Невыдуманные рассказы
Шрифт:
Я не стал дожидаться награждения, нас оно явно не касается, Андрюха Стихии увез меня домой.
Я не спал больше суток и сразу провалился. Утром звонит Вова:
— Ты стоишь?
— Стою.
— Сядь! Мы заняли третье место. Уступили только Лаптеву и Женьке Павелину. Но они постоянно тренируются, готовятся и выступают.
Я говорю:
— Нормально, Вова, а что нам дали?
— Нам дали замечательные мощные ксеноновые фары. И по медали.
Но самое главное — мы всех напугали. Потому что никто не ждал.
— Ну все, — говорю, — будем снова ездить.
А медаль дочке подарил.
ИЗ
Когда я был маленький, мы жили в коммуналке на Культуры, 19. У меня был сосед Славка, безобидный и лупоглазый. Мне было семь, а ему четыре.
Его во дворе обидел великовозрастный болван, мой ровесник. И вот он такой рыдает, с соплей под носом, а я возмутился:
— Покажи, кто тебя обидел!
И полез восстанавливать справедливость. Славкин обидчик, увидев нас вдвоем, все понял, шоркнул ботами и почти что успел ускользнуть в свой подъезд. Я настиг злодея, пнул его под зад и не сообразил, что уже нахожусь на вражеской территории. На истошный рев выскочил его старший брат, двенадцатилетний переросток Вовка. Ударил меня в грудь. Я бросился на него. Он, удерживая меня на вытянутых руках, стал орать:
— Ты кто такой?! Как твоя фамилия?!
Я говорю:
— Ройзман.
— Так ты же еврей!
И, поворачиваясь к брату:
— Хрена ли ты ревешь? Он же еврей. Пошли домой!
Тут мне вдруг стало обидно, и я заревел. В этот момент в подъезд ворвалась разъяренная Славкина мать, тетя Тамара, рыжая валькирия, готовая вцепиться в рожу кому угодно. Меня спрашивает:
— Ты чего ревешь?
Я говорю:
— Он меня евреем назвал!
Тетя Тамара как давай хохотать:
— Ты чего ревешь-то? Ты на него лучше посмотри, он-то вообще мордвин.
Успокоила.
Через несколько лет ее муж, дядя Олег, убил ее подругу и сгинул в лагере. Тетя Тамара спилась. А Славка ушел в лес и повесился.
ПЕРЕТРЕНИРОВАЛСЯ
Тренировался в «Экстриме», поднимал тяжелую штангу. Силы кончились. Думаю, попить надо. И пошел спуститься в бар, купить синюю бутылочку, там еще такая пимпочка с соской вытаскивается.
Иду, ноги подкашиваются. Спускаюсь в холл — ничего понять не могу. Тесно как-то, и полно голых девушек самых разных возрастов. Ну то есть кто в чем, а в основном вообще голые — безо всего. Удивился: чего это они все здесь голые делают?! И вдруг вижу, они тоже удивились, меня увидев. И тут я, к своему ужасу, понял, что холл-то — на первом этаже, а я зашел в женскую раздевалку!
Перепугался, вылетел оттуда и понял, что со страху-то даже ничего не разглядел толком!
Неделю ходил под впечатлением. Думаю, не буду никому рассказывать. Рассказал только Дюше. В зал боялся идти. Пошел все-таки. От девушек глаза прячу. Закончил, собрался уходить. Столкнулся с Дюшей. И вот он радостный кричит: «Куда собрался? Опять в женскую раздевалку?!»
Мне кажется, ему было завидно.
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Сарапул. Замечательный старый русский купеческий город на Каме. Очень красивый, везде ощущаются былое богатство и мощь. Но валится.
Советская
власть приземлила купеческий Сарапул. И с 30-х годов он числится в составе Удмуртии (элиту размывали). Коренные сарапульцы свой город любят и блещут здоровым шовинизмом: «Волга — что, извилистая река. А Кама прямая, величаво течет! И вообще на месте слияния Кама полноводнее Волги. И вообще неизвестно, кто в кого впадает».В экспедиции с Максом заехали в Сылву, старый горнозаводской поселок. Красиво и тихо. Коршуны летают. Плотина сохранилась. Заводской корпус начала XIX века. Дома некоторые еще добротные. Много сгоревших, их никто не убирает. Умирает поселок.
Спрашиваю, чем люди живут? Лес воруют, рыбу ловят, пенсии опять же. Перебиваются.
Вдоль заборов мусор — пивные банки, пластиковые бутылки. Речку чистую всю замусорили: опять же пластик, покрышки, металлолом. Воняет. И свалить не на кого — сами гадят. Это уже не объяснишь отсутствием работы или нехваткой денег.
Спрашиваем у местного: «Кто здесь живет сейчас в основном?» «Русские в основном, татары есть. Вот и казаки у нас еще». — «А откуда приехали?» — «Да так, сами себя объявили…» — «А чем занимаются?» — «Пьют».
Подъехали к церкви. Огромная, классическая, XIX века. После революции — склад зерна, потом автобаза. Батюшка местный предпринимает героические усилия, пытается поднять.
Вижу возле церкви мужик в фуражке и в лампасах. Спрашиваю батюшку: «Как казаки?» Кашлянул и деликатно: «Попивают…»
Вот так.
Филат Васильевич, старообрядец из Усть-Цильмы, воевавший, пожилой мужик.
Комсомольцы молодые подъелдыкивают:
— Дядя Филат, ты вот Богу молишься, а Гагарин, вон, в космосе был, Бога там нет.
Филат Васильевич отвечает:
— Ваш Гагарин под изгородь летает, а Бог-от много выше, где ему до него долететь!
Вот и поговорили.
Заехали в старый русский город Осу (конец XVI века) на берегу Камы. Двадцать четыре тысячи жителей, и не все знают, что советская власть кончилась. На площади Лукич. А еще народный умелец заклебздонил такую друзу из титана, типа искра, которая вот-вот разгорится.
Зашли в музей. Предмет особой гордости — диорама «Взятие Пугачевым Осы».
И вот экскурсовод с придыханием нам это показывает и рассказывает. Явный культ Пугачева (а мы с Максом — оба историки, и сфера основных наших интересов — именно Урал и этот период). Я говорю доброй тетушке:
— Да как же так, Пугачев сжег окрестности, Осу взял штурмом, разграбил, людей побил, отогнал скот. Откуда любовь-то такая к нему?
— Это вы так думаете, — поджав губы, отвечает, — а простым людям он хорошо делал!
Мы с Максом застонали… Попросили разрешения сфоткать и ушли.
Возвращались из Пермского края через Суксун. Близ Суксуна село — Дикое Озеро. И вот в начале 37-го года председателю колхоза пришла разнарядка из района. Составить список: столько-то вредителей, столько-то контрреволюционеров, столько-то недобитых кулаков и подкулачников. А он взял да и уперся. Нет у меня таких! На него давай давить: запиши хоть кого-нибудь для количества. Он говорит: а надо вам для количества — меня забирайте! И они отступились.