача?Пожалуй, следовало запереть дверь на ключ.
Или предупредить Виттара. Он рассердится, узнав, что жена промолчала. Расстроится. И, наверное, что-то неладное почувствовал, если поставил у двери охрану.
Но Тора знала: бояться нет нужды. Та ненависть, которая живет в глазах старухи, бессильна. Слишком долго она пряталась.
Шептала.
Как Хильда когда-то. Но Хильда ничего не умела сама.
И старуха тоже.
Девочку жаль… но если завтра рассказать Виттару, не все, лишь кое-что… пусть передаст королю… тот не добр, но разумен. И не позволит, чтобы ненависть старухи уродовала Лунную.
Беспокойница-луна все же спряталась за тучи, и Тора задремала. Она не слышала, как вернулся муж, но почуяла его во сне и улыбнулась. Хорошо, когда он рядом.
А утром раздался крик…
Жаловаться на старуху не пришлось. Почему-то Тора совсем не удивилась, узнав, что ночью та упала с лестницы. И предпочла не заметить, как Виттар отвел взгляд.
Что ж, зато Лунная, как бы ни повернулось дело, получит немного свободы.
Осенние грозы приходят с востока.
Сползают по шершавым склонам гор, оставляя клочья туч в сизых ельниках предгорий. И уже потом, выбравшись на торные пути, щедро роняют холодную воду. Молнии же берегут. Да и силы тоже. Выплеснув первую ярость, они ударяются в слезы и сыплют, сыплют день за днем бисер дождя.
В дом же пробирается сырость.
Слуги, которым дозволено было вернуться, в спешке вынимают из каминов сухие букеты, композиции из перьев и белого газа, лент, ракушек… Их упаковывают в шляпные коробки и отправляют на чердак до следующего лета. А в каменных колыбелях рождается огонь.
Мне нравится смотреть на него.
Дождь словно бы жалуется. Я же сочувствую, пусть и не понимаю больше воду. Ответить тоже неспособна: лоза оставила меня.
Больно?
Нет.
Непривычно только. Я стараюсь не думать о том, вернется ли сила. Быть может, да. Быть может, нет. Я жива, и это ли не главное?
Жива и почти счастлива.
Есть дом. И брат.
Дракон.
Цветочное лото на троих – за Хвостика играем по очереди. Бочонки в холщовом мешочке перекатываются, стучат друг о друга, и, сунув руку, я стараюсь нащупать чайную розу. Только ее не хватает для победы. Брокк хмурится и пальцем грозит: ему нужны незабудки и тигровая лилия.
– Не жульничай! – Братец тянется, чтобы отобрать мешок, но я успеваю выхватить бочонок.
Сжимаю в кулаке.
И загадываю: если все-таки роза, то Оден сегодня появится… или завтра… послезавтра – самое позднее. Я так устала ждать. Верю. Знаю, что придет. Он ведь клялся и клятву не нарушит, но… дождь за окном. Осень. И почти месяц тишины.
Хоть бы слово написал…
Вначале ждать было легко. Я много спала и много ела, пребывая в каком-то умиротворенном, расслабленном состоянии, в котором просто не оставалось места сомнениям. Закрывая глаза, представляла себе, что Оден рядом. И присутствие его было таким явным, что сны получались легкими, акварельными.
Но слабость уходила.
А одиночество разрасталось. И в какой-то момент я возненавидела вечера за то, что чувствовала себя потерянной. Я сидела допоздна, но все равно приходила к пустой кровати, ложилась, закрывала глаза и говорила, что ждать осталось недолго.