Невозможный маг
Шрифт:
Она протянула руки и вытащила первый попавшийся рулон.
— Королева Бордирель, — сказала она и потянулась за следующим. — А вот король Торандир. И вон те три тоже. А вот это — король Галаор. А здесь…
Она разворачивала карту за картой и передавала ее магу, каждый раз замирая от страха и волнения. В какой-то момент нож убрался от ее бока — похититель шагнул к стеллажу.
И получил такой удар в спину, что налетел на стеллаж, ткнувшись в рулоны лицом. Нож выпал из руки, и в тот же миг послышался топот ног убегавшей волшебницы.
— Стой! Назад!
Она летела, как на крыльях, думая только о том, успеет или нет добежать до входа. Там под одним из камней скрывался рычаг. Стоит коснуться его — и
Сначала был свет — кроваво-золотой свет огня. Потом — волна жара. Потом — удар. Толчок швырнул сестру-библиотекаря вперед. Она вытянула руки, уже видя тот самый камень и зная, что не дотянется, не успеет, и все-таки последним усилием воли и разума послала в него заряд силы, прежде чем провалиться во тьму беспамятства.
«Ну и что теперь будешь делать?» — поинтересовался внутренний голос.
— Сначала потушим пожар. — Эльфин перехватил посох поудобнее и протянул свободную руку в направлении начинающегося пожара: — Меалас-лас-лас… Меалас-лас-лас…
Когда огонь, недовольно ворча, угас, оставив обгорелые свитки и книги с обугленными корешками, юноша усилил свет в навершии посоха и, прислонив его к стеллажу, развернул первый рулон с меткой короля Торандира:
— А теперь посмотрим карты!
Меандару удалось задремать только перед рассветом. Болело все тело, от сидения на твердом каменном полу затекли ноги, было холодно, что только добавляло ему мучений. Менестрелю показалось, что он лишь на минуточку смежил веки, когда его разбудил сильный толчок. Одновременно цепь на шее натянулась с такой силой, что он захрипел, задыхаясь.
Два рыцаря-стражника стояли над ним.
— Пора. Уже утро, — сказал один из них. — Пошли.
Меандар с трудом поднялся. Цепь на горле при этом натянулась, но второй стражник быстро отомкнул замок, освободив его.
Втроем они вышли из темницы — рыцари поддерживали менестреля за локти, — и только на верхних ступеньках, пока Меандар хватал ртом прохладный утренний воздух, ему завели назад руки и стянули запястья ремешком.
— Иди!
Здесь их ждал конвой — шесть рыцарей в полном вооружении. Они заключили менестреля в кольцо и повели куда-то мимо глухих стен хозяйственных и надворных построек. Он шагал послушно, в каком-то удивлении. Ему казалось, что все это происходит не с ним, что он все еще спит в камере и видит странный сон.
Пройдя под покрытой затейливой резьбой аркой, конвой вышел в один из внутренних двориков замка. Таких дворов было три — один парадный, куда можно было въехать верхом на коне, где часто принимали важных гостей или просто прохаживались, дыша свежим воздухом, когда лень было идти куда-то еще. Там двойной ряд колонн окружал мозаичный пол, где был выложен причудливый лабиринт. Во втором внутреннем дворике был устроен зимний сад — в кадках и низких каменных вазах росли декоративные деревца и цвели цветы, ввысь поднимались опоры для вьющихся растений, а в центре бил маленький фонтанчик. И, наконец, этот дворик, небольшой, всего двадцати шагов в поперечнике, больше похожий на колодец, поскольку подходы были только в двух местах — через эту арку и с балкона на втором этаже, расположенном напротив арки. Он использовался для приведения в исполнение приговоров над нерадивыми слугами, личными пленниками Наместников во время войн, а в прежние века — для наказания строптивых рабов. Поэтому тут были козлы для порки, виселица и плаха на невысоком помосте.
Меандара остановили как раз посередине между плахой, виселицей и козлами для порки. Из-за помоста вышел палач и снял с него плащ, оставив только в пестрой тунике
с вышивкой.Менестрель запрокинул голову, глядя на балкон. Там уже стоял сам Наместник Эльгидар в сопровождении нескольких ближайших советников и придворных, а также его супруга, леди Отрирель, вместе с несколькими своими дамами. Она кусала губы и нервно сжимала и разжимала пальцы. На щеках ее виднелись слезы. Только что она узнала от своего супруга, что ее любимый менестрель обвинен в измене и подлежит казни. Сначала она не поверила, но, когда ее привели сюда и поставили на балконе так, чтобы она могла прекрасно видеть орудия казни, женщина поверила, что это не сон. Но она все еще надеялась, что это ложь, что казнь не состоится. Эльгидар так ее любит! Он так на нее смотрит всегда! Он говорил ей такие прекрасные слова, дарил ей чудные подарки, целовал ее руки и вообще вел себя так, как и должен вести герой рыцарского романа. Он не может, не должен сейчас сделать то, что намеревается. В конце концов, она — леди и может заступаться за невинных. Это ее долг! За полтора месяца замужества леди Отрирель ни разу не обратилась к своему супругу с лишней просьбой. Он обязан хоть раз ее послушаться!
Третьим зрителем на балконе была леди Ганимирель, мать Наместника, которую невестка боялась так, что даже не смотрела в ее сторону. Вдова прежнего Наместника, одетая, по своему обыкновению, в глухое темно-лиловое платье с простой белой каймой — символ траура, — стояла чуть в стороне молча, опустив руки и лишь время от времени бросала на младшего сына внимательные взгляды. В отличие от этой хорошенькой дурочки она знала характер своего сына и прекрасно понимала, что сейчас произойдет.
Стуча посохом, на балкон вышла Видящая. Лорд Эльгидар бросил в ее сторону сердитый взгляд.
— Ну что? — спросил он.
Волшебница кивнула лорду и подошла к парапету, перегнувшись вниз. Меандар, смотревший на лорда и леди, вздрогнул, когда увидел ее лицо. Он не забыл, как она пытала его в камере. Сразу заболело все тело. Он стиснул зубы, стараясь выглядеть достойно.
— Тебе дается последний шанс, менестрель, — промолвила Видящая. — Признайся, кто приказал тебе следить за своим господином. Выдай нам его — и тебе оставят жизнь!
Меандар стиснул зубы, стараясь унять внезапную дрожь. Казалось бы, чего проще — открыть рот и назвать имя. Но менестрель чувствовал, что это ничего не изменит. Ему, может быть, и оставят жизнь, но заставят смотреть, как умирает тот, чье имя он назвал. Сможет ли он потом жить и радоваться жизни, зная, что кто-то другой умер вместо него? И — пришла поздняя мысль — поверят ли ему? Не решат ли, что он все придумал, чтобы отвести от себя подозрения? А может быть, все-таки…
— Скажи! — пристукнула посохом Видящая. — И тебя освободят!
— Я не знаю, — тихо промолвил Меандар, — его подлинного имени. Он пришел издалека. И ушел через портал.
— Ты лжешь! — стукнула посохом волшебница. — В замке только один портал, и им никто не мог воспользоваться без моего ведома!
Она протянула руку с растопыренными пальцами, сделала движение, словно собиралась что-то выдернуть, и Меандар упал на колени, скрипя зубами, чтобы не закричать.
— Не надо! — вскрикнула леди Отрирель и вцепилась в локоть своего супруга. — Пожалуйста, прикажите ей остановиться! Я умоляю вас!
Лорд Эльгидар стряхнул с себя руку жены. Ему было дурно. Эльфы редко пьют и тем более не употребляют крепкие напитки, ибо им надо вдвое меньше, чтобы опьянеть. Вчера Эльгидар перебрал и сейчас мучился с похмелья так жестоко, что ненавидел весь мир.
— Прочь! — оттолкнул он ее. — Замолчи!
Но крики жены, словно иглы, вонзались в его мозг, и он крикнул волшебнице:
— Достаточно! Прекратить!
Видящая медленно опустила руку. Она выглядела раздосадованной:
— Но, милорд, он ничего не сказал…