Невская битва

Но удача тогда сопутствовала Вельвену! Поздней осенью стало известно, что князь Александр разругал­ся с Ноугардом103 и бежал из северной столицы Гарда-рики с женой, матерью и всеми людьми в свой родной город Переслау'01 . Узнав об этом, защитники Плескау пошли на переговоры. Город сдался на том условии, что власть в нем будет поделена поровну между посад­ником Твердилой и немецким фогтом105 .

Еще лучшие известия приходили из-под Киева, ку­да в сентябре нагрянуло несметное войско татарского хана Бату, а в конце ноября южная столица Гардари-ки, мужественно оборонявшаяся два с половиной ме­сяца, пала под натиском врагов и была разорена, жи­тели истреблены или угнаны в рабство, а значит — с юга можно было не ждать того, что кто-то придет спасать Плескау. Татары же пошли дальше на за­пад — на Галич, Волынь, Венгрию.

И настала тут для немцев распрекрасная жизнь! Опустошили все вокруг Плескау, а дальше — земли немереные лежали пред ними без всякой защиты. И пошли они грабить их, поначалу робко, а потом все смелее и смелее двигаясь на восток, в сторону Новго­рода, который никоим образом не давал знать о своем неудовольствии. Огромные стада всякой домашней скотины, наполненные добром возы, унылые верени­цы пленных работников и работниц — все теперь дви­галось с востока на запад, из псковских и новгород­ских земель в Эстляндию и Курляндию, в Ливонию и Пруссию, где их ждали новые господа, строгий гер­манский порядок и учет. Беспрепятственно продвига­ясь дальше, взяли Лугу и все богатые полужские зем­ли, а к весне добрались до Водландии106 и захватили ее всю без особого труда, а если где оказывалось сопро­тивление, жестоко каратели расправлялись с ретивы­ми водландцами, резали, кололи и вешали безо всякой пощады, ибо как и русичи, то были не люди. Захватив Водландию, объявили ее папским епископством и об­ложили полноценной данью. Теперь и отсюда потекло богатство и рабы в родное отечество.

Торжествуя свой замечательный успех, Андреас Вельвен весной прошлого года построил крепость Копорье на севере, рассчитывая на нее как на будущий оплот завоевания Ингерманландии. Потом со своим войском он двинулся прямо к Ноугарду, и в сорока пяти верстах от северной столицы Гардарики в легком сражении полностью разгромил войско ноугардского полководца Домаша. Сам Домаш чудом тогда спасся, чтобы теперь, через год, погибнуть в другом месте и в другой битве. А тогда остатки разгромленного войска русичей гнали от града Тесова, добивая, и остановились лишь в трид­цати верстах от Ноугарда. Оставалось только подтянуть еще силы и начать осаду. В Тесове, который отныне стал называться Тесау, Андреас обосновался в ожида­нии пополнения. Но другие рыцари ордена, увлечен­ные вывозом добра и рабов из захваченных обширных земель, не очень-то спешили к нему на помощь и ис­портили все дело. До середины лета не удалось начать осаду, потеряли такое важное время, и в итоге князь Александр, простив ноугардцев, пришел сюда со сво­им сильным войском. Узнав о его приближении, вице-мейстер Вельвен, не имея достаточных сил для войны с Александром, вынужден был позорно бежать в Ливо­нию и там убеждать рыцарей в том, что чрезмерно они занялись сбором богатств, что надо идти и сражаться с Александром, ибо только победа над ним принесет ордену спокойствие на обретенных жизненных прост­ранствах от Пскова до Волхова.

Но было поздно. Александр как вихрь промчался по всем захваченным немцами землям, вернул Ноу­гарду крепость Тесау, а самой крепости — название Тесов, затем яростным волком прошел всю Водлан-дию, везде изгоняя тевтонцев, молниеносно отмахал двести верст, внезапно явился на севере, в Копорье, и, овладев свежей немецкой крепостью, уничтожил ее, срыл до основания, поубивав многих хороших воинов, некоторых уведя в плен, хотя иных и отпустил домой, унизив своим великодушием.

Все, что было так счастливо добыто Андреасом, ми­гом — будто ветром листья с дерева сдуло, или, как говорят русские, будто корова языком слизала. Ох уж эти русские поговорки! Они во всем гораздо менее по­этичны, чем германские. Грубые, пошлые…

Водландия осталась недограбленной. В Полужье хо­тя и вывезли немцы всех коров и лошадей, но еще мно­го оставалось чем поживиться. Отныне все сие вновь было утрачено. Мало и этого — на Эзеле106 , бывшем рус­ском острове, давно уже подвластном ордену, прокля­тые русичи перебили не только гарнизон, но и неприка­саемое католическое духовенство. Пришлось Андреасу срочно плыть туда и в Аренсбурге заключать мирный договор с этими негодяями, которые до того обнаглели, что в грамоте вписали так: «Поелику князь Александр явил себя защитником всех полунощных земель Рус­ских, мы, жители островов Сырой и Дагон, отныне са­ми себя держать будем, а немцам разрешаем владеть своими домами в граде Аренсбурге».

Тем временем отец Александра к осени собрал на Волге большое войско и прислал его вместе с младшим братом Александра, тезкой Андреаса Вельвена. Зимой братья выступили с ним из Переслау, дошли вновь до Копорья, затем захватили Нарову108 , и к Масленице, пройдя вдоль берегов Пейпуса, русские войска добра­лись с севера до Плескау. Здесь Александр, не меш­кая, совершил бросок на город и стремительно овладел им. Двое фогтов были отпущены им, а всех немцев, взятых в плен, Александр отправил в Ноугард. Хро­нист ордена, Петер, в те дни горестно написал в своих рифмованных летописях:

Вокруг Плескау — хорошие, жирные земли.

Мало покорить хорошие, жирные земли.

Следует укрепить их надежною силой.

Не то жирная земля станет жирной могилой.

И горделивый тевтон понесет убыток

Там, где он мог бы иметь свой прибыток.

Так получилось, когда мы потеряли Плескау,

Вместо того, чтоб надежно держать Плескау!

Эти стихи вицемейстер Андреас повторял всюду, упрекая рыцарей в том, что они слишком рано уверо­вали в надежность своих восточных приобретений. Рождество Христово он встречал в Риге и там дал клятву гроссмейстеру всего Тевтонского ордена рыца­рей Марии Девы, что к весне никто уже не будет по­мнить о том, кто такой русский князь Александр, а все земли, отнятые им у немцев, будут возвращены, вклю­чая Ноугард и Ладогу, Плескау и Плоскау109 , Ингер-манландию и Водландию, Браслау110 и Шмоленгс111 .

В ответ ему было обещано, что, если сдержит клят­ву, быть ему ландмейстером вместо Грюнингена, кото­рый продолжал воевать на южных рубежах с литвой и земиголой. А потом — и гроссмейстером всего ордена. Эту клятву принимали легат нового римского папы Це­лестина и многие ливонские епископы. Вместе с лега­том в Ригу приехал некий таинственный магистр. Он был смугл, черноволос, не имел ни бороды, ни усов, но­сил французское имя Мари де Сен-Клер, и ему воздава­лись особенные почести, а когда сей человек благосло­вил Андреаса, прикоснувшись острием своего меча к его плечу, все стали пылко поздравлять Вельвена, уверяя его, что теперь уж он точно одолеет Александра.

Позднее, когда Сен-Клер уехал из Риги, вицемей­стер в разговоре с ландмейстером Дитрихом заметил:

— Странные все же эти франки! Ведь Мари — жен­ское имя. К примеру, мы, немцы, не носим женских имен. И еще эти ногти…

— Ничего странного, — усмехнулся фон Грюнинген. — Магистр де Сен-Клер — женщина.

— Какой же орден она возглавляет? — смущенно и озадаченно спросил Вельвен.

— О том ведает только папа римский, — был ответ ландмейстера. — Мы же знаем только одно — эта Французская стерва имеет такие посвящения, какие нам и не снились.

После Рождества в Риге Андреас довольно быстро стал набирать войско для решительного похода на Александра. В феврале он двинулся и пришел в Дарбе­те. Здесь со своим полком его ожидал Эрих фон Вин-терхаузен, которого многие именовали «Эрих Мертвая Голова», потому что с недавних пор он носил на своем шлеме настоящий человеческий череп. А в феврале сюда привели свои отряды из Феллина112 и Оденпе113 Йорген фон Кюц-Фортуна и Габриэль фон Тротт. Всего набралось более двенадцати тысяч отборных рыцарей и подчиненных им хорошо вооруженных воинов. А со всех окрестных сел сволокли ополчение из племен эс­тов, виров, еревы, мохи, нурме и саккалы — всех тех, кого русичи, объединяя, именуют словом «чудь» или «чухна». Этих набралось до двадцати тысяч, а может, и до двадцати пяти, ибо их никто особо не считал — так, на глазок.

Со своими отрядами вновь пришли и датчане — Кнут и Абель, но на сей раз их было не так много, не более трехсот человек. За прошедший год в Данию достаточно было увезено добра из Водландии и Прилу-жья, и теперь сыновья короля Вальдемара желали просто поучаствовать в окончательном разгроме Алек­сандра, стяжать себе славу, потягаться друг с другом, кто храбрее и выносливее.

Тут-то и объявились братья Людвиг и Петер фон дер Хейде с сообщением о падении Плескау. Наглый Александр велел передать им, что отныне все земли к востоку от Дарбете и Оденпе вновь принадлежат рус­ским. Мало того! Сей варвар предупреждал, что лишь в этом году не намерен отвоевывать Дарбете и Оденпе, а как придет время — явится и отвоюет. Разгневав­шись, вицемейстер отправил Людвига и Петера назад к Александру с заявлением, что нынешним летом нем­цы будут пировать не только в Плескау, но и в Ноугар-де, Плоскау и в самом Переслау.