Невеста

Она сидит на краю платка, из тех черных, разрисованных алыми маками или же розами, что так милы крестьянским девкам. Ее величество ныне сменила облик. Ей к лицу простая белая блуза и саржевая юбка, грубая, подчеркивающая девичью хрупкость. Вместо драгоценных камней на шее висят стеклянные бусы. Косы уложены короной, и цветные ленты, что спускаются по плечам, – чем не лоза перевоплощенная.

– А у тебя приземленные вкусы, если такое нравится, – заметила королева и повторила: – Садись, не испытывай терпение.

Оден присел на край платка. Бросил взгляд на руки, убеждаясь, что свободен. Королева небрежно бросила:

– Мир грез переменчив.

И не надо гадать, в чьей власти совершить перемену.

– Правда, маленькие девочки очаровательно наивны? И так похожи… все верят в любовь. И в то, что если уж суждено влюбиться, то это навсегда.

– Не трогай ее, пожалуйста.

– Почему? – Она потянула за ленту, и косы упали на плечи, темные, тяжелые.

Оден помнил, что на ощупь они похожи на змей.

– Это лишь твое больное воображение, дорогой, – заметила королева. – Ты меня несколько… демонизируешь.

– Причины есть.

– Неужели?

Странный разговор и странный мир. Оден не удивляется, когда в подставленный королевой кувшин льются небесные туманы, чтобы превратиться в молоко.

– Скажи, зачем ты пришел на Перевал? Точнее, не ты – вы… – Она разлила молоко по глиняным кубкам. – Будешь?

Отказываться было бы неблагоразумно.

Да и пожелай она отравить Одена, неважно, во сне ли, наяву, давно бы сделала.

– Именно, – согласилась королева, передавая некрасивую, кривовато обожженную посудину.

Оден постарался взять так, чтобы не прикоснуться к белым пальцам Мэб.

– Десять лет тому граница проходила по ту сторону гор… двадцать – за рекой… тридцать… да и мне ли рассказывать, ты же неглуп, ты сам все понимаешь.

Война началась давно, тихая, подспудная, состоящая из пограничных стычек, которые чаще всего заканчивались поражением альвов. И постепенно, год за годом, граница подползала к горам. А потом и Перевал, узкая расщелина в каменной плоти скал, соединяющая обе стороны мира, перешел под власть Стального Короля.

– Тебе поручили Гримхольд и крохотную приграничную крепостицу? Тебе, Оден, второму по силе после короля?

– Мне нужен был отдых.

– И как отдохнулось? – Лукавая улыбка и по-прежнему мертвые глаза. – Отдыхают дома, Оден. Ты же хотел вернуться… но тебя попросили. Всего-то год… или полтора… больше никаких войн, раз уж ты устал от схваток. Просто навести порядок. И молодняк поучить.

– Что в этом плохого?

– Ничего, – согласилась королева. – Признай, вы ведь готовились нанести удар.

– Если и так, то я был не в курсе. В Гримхольде только гарнизон и стоял.

Из тех самых мальчишек, которых Оден учил. И должен был сберечь, но вместо этого заставил держаться, пока пробивалась к поверхности лютая дикая жила.

– Конечно, только гарнизон. – Королева склонилась над плошкой. Молоко она лакала. Мелькал длинный язык, и белые капли оседали на алых губах. – Пока только гарнизон… но вы тянули жилу. И Стальной Король лично явился ее закрепить. Сколько лет ей нужно, чтобы войти в полную силу? А там и отростки пустить под горами… за горы… я лишь ударила первой.

И проиграла.

– У нас был шанс. Пей.

Молоко не имеет вкуса. Наверное, Оден просто забыл, каким оно должно быть.

– Если бы у нас получилось пройти Перевал, мы бы победили. Ты дал королю время, а мой венценосный брат был достаточно умен, чтобы воспользоваться и временем, и предлогом. Перевал открыли с вашей стороны… спустя месяц. Всего-то месяц, Оден. Хочешь сказать, он не готовился к войне?

– Я не могу обсуждать действия моего короля.

Даже в безумном сне. Королева Мэб фыркает, отчего молоко разлетается клочками тумана.

– В этом ты весь, верный пес, готовый служить всегда и во всем… тебе и награды не нужно. С тебя хватит осознания, что ты исполняешь свой долг. Меня это в вас всегда поражало. Но не волнуйся, он тебя наградит. Объявит героем. Вручит медаль… или даже две… пожертвует земли за Перевалом, там на многих хватит. И закроет глаза на твою маленькую слабость, противоестественную, по мнению многих. Что хмуришься? Это ведь ты сказал, не я. Я лишь повторяю.

От молока мутит. И не молоко это вовсе – яд, пусть и не смертельный.

Нельзя глотать отравленные туманы.

– Это не яд, Оден. Это совесть. – Королева выливает последние капли в ладонь, позволяя катиться по синей ниточке вены. – Ты ведь сам все прекрасно понимаешь. Ей позволят существовать… где-нибудь на краю твоей замечательной жизни, так, чтобы твой героический образ не портила.

– Я не позволю ее обидеть.

– Неужели? Ну да… ты постараешься ее приручить. И у тебя получится, мы оба это знаем. Создашь сказку для двоих. Будешь поддерживать, пока не надоест. А когда надоест, Оден? Что с ней тогда станется? Для нее ведь все всерьез будет. Она не умеет отличать иллюзии от реальности.

Совесть ли, молоко ли, но тугой вязкий ком подступил к горлу.

– Зачем ты это говоришь?

– Хочу, чтобы ты задумался.

И отступил. Королева не стала разубеждать, но вытащила ленту из волос и подарила ветру. Тот подхватил, атласную, легкую, змеей скользящую над травяными покровами.

– Помнишь сказку о живой и мертвой воде? Вся вода рождается живой, но в мертвой больше силы.

– Поэтому ты убивала источники? Таких вот девочек, как она?

– А ты – мальчиков. – У нее всегда были ответы. – Когда отправлял на прорыв во имя короля. Жалел пехоту? Жалел… но жалость плохо уживается с долгом. И не было девочек, не было мальчиков, но были ресурсы. А еще цель, которая казалась достаточно великой, чтобы оправдать любые средства. Кстати, Оден… ты ведь и сам в какой-то мере ресурс. Главное ведь – не задумываться над этим, верно? Не задавать ненужных вопросов. Излишнее любопытство не простят даже герою… да и вообще мертвые герои куда как удобней живых. Там, куда ты идешь, понадобится сила… много силы.

– Я знаю, чего ты хочешь, но я не причиню Эйо вреда.

Еще несколько лент теряются в травах. И волосы, темные тяжелые волосы королевы рассыпаются, плащом накрывают узкие плечи. Даже руки прячутся в этих волосах. Она становится похожа на большую, мерзкого вида птицу, и белые ладони – те же птичьи лапы.

– У вас могут оказаться разные представления о том, что есть вред.

Она взмахнула руками, уже не руками – крыльями, с которых осыпались обсидиановые перья. Они полетели в лицо, целя в глаза, и Оден едва успел прикрыться руками.