Невозможная музыка
Шрифт:
Осторожно продвигаясь к другой комнате, Лилька заискивающе улыбнулась:
– Ты не злишься? Я же её возвращаю. Я и не думала воровать!
– Да ладно, – он немного помолчал. – Только маме опять стирать придётся.
Лилька обиделась:
– Можно подумать, я такая грязная!
– Ну, всё равно… Ты ж мне не сестра.
– А у тебя и сестра есть? – это её обрадовало бы.
Если у мальчишки имеется сестра, он уже научен общаться с девчонками. С такими легче иметь дело.
Но он сказал:
– Нет. И брата тоже
«С чего это вдруг мне стало его жалко?» – удивилась Лилька, но уже произнесла:
– Я тоже одна. То есть с дедушкой…
– Ого! – его тёмные глаза сразу как-то потеплели. – С одним только дедушкой?
– Ну да. Это ничего, спрашивай! Мои родители так давно погибли, что я их даже не помню. Мне кажется, я всегда с дедушкой жила…
И вдруг её с такой силой обдало жаром, даже слёзы выступили: «Как же я совсем не вспоминаю про дедушку?! Что я за дура такая! Про какую-то идиотскую майку думаю, про черемуху, про Баха… А вдруг они уже убили его? Ясно же, что бандиты…»
– Ты что? – мальчик начал сползать со своего стульчика, внимательно всматриваясь в её лицо.
Лилька умоляюще улыбнулась:
– Ты… Слушай, тебя как зовут?
– Саша…
– А я – Лилька. Саш, а ты не мог бы…
«А чего – не мог бы? Я же ещё не придумала?»
– …помочь мне.
– А что надо сделать? – он всё ещё смотрел на неё недоверчиво. А кто сразу поверил бы девчонке, стянувшей среди ночи любимую майку?
В свою очередь Лилька спросила с подозрением:
– А ты не болтун?
– А я из тебя секреты и не вытягиваю! – лицо у Сашки сразу сделалось надменным, как у какого-нибудь принца из фильма-сказки.
Он снова уселся на свой стульчик, выпрямив спину и слегка задрав подбородок.
«Наверное, точно так сидят на троне», – подумалось Лильке. Она поспешила загладить вину:
– Знаешь, а ты здорово играл!
– Знаю, – ответил он с тем же выражением.
– Это Бах, да?
Большие Сашкины глаза ещё выросли:
– А ты откуда знаешь?
Лилька небрежно бросила:
– Слышала… В жизни бы не подумала, что ты – пианист!
– Ну, я ещё не настоящий пианист… А почему это ты не подумала бы?
– Да ты бритый такой, здоровый, – она фыркнула. – Ты больше на спортсмена похож. На хоккеиста какого-нибудь.
Сашку так и перекосило от досады:
– Как же… Я даже на коньках не умею кататься. Мама всё боится, что я головой о лёд шарахнусь. Кинга начиталась…
– «Мёртвую зону»? – догадалась Лилька. – А я тоже читала!
– Ты? Читала?
«Вот за это уже и вмазать можно!» Она сердито спросила:
– А я что – похожа на малограмотную?
– Да нет…
У него оказалась такая улыбка, что Лилька сразу всё ему простила.
– Нет, – повторил Саша. – Я, наверное, как-то привык уже, что у нас в классе никто ничего не читает, только телевизор смотрят. Но мама говорит, что всегда так было, а в газетах врали про самую читающую
страну. Когда она сама в школе училась, тоже человека три из класса любили читать, а остальные – нет.– Это она вязала тех черепашек на веранде? Такие хорошенькие!
Сашка вдруг заметно покраснел и произнёс сердито:
– Это не мама. Это я делал. У нас в начале года трудовика в гимназии не было, и нас вместе с девчонками технике макраме учили.
– А нас не учили, – сказала Лилька с сожалением. – Может, покажешь потом? Мне бы тоже такую черепашку хотелось…
– Я тебе подарю.
– Правда?! Ой, я и не ожидала!
Про себя она, как раз на это и рассчитывала, заведя разговор, и ей стало приятно оттого, что Сашка оказался таким, как ей хотелось. По крайней мере, в этом…
Заглядевшись на золотистый пейзаж за его головой, Лилька легко вздохнула:
– Красиво как… Сосны такие ровные и море. Это где-то не у нас?
Он ловко повернулся, оттолкнувшись ногой, потом глянул на неё через плечо и хмыкнул:
– Да уж, конечно, не у нас. Не здесь. Это мой дядя Латвию рисовал. По памяти. У него много картин по памяти сделано.
– Хорошая память, – уважительно отозвалась Лилька.
Ей всегда полдня приходилось заучивать стихи. Дедушка говорил, что совсем не обязательно знать их наизусть, главное – любить.
Осторожно опустив крышку инструмента, Саша опять повернулся к ней:
– Так тебе чем помочь надо?
Лильку даже затошнило от стыда: «Он вперёд меня вспомнил! Что ж у меня – дырка в голове, что ли?!» И следом удивилась: «А почему это я ему так верю? Вот ведь расскажу сейчас всё…»
– Саш, – неуверенно начала она, пристально вглядываясь в тёмные глаза, в которых ей так не хотелось обнаружить что-нибудь похожее на равнодушие, – вот ты ведь музыкант…
И заметив, как он протестующе дернулся, поспешно добавила:
– Ну, будущий! Какая разница? Ты, может, слышал, где у нас в городе есть орган?
Он вздрогнул и отвёл взгляд. Потом встал и начал складывать растрепанные ноты, слишком тщательно подравнивая края.
– В филармонии есть, – наконец, ответил Саша, по-прежнему не глядя на неё. – А почему это ты про орган спрашиваешь?
С досадой охнув, Лилька в сердцах стукнула себя кулаком по бедру:
– Ну, точно! Я же знала. Только… Нет, это, наверное, не тот орган. О нём же всем известно.
– А тебе какой нужен? – у него насмешливо заблестели глаза. – На сто семнадцать регистров?
Не совсем поняв, о чем идёт речь, Лилька уклончиво ответила:
– Не знаю.
Не скажешь ведь так напрямик: «Волшебный»! Может, если на сто семнадцать регистров, так это и есть волшебный? Ещё бы знать, что такое регистры…
Она с надеждой спросила:
– А другой есть?
– Здесь? Не слышал. А тебе зачем?
– Надо.
И решившись пока ограничиться возможной полуправдой, пояснила: