Невиданное

Полицейские собрались вокруг чернокожего мужчины на дороге. Кажется, офицер собирался ударить его дубинкой, но что-то остановило его.

Из темноты начали выходить люди, появляясь один за другим на краю красно-синего светового круга, чтобы поддержать избиваемого мужчину. Некоторые держали на руках своих детей. На многих из них я видела что-нибудь желтое. Они стояли, молча, кольцо темнокожих лиц, горестные и решительные.

Кажется, полиция пришла к какому-то негласному соглашению. Мужчину подняли и усадили на заднее сидение полицейской машины. Кольцо наблюдателей немного расступилось, чтобы дать им проехать.

***

Я держала папу за руку, когда мы гуляли вдоль причала на Спа Крик. Моряки и портовые рабочие бросали свои дела, чтобы поздороваться или кивнуть папе. Папе принадлежали оба корабля, пришвартованные здесь, и много других. Он был боссом их всех.

А также слащавого мужчины, который шел рядом с нами, мистера Каррутерса. Мне не нравился мистер Каррутерс.

— Продали уже дюжину по самой высокой цене, — сказал мистер Каррутерс с таким видом, как будто папа должен был его похвалить. — Остальных готовим для аукциона. При переходе потеряли двадцать три. Все еще…

Папа поднял руку, остановив его. Он открыл книгу, которую нес под мышкой. Своим красивым почерком он внес аккуратные записи. Мне нравился папин почерк — как виноградная лоза, растущая и завивающаяся на бумаге.

— У нас все еще остается восемьдесят семь мужчин, семьдесят одна женщина и двадцать шесть детей в возрасте до пяти лет, — закончил Каррутерс. — Мы получим хорошую прибыль.

В конце причала, среди кучи ящиков и мешков, я заметила чуть съехавшую парусину. Я выпустила папину руку и подошла чуть ближе. Неприятный запах, исходивший оттуда, становился все сильнее по мере того, как я приближалась.

— Отойдите отсюда, — сказал мне мистер Каррутерс, но я лишь холодно посмотрела на него. Я не слушалась его указаний. — Простите, мисс, прошу прощения, но вам не понравится то, что вы там увидите.

Если бы это не был мистер Каррутерс, я бы его послушалась, но вместо этого, даже под бдительным взглядом папы, я быстро наклонилась и отбросила ткань.

— Милостивый Боже, — с ужасом выдохнула я и, сделав шаг назад, перекрестилась, чтобы отогнать зло.

Там лежала женщина-рабыня, раскинув конечности, ее лицо было избито и в крови.

— Теперь видите, мисс. Вам стоило меня послушать. — Мистер Каррутерс был рад видеть мой испуг. — Эта мертва, капитан Добсон, сэр.

— Я видела, как одежда шевелится, — сказала я, сузив глаза.

— Это все ветер, — ответил он.

Она вытянула руку, ее пальцы прикоснулись к моему ботинку. Опухшие глаза чуть приоткрылись, и я увидела, что она увидела меня. Ее губы дрогнули, и она едва слышно пробормотала, так что я едва смогла разобрать.

— Дии-да-ра, — произнесла она. Мое имя.

Она прикоснулась к моему ботинку, она знала мое имя.

— Я хочу ее, папа, — заявила я.

— Дейрдре, — я найду для тебя здоровую девушку, улыбающуюся здоровую девушку, — попытался уговорить меня папа. — Этой мы уже не сможем помочь.

— Я хочу ее, — сказала я, топнув ногой. Папа вздохнул и согласился.

Они погрузили ее на импровизированные носилки в задней части нашей лодки. Когда мы прибыли домой, я велела Авессалому хорошо с ней обращаться и, улыбнувшись, он сказал мне, что будет. Я настояла, чтобы ее отнесли в маленькую комнату рядом с моей.

— Я хочу убедиться, что с ней будут хорошо обращаться. — Папа вздохнул и согласился и на это.

Глава 7

Я проснулась, преследуемая образом той женщины в доках. Мне было стыдно за своих предков-работорговцев. У одного из них была дочь по имени Дейрдре. Странно, что мне приснился такой детальный сон о ней.

Почистив зубы и причесавшись, я направилась к лестнице. Прямо перед балконом я заметила прямоугольник солнечного света, которого там не должно было быть, — кто-то снова оставил открытой дверь в комнату Капитана. Я была раздражена. Я уже не могла сосчитать сколько раз я просила не оставлять эту дверь открытой.

Бодрыми шагами, которые, однако, становились все медленнее, я зашагала в сторону открытой двери. Во мне росло неприятное чувство нарушения границы, чувство того, что я не должна идти дальше. Я остановилась в проеме и заглянула внутрь.

Капитан был одним из моих предков-рабовладельцев, который женился на девочке из моих снов. Комната каким-то образом была подходящей для работорговца. Она была абсолютно мужской, в темно-зеленых и винно-красных тонах. Над камином висела картина с изображением корабля во время шторма. Стены были увешаны коллекцией мечей, сабель и ятаганов, собранных со всех уголков света. На каждой плоской поверхности стояли резные украшения — зубы убитых китов, вырезанные моряками, охотившимися за их жиром.

Я в нерешительности стояла, желая закрыть двери, но мне не хотелось дотрагиваться до них. И потом я услышала глухой стук, как будто бы исходивший из середины комнаты. Потом он снова повторился. Метал по дереву.

Стук.

Я передумала. У меня не было ни малейшего желания заходить внутрь, чтобы дотянуться до дверной ручки. Я оставила дверь распахнутой.

И отправилась к лестнице. Но какое-то движение привлекло мой взгляд. По ковру бежал золотой паук. Это была Добрая Матушка. Она забежала под дверь соседней спальни.

Меня передернуло и слегка затошнило. Я ненавидела любых жуков и остальных ползучих тварей, а Добрых Матушек ненавидела больше всего. Они были ядовитыми, их укус никогда не излечивался полностью. Я была примерно в возрасте Сэмми, когда впервые увидела этого паука. Мы с Джексоном собирались пошлепать по лужам на дороге перед Домом Эмбер. Я нашла свои сапоги и просунула руку внутрь, чтобы убедиться, что туда не засунут носок. Мои пальцы задели какие-то похрустывающие соломинки, которые я начала вытягивать наружу, когда Джексон прокричал мне, чтобы я бросила сапог. Он ударился об пол, из него выкатилась Добрая Матушка. Я до сих пор помню тогдашнее чувство отвращения, когда я наблюдала, как она пытается убежать, таща за собой сломанные лапки, пока Джексон не раздавил ее своим башмаком.

Если я позволю этому маленькому чудовищу убежать, то, возможно, когда-нибудь, я найду его в своем ботинке, или, что еще хуже, в ботинке Сэмми. Я сняла тапочек и заставила себя открыть дверь, под которую она убежала.

Комната тоже была одной из тех, куда я редко заходила. Она была достаточно бедной, по сравнению с остальными в Доме Эмбер — кровать, комод, распятие над кроватью, картина с изображением двух детей. Комната всегда была холодной для меня, может быть потому, что в ней было так мало мебели. Никто ей не пользовался, шторы всегда были задернуты.