Невидимый

— Это мысль хорошая.

— А солома-то, сэръ. Если осмлюсь замтить…

— Не зачмъ. Если солома вамъ мшаетъ, поставьте ее въ счетъ.

И онъ пробормоталъ про себя что-то очень похожее на ругательство.

Стоя противъ мистрессъ Галль съ вызывающимъ и сдержанно разъяреннымъ видомъ, съ пузырькомъ въ одной рук и пробирной трубкой въ другой, незнакомецъ производилъ такое странное впечатлніе, что мистрессъ Галль просто испугалась. Но это была женщина ршительная.

— Въ такомъ случа я бы желала знать, сэръ, что вы считаете…

— Шиллингъ, поставьте шиллингъ. Шиллинга довольно?

— Будь по вашему, — сказала мистрессъ Галль, развертывая и разстилая на стол скатерть. Если вамъ такъ удобно, то, конечно…

Незнакомецъ отвернулся и слъ, закрывшись воротникомъ пальто.

До самыхъ сумерекъ проработалъ онъ взаперти и, по свидтельству мистриссъ Галль, большею частью, совершенно беззвучно. Но одинъ разъ послышался будто толчокъ, зазвенли бутылки, точно пошатнулся столъ, потомъ задребезжало стекло посуды, которую бшено швыряли объ полъ, и заходили взадъ и впередъ по комнат быстрые шаги.

Боясь, что что-нибудь не благополучно, и мистрессъ Галль подошла къ двери и стала прислушиваться, но постучать не ршилась,

— Не могу продолжать, — говорилъ онъ, какъ въ бреду, не могу продолжать! Триста тысячъ! Четыреста тысячъ! Какое громадное количество! Обмануть! На это можетъ уйти вся моя жизнь. Терпніе… Ну его, терпніе! Дуракъ, дуракъ!

Изъ буфета донесся стукъ гвоздей по каменному полу, и мистрессъ Галль очень неохотно удалилась, не дослушавъ конца монолога. Когда она пришла назадъ, въ комнат было снова тихо; только поскрипывало иногда кресло да звякала бутылка. Все было кончено; незнакомецъ снова принялся за работу.

Въ сумерки, когда она принесла ему чай, она увидла въ углу, подъ зеркаломъ, кучу битаго стекла и кое-какъ вытертое золотистое пятно на полу. Она указала на нихъ незнакомцу.

— Поставьте въ счетъ! — рявкнулъ онъ. Ради самого Бога, не приставайте ко мн! Если что-нибудь окажется испорченнымъ; поставьте въ счетъ.

И онъ продолжалъ отмчать что-то въ лежавшей передъ нимъ тетрадк.

* * *

— Я имю теб кое-что сообщить, — сказалъ Фиренсайдъ таинственно.

Дло было подъ вечеръ, и пріятели сидли въ маленькой айпингской распивочной.

— Ну? — спросилъ Тедди Генфрей.

— Насчетъ этого молодца, о которомъ ты все толкуешь, того самаго, что укусила моя собака. Ну-съ, такъ вотъ что: молодецъ-то черный по крайней мр ноги. Я видлъ въ дыру на панталонахъ и въ дыру на перчатк. Поглядлъ, — думалъ, тамъ будетъ просвчивать этакое, въ род какъ розовое. Ахъ нтъ, ничуть не бывало, чернота одна. Говорю теб, онъ черный, вотъ какъ моя шляпа.

— Господи Іисусе Христе! — сказалъ Генфрей. Очень что-то чудно все это. Вдь носъ-то у него — самый, что ни на есть, розовый!

— Знаю, — сказалъ Фиренсайдъ. Такъ-то оно такъ. А знаешь, что я думаю? Вотъ что: парень-то пгій, Тедди. Кое-гд черный, кое-гд блый, — пятнами. И ему это конфузно. Должно, онъ — помсь какая-нибудь; а кровь-то вмсто того, чтобы смшаться, пошла пятнами. Я и прежде слыхалъ, что это бываетъ. А съ лошадьми такъ случается постоянно. Кто жъ этого не знаетъ!

IV Мистеръ Коссъ бесдуетъ съ незнакомцемъ

Чтобы дать понятіе читателю о странномъ впечатлнія, которое произвелъ незнакомецъ, я довольно подробно описалъ обстоятельства его прізда въ Айпингъ. Но, кром двухъ нсколько загадочныхъ эпизодовъ, все послдующее его пребываніе въ гостиниц, вплоть до удивительнаго дня праздника въ клуб, можетъ быть изложено весьма кратко. Не разъ бывали у него стычки съ мистрессъ Галь по поводу разныхъ хозяйственныхъ вопросовъ, но онъ всегда выходилъ побдителемъ изъ этихъ стычекъ посредствомъ предложенія лишней платы — всегда вплоть до конца апрля, когда начали обнаруживаться у него первые признаки безденежья. Галлю онъ не нравился, и Галль при всякомъ удобномъ случа говорилъ о желательности отъ него избавиться; но эта антипатія выражалась, главнымъ образомъ, въ очень явномъ стараніи скрыть ее и избгать, по возможности, встрчи съ жильцомъ.

— Погоди до лта, — разсудительно совтовала мистрессъ Галль, — погоди, пока не начнутъ съзжаться живописцы, тогда посмотримъ. Что онъ дерзокъ немножко — это, пожалуй, правда: но что по счетамъ платитъ — аккуратно, это все-таки нимъ остается, что тамъ не говори.

Незнакомецъ не ходилъ въ церковь и ничмъ не отличалъ воскресенья отъ прочихъ дней, даже одвался одинаково. Работалъ онъ, какъ казалось мистрессъ Галль, очень внимательно: иные дни сходилъ внизъ рано и занимался безъ отдыха, другіе — вставалъ поздно, ходилъ взадъ и впередъ по комнат, цлыми часами ворчалъ что-то себ подъ носъ, курилъ или спалъ въ кресл, передъ каминомъ. Никакихъ сообщеній съ вншнимъ міромъ за предлами деревни у него не было. Настроеніе попрежнему измнялось безпрестанно; но, по большей части, онъ велъ себя какъ человкъ, котораго раздражаютъ и мучатъ невыносимо, и раза два въ припадкахъ страшнаго бшенства принимался все вокругъ себя швырять, рвать и разбивать. Привычка его тихонько разговаривать съ собою все усиливалась, но, сколько ни прислушивалась мистрессъ Галль, она ршительно ничего не могла понять изъ его словъ.

Днемъ онъ выходилъ рдко, но въ сумеркахъ гулялъ, закутанный такъ, что его совсмъ не было видно, — все равно, было ли на двор тепло или холодно, — и выбиралъ для этого самыя уединенныя дорожки и самыя тнистыя мста. Два-три раза его выпученные очки и призрачное, забинтованное лицо подъ навсомъ шляпы съ непріятной внезапностью появлялись изъ темноты возвращавшимся домой рабочимъ, а Тедди Генфрей, пошатываясь, выходившій однажды изъ трактира въ десятомъ часу вечера, былъ перепуганъ постыднйшимъ образомъ черепообразной головою (шляпу незнакомецъ несъ въ рук), неожиданно озаренной отворившейся дверью трактира. Ребятамъ, видавшимъ его подъ вечеръ, снился бука, и трудно опредлить, чье отношеніе было враждебне: его ли къ нимъ или ихъ къ нему, — антипатія была обоюдная и очень сильная.

Человкъ такой странной наружности и поведенія доставлялъ, само собою разумется, обильную пищу для разговоровъ въ Айпинг мннія о его занятіяхъ рзко раздлялись, это было больное мсто мистрессъ Галль, она старательно отвчала на вс разспросы, что онъ занимается «экспериментальной химіей», при чемъ осторожно переступала съ одного слога на другой, какъ будто боясь провалиться.

Когда ей задавали вопросъ: «А что такое экспериментальная химія?» — она объясняла, съ оттнкомъ высокомрія, что должно быть извстно всякому образованному человку, и что незнакомецъ просто «открывалъ разныя разности».

— Съ нимъ быть несчастный случай, — продолжала она, отъ котораго лицо и руки у него на время перемнили цвтъ, что онъ, по своему чувствительному характеру, всячески старался скрывать отъ публики,

За спиною мистрессъ Галль между тмъ сильно распространялась молва, что незнакомецъ преступникъ, скрывающійся отъ глазъ правосудія, и костюмъ его объяснялся желаніемъ сбить съ толку полицію. Мысль эта впервые зародилась въ мозгу мистера Тедди Генфрея. Съ середины и до конца февраля не было, однако, слышно ни о какомъ замчательномъ преступленіи. Мистеръ Гульдъ, временно исполнявшій должность ассистента въ національной школ, развилъ и дополнилъ эту теорію: незнакомецъ, по его мннію, былъ просто переодтый анархистъ, изготовлявшій взрывчатыя вещества; и мистеръ Гульдъ ршилъ заняться тайнымъ разслдованіемъ этого дла, насколько позволитъ время. Разслдованіе, ограничившееся тмъ, что онъ пристально смотрлъ на незнакомца при встрчахъ съ нимъ и задавалъ по поводу его замысловатые вопросы людямъ, которые и въ глаза его не видывали, — не открыло ничего.

Другая партія придерживалась гипотезы мистера Фиренсайда насчетъ пестроты незнакомца, развивая ее въ различныхъ направленіяхъ. Сайласъ Дурганъ, напримръ, выразилъ убжденіе, что «вздумай онъ показываться на ярмаркахъ — мигомъ собралъ бы цлую прорву денегъ», а такъ какъ Сайласъ смыслилъ кое-что въ богословіи, то и сравнивалъ прізжаго съ человкомъ, у котораго былъ единый талантъ. Существовало и еще толкованіе, объяснявшее все дло, просто-напросто, сумасшествіемъ незнакомца; эта теорія имла одно преимущество: она разомъ разршала вс недоумнія. Между названными выше группами стояли еще люди, сомнвавшіеся и допускавшіе компромиссы. Народъ въ Суффольк вовсе не суевренъ, и только посл событій въ начал апрля мысль о сверхъестественномъ зародилась въ нкоторыхъ головахъ; да и то ее допускали и выражали втихомолку исключительно одн женщины.