Невидимые знаки

Она обратила внимание.

Она все поняла.

Она догадалась, что я ни на что не гожусь. Я тот, в кого не стоит влюбляться. И уж точно не тот, с кем можно заняться сексом.

Она видела, что от меня одни неприятности. И я, черт возьми, не мог винить ее за то, что она сбежала.

Вот и все.

Неважно, как долго мы жили на этом острове, по крайней мере, я знал свое место.

Я был ее другом.

Я буду защищать ее, заботиться о ней, ее нуждах, и делать все возможное для детей и нашего будущего.

Но ничего другого я сделать не мог.

С этого момента желание и похоть были под запретом.

Я отказываюсь жить в райской ловушке с женщиной, которая не хочет меня.

Мое сердце не выдержит этого.

Мое тело не выдержит этого.

Надежда, за которую я по глупости цеплялся, умерла.

Любовь — сложная сущность.

Любовь — самый страшный недуг, который только можно представить.

Я перестала быть собой.

Любовь изменила меня.

Я несчастна.

Любовь погубила меня.

Меня больше нет в живых.

Любовь убила меня.

Я не дышу.

Любовь поглотила меня.

Взято из блокнота Э.Э.

…

СЕМЬ НЕДЕЛЬ

Я СЧИТАЛА КАЖДУЮ минуту каждого дня в течение двух недель — ждала, ожидала, надеялась, что Гэллоуэй утратит вежливую любезность и потребует другого ответа на свой вопрос.

Но он так и не сделал этого.

Секрет о поедании листьев висел на моей душе, словно железные кандалы. Я хотела рассказать ему, что сделала. Хотела поделиться хорошей новостью о том, что у меня не было никаких побочных реакций. Моя пищеварительная система приняла островной салат, и у нас может появиться еще один источник питания.

Однако, поскольку эксперимент нужно проводить снова и снова, чтобы убедиться в правильности результатов (и потому что я не доверяла первому успеху), я снова съела листья.

И снова.

В промежутке между днями поедания листьев я провела еще четыре теста на царапины с разной листвой. Из четырех только две опухли. Аллергия была болезненной и скорее жгла, чем чесалась. Самый последний тест был сделан на растении с большими листьями, похожими на лилии. Я почесывалась, но, когда съела лист, меня сильно затошнило. Острый привкус горького железа преследовал меня в течение нескольких дней, и только из-за внезапного приступа беспомощного гнева я схватила растение, вырвала его из почвы и обнаружила трубчатую культуру внизу.

Это было знакомо... как сладкий картофель или...

Поглаживая грязный корень, я вспомнила: таро (прим. пер.: Таро — главный конкурент картофеля в мире. Обычно его называют таро или корень таро). Я отбросила его, вспомнив, что он ядовит, если неправильно приготовлен. Я не знала, как его готовить и не хотела рисковать... а вдруг он окажется основным продуктом питания, как картофель? Клетчатка и углеводы будут очень кстати для нашего рациона.

Я хотела рассказать Гэллоуэю. Хотела услышать его мнение.

Но не могла.

После последнего теста на царапины я скрывала от него, чем занимаюсь, и делала надсечки на другом месте, чтобы продолжить тестирования. Мой выбор пал на бедра. Тонкая кожа, легко раздражаемая и скрытая от глаз.

Я не снимала футболку и шорты в течение двух дней, пока не прошел отек.

На прошлой неделе я съела еще один немного более плотный лист, проверяя гипотезу от начала и до конца. Если не считать небольшого спазма в кишечнике, все было в порядке. Однако этого нельзя было сказать о другом образце, который был за несколько дней до этого. От него внутренности скрутило мучительной болью со спазмами.

Несколько дней я испытывала слабость, и изо всех сил старалась скрыть недуг от детей и Гэллоуэя.

Каждый день мы ели моллюсков и кокосы, запивая все дождевой водой, и каждый день я хотела принести прошедшие тест листья и таро и рассказать о новом компоненте в нашем меню.

Но что-то меня останавливало.

Я хотела все перепроверить, чтобы убедиться в безопасности моих находок. Я хотела быть подопытным кроликом, чтобы, когда раскрою свои исследования, у Гэллоуэя не было выбора, кроме как принять их.

Я ужасно боялась возвращаться в лагерь в ту ночь, когда объявила ему свое окончательное решение. Я не возвращалась так долго, как могла, вернулась, опустив глаза вниз, испытывая чувство вины.

Но он не накинулся на меня с требованиями объяснить, почему отказала ему. Он не кричал, не вопил. Просто улыбнулся, когда я положила поленья в камин и скользнула в постель. Дети уже вернулись, Пиппа крепко спала, накинув на плечи мою пуховую куртку.

Коннор помахал рукой, когда я легла, и послал воздушный поцелуй, желая спокойной ночи.

Я поймала его, забаррикадировав душу от боли.

Я не осмеливалась взглянуть на Гэллоуэя, но, когда лежала, уставившись на звезды, он прошептал:

— Друзья, Эстель.

Вместо того чтобы почувствовать облегчение, мое сердце разрывалось от боли, я смахнула слезы.

— Друзья, Гэллоуэй. На всю жизнь.

После перемирия мы продолжили жить своей жизнью. Коннор стал лучше владеть копьем, и за две недели ему удалось поймать три рыбы. Первой была яркая рыба-попугай, которой едва наелись дети, она была костлявой, в ней было мало филе. Второй была серебристая тварь с шипами, от которой у Гэллоуэя пошла кровь, когда он ее потрошил. А третья была самой крупной — разновидность рифовой рыбы, названия которой я не знала, но на вкус она напоминала океан, а при варке превратилась в хлопья.

Последние несколько вечеров Коннору не удавалось добиться успеха, и мы опять вернулись к моллюскам и кокосам (наша версия риса и курицы). Тем временем я работала над другим проектом, чтобы занять себя.

У нас по-прежнему не было жилья, и я уже дошла до предела, от того, что сплю на прохладном песке. Днем наше зонтичное дерево защищало от солнца, но ночью даже костер не мог превратить влажный песок в удобную постель.

Несколько недель назад я пыталась сшить одеяло. Посмотрев, как Гэллоуэй и Пиппа плетут льняные веревки, я изменила решение и сплела более крупные куски. Однако растительный материал оказался слишком плотным и негнущимся. В качестве одеяла он совсем не годился.