Невинная для Варвара
Шрифт:
— Сколько у тебя ещё предметов не закрыто? — спрашивает Натан, помогая мне снять платье.
— Ещё два. Завтра очень важный день. И, наверное, я провалю этот экзамен у Петра Данииловича, — вздыхаю, передёргивая плечами от просыпающихся мурашек.
— Он тебе автомат поставит, — подбадривает муж, целуя в шею.
— Мне бы твою уверенность. Боюсь, оставит на пересдачу и вместо новогодних праздников, буду ездить в универ ловить профессора.
Платье с лёгким шелестом падает к моим ногам. Вскрикиваю, потому что один варвар меня слишком резко на руки поднимает. И, перешагнув
— Так не пойдёт, Цветочек, — Натан роняет прямо на матрас и на вытянутых руках нависает. Обнимаю за шею, корябаю пальцами лёгкую щетину на подбородке. — Никаких пересдач, Жасмин. Ты должна уложиться до тридцатого декабря.
— Иначе ты меня любить не будешь? — дую губы, заранее обижаясь.
— Дурочка, что ли? Даже если тебя отчислят пинком под твой аппетитный зад, не перестану любить, — Нат оставляет быстрый поцелуй на губах и опять вытягивается. — Но у нас жёсткий график. Тридцатого срочный вылет.
— Опять какая-то важная встреча? — хмурюсь и заранее сетую на трудоголизм мужа.
— Очень важная, — со всей серьёзностью отвечает мужчина и опять целует теперь в уголок губ. — Встреча одного Цветочка с морем и солнцем.
Непонимающе хмурюсь, удерживаю его. В синие глаза смотрю, перевариваю услышанное.
— Мы летим отдыхать куда-то? — наконец бормочу, аж сердце замирает от собственной догадки и будущего путешествия.
— Отдыхать, загорать, плавать и очень-очень много заниматься сексом на горячем песке, — усмехается Натан.
— Это негигиенично…
Меня затыкают самым действенным способом — поцелуем. Я, в общем-то, совершенно не против. Очень даже за.
Эпилог. Натан
— Это что такое? Илана! — рявкаю я, осматривая небольшую кучку аккурат в центре бежевого ковра.
— Это не я! — тут же возмущается дочь. — Это Пушинка.
— Кто? — всем корпусом разворачиваюсь к восьмилетке. Ребенок на вытянутых руках протягивает мне пушистого щенка. — И откуда в нашем доме появилась Пушинка?
— Дядя Саид подарил. Красивая?
— А это кто убирать будет? Красивая?
— Ты, — невозмутимо отвечает малышка и гордо удаляется в детскую.
Приплыли. Только собачью неожиданность не убирал. Матеря под нос Валиева, иду за пакетами, бумажными полотенцами и порошком.
Нет, а главное, в какой момент случилось так, что я из трудоголика-юриста, прожигателя жизни и грозу всех ночных клубов в домохозяйку превратился? Помню, около восьми лет Жасмин плакала громко и навзрыд. На третьем курсе забеременела, хотя мы предохранялись. Учебу любимую оставлять не хотела, ведь столько прошла. Ну я и ляпнул, что в декрет выйду вместо неё.
Илана родилась, потом Адам, а дальше как в тумане. Вот и пролетело время. Жена интернатуру заканчивает. А я с детьми сижу… Сидел. Благо они уже подросли, Илана уже во втором классе, на гимнастику ходит. Адам в подготовительной группе в саду.
— Валиев, сука! — рявкаю в трубку, как только друг отвечает на звонок. — Что за дворнягу ты моей дочери подсунул! Не привезу больше её к вам.
— Сам ты дворняга! — огрызается Саид. — Радуйся,
в твоём доме хотя бы что-то элитное появилось. Кавказская овчарка, клубная и родители — сплошь призёры выставок.— Да через полгода твоя элитная клубная вымахает выше моего ребенка и сожрёт её на завтрак. И Адамом закусит. Приезжай и забирай! — перебиваю.
— Нет, дети должны расти с животными. Я тебе суку дал. У Асланова вообще кобель. Всё, до выходных.
— Слышь, заводчик хренов! — шиплю, но Валиев уже отключается.
Сжимаю в кулаке телефон и иду на поиски семейства. Дети в кой-то веки друг друга не убивают. Со щенком дружно возятся в детской. Илана учит Адама правильно гладить и не таскать за хвост животину.
Добрая у меня девочка. Вся в мать пошла, всех бедных, косоглазых, хромых, больных животных в дом тащит. А мы их пристраиваем, пока ребенок в школе и придумывает разные истории чудесного исцеления.
Адам другой. Упрямый и вредный. Даже немного агрессивный и напористый. Считает себя старшим и очень обижается, когда его авторитет Илана подрывает. Тут-то они и дерутся не на жизнь, а на смерть.
— А мама скоро придёт? — спрашивает дочь, заметив меня.
— У неё ночная смена. Утром придёт, — сажусь на корточки и обнимаю ребенка. Адам тут же теряет интерес к щенку и тоже идёт потискаться. Как же так, сестре внимание, а ему — нет. Непорядок.
— А мы возьмём Пушинку завтра на праздник?
— Возьмём, конечно, и Валиеву отдадим. Наша квартира на Пушинку не рассчитана, — хмыкаю, подняв детей, иду на кухню. Ужинать пора.
Адам брови хмурит, а дочь готова сырость развести. Но я не ведусь на детские слёзы. Ещё и няне достанется за то, что привезла детей вместе с щенком, не сказав ни мне, ни Жасмин.
Грею детям пиццу и отвлекаюсь на трель дверного звонка.
— Та дам! — раскинув в стороны руки, улыбается жена.
— Не понял, ты же на смене должна быть, — притягиваю к себе, шумно вдыхаю её неповторимый цветочный запах. Черт, десять лет прошло, а я до сих пор тащусь от неё.
— Сертификат окончания интернатуры, — вручает мне документ малышка и, подтянувшись на носочках, обнимает за шею. — Я решила закончить с учебой и не идти на ординатуру.
— Почему? Ты же мечтала стать хирургом.
— Ма-а-а-ма! — кричат на разный лад дети, услышав наши голоса и оттолкнув меня, облепляют женщину.
Жасмин перед ними на корточки садится, обнимает, целует. Светится вся, улыбается радостно, воркует. Смотрю на их возню с глупой улыбкой, сертификат этот верчу в руках.
Вопрос остаётся без ответа. Дети забирают на себя всё наше внимание. Мы садимся ужинать вместе. Потом решаем глобальный вопрос с щенком в нашей небольшой трёхкомнатной квартире. Купаем и укладываем спать малышей и хвостатых тоже.
И только глубокой ночью, когда мы наконец остаёмся наедине, я возвращаюсь к незаконченному разговору. Помню ведь, как важна была карьера для моего Цветочка.
— Я очень тебя люблю, — вздыхает жена, взбираясь на меня и крепко обнимая. — И очень благодарна тебе на все эти самые счастливые и безумно радостные дни. За то, что переступил через себя и возился с детьми, пока я училась.