Невеста
Шрифт:
Зубы клацнули. И на горле вожака остались длинные царапины.
А во рту появился гадкий вкус крови.
От обиды и непонятной горечи сознание почти вернулось. Тора поняла: сейчас ее убьют. Но вожак отпрянул и заскулил. Он смотрел на Тору с упреком, потом вдруг упал и принялся кататься, вытираясь о ковер, пытаясь избавиться от этого запаха.
А поднялся весь в перьях.
И сел, поглядывая на Тору искоса, потом вовсе отвернулся.
Так нечестно!
Он обвил хвостом лапы и запел. Сначала низко, утробно, но с каждой секундой – все выше. Голос его пробирал Тору, завораживал, манил подойти ближе. Она
Царапины еще не затянулись.
Тора нежно лизнула кровящую полосу. Ей жаль, что так получилось.
Она не стала убегать, когда песня оборвалась… и позже, когда мягкий нос коснулся уха. Ей было щекотно, смешно и уютно. Не страшно ничуть, хотя, конечно, краем сознания Тора понимала, что все происходящее – очень и очень неправильно.
Недопустимо даже.
Потом, много позже, она дремала, а ее вожак осторожно выбирал из шерсти пушинки.
И Торхилд чувствовала себя совершенно счастливой.
Глава 26
Трещины
Почему из всех возможных лиц – именно это?
Альвы вовсе не похожи друг на друга, пусть изначально Одену лица их казались одинаковыми. Но нет, это он узнал бы из тысячи.
Сколько раз он видел его?
Бессчетно.
И всегда – сквозь туман боли.
Нет, нынешнее – другое, еще не застывшее вне времени, не столь идеальное, опаленное солнцем и в чем-то детское.
То же самое.
Форма губ. Слегка длинноватый нос. Высокие скулы. Разрез глаз.
Ошибиться невозможно, пусть Оден и заставлял себя поверить, что ошибается, что просто запомнил плохо, ведь в яме темно, а в камере – больно. Но обмануть себя не получалось: у девочки в рубашке с чужого плеча было лицо королевы Мэб.
А еще светлые волосы, выгоревшие на макушке добела. Они обрезаны неровными прядками и на концах сохраняют исконный, чуть рыжеватый оттенок.
Запах вереска и меда, сшитый серебряной нитью.
Чересчур широкие, многажды латанные штаны, которые держатся на старом ремне. Пряжка еще тугая. Сапоги по колено. Голенища широкие, а ноги – тонкие, болтаются, что карандаш в стакане. И сумка норовит съехать с узкого плеча, опускается все ниже, ниже, и Эйо, раздраженно дернув плечом, подбрасывает ее. Сумка легкая, но Оден предлагал забрать, вот только…
…все разладилось.
Его рвало, выворачивало наизнанку, и безумие нашептывало, что избавиться от проблемы просто. Надо лишь убить. Сейчас. Пока девчонка не сообразила.
Она больше не нужна.
У Одена хватит сил спуститься в Долину… И разве он сам не желает отомстить? Она не королева? Допустим. Но сходство – само по себе приговор. Разве Одену не станет легче, если он убьет врага?
Ведь столько раз мечтал о том, как добирается до горла.
Сжимает руки. Давит. Душит. Ломает. Неважно, главное, что до смерти. И все будет именно так, как он себе представлял. Медленно и с наслаждением. А потом кошмары уйдут. Они уже ушли, потому что Оден избавился от метки. Осталось убрать это живое напоминание о королеве, и Оден будет совершенно свободен.
Разве не замечательно?
Нет.
Тогда у него получилось справиться с собой, но и только. Объяснить не сумел. Стоило открыть рот, как тот наполнялся тягучей слюной и желудок каменел.
Эйо ушла.
А он смог дышать. На четвереньках
добравшись до родника, умылся кое-как. Вода еще не давалась в руки, уходила, обиженная, чтобы выбраться чуть дальше, плеснуть в лицо холодом, словно пощечиной. Игры закончились.В тот день он забрался дальше, чем обычно, благо подвернулся свежий след косули. И сама она, беспечная, любопытная, верно не видевшая прежде существ, подобных Одену, позволила подобраться близко. Жаль, не было копья.
Но и камень при определенной сноровке – оружие.
Косуля, сбитая наземь, подняться не успела. Клинок вспорол ей горло, и Оден, склонившись к ране, пил горячую солоноватую кровь. Вкус ее был привычно отвратителен, но польза – несомненна.
Силы пригодятся.
Сердце было жестким. Печень знакомо горчила. И когда ком тошноты подкатил к горлу, Оден стиснул зубы: хватит. В конце концов, он не щенок, чтобы не справиться с собственным телом.
И то сдалось, приняв еду.
Но не Эйо.
Эйо не исчезла, как того Оден опасался. Перенесла вещи, вытряхнула на плащ содержимое сумки и с задумчивым видом перебирала сухие стебельки трав.
– Ты? – Она растерла серо-зеленый лист и обернулась.
Зачем она обернулась?
Если со спины… если лица не видеть… если бы вообще не видеть…
Кажется, Эйо поняла, пожала плечами и вернулась к бессмысленному занятию. Оден сам раскладывал костер и жарил мясо, вместо соли посыпая пеплом. А лист лопуха – чем не блюдо.
Подходил осторожно, боясь не столько ее, сколько себя.
Поставил еду на землю.
Коснулся плеча.
И отпрянул прежде, чем она обернулась вновь.
– Знаешь, – Эйо заговорила под вечер, наверное, надоело в сотый раз вещи перекладывать, – мне кажется, нам лучше разойтись.
– Нет.
– Я покажу, как спуститься в Долину. И дальше ты справишься.
– А ты?
Сложно разговаривать, сидя к кому-то спиной. А дым костерка мешается с таким родным запахом, который манит подойти ближе.
– И я справлюсь.
– Время… – Оден не собирался ее отпускать, во всяком случае, пока не убедится, что она в безопасности. – Дай мне время. Пожалуйста.
Четыре дня. И четыре ночи. Спать она устраивается отдельно, закручивается по самую макушку в старый плащ, тот самый, из деревни, и засыпает почти мгновенно.
Беспечный родничок.
Без нее плохо. И Оден подбирается настолько близко, насколько это возможно. Не потревожив сон, он ложится рядом и закрывает глаза. В темноте все по-прежнему.
А рассветы он начинает ненавидеть.
Страх причинить ей вред заставляет просыпаться за миг до того, как небо начинает светлеть. Уходит, перекинув второй, нагретый за ночь плащ. В предгорьях прохладно, и Эйо под утро сворачивается калачиком, пытаясь сохранить остатки тепла.
Она все понимает, но ни о чем не спрашивает.
Просыпается.
Складывает вещи. Идет. И терпит присутствие Одена рядом. Сегодня Эйо подобралась к Долине.
– Дорога там. – Она остановилась на краю холма и уперлась руками в колени. Сумка соскользнула. Ветерок взъерошил светлые волосы, обнажая полоску загоревшей кожи на шее. – Сегодня спустимся, а завтра уже и до деревни доберемся. Здесь много деревень.
Эйо не говорит о том, что будет дальше.
Долина. Патруль, который в подобном месте просто-таки обязан быть.