Невыносимый брат
Шрифт:
— Корсаров, сука! Ты что, падла творишь? Ты же знаешь, что это моя девчонка.
— В курсе, — Мирон стягивает толстовку и кидает мне. — Знаю, что влюбился в Гелика без оглядки, что страдал и готов был волочиться до скончания дней. А теперь тебе ничто не светит.
Кирилл не нападает. Он смотрит на меня страшной жуткой рожей. А потом что-то его воспаленный мозг выдаёт. Он же моральный насильник.
— Договорились. Ты мою трахаешь, я тогда к Любе Часовой поехал, предложу по старой дружбе, если откажет…
Он не договорил.
Мирон ударил его. Вообще Корсаров резкий и жуткий.
Какое-то тугое сопротивление, молчаливое. Они соперничают, меряются силами. Мирон садится сверху, душит Кирилла, тот его руками от себя оттягивает. Потом пытается кулаком ударить. Но сам пьяный в стельку, не попадает, зато попадает Мирон. Бьёт по лицу, моментально разбивая нос. Бьёт не так, чтобы потерял сознание, а что бы рожа зазнавшегося меркантильного ублюдка пострадала. Лицо у Кирилла в крови, заплывает почти сразу. Он не сопротивляется, опускает руки и тяжело дышит, хватая ртом воздух.
Мирон подтягивает его за ворот грязной толстовки и кричит прямо в лицо:
— Ты был моим братом, Кирилл! Я за тебя всегда вступался! Я тебя всегда поддерживал! Ты во что превратился?! Ты всё просрал, придурок! Ничего не осталось, ни друга, ни девушки!
Кирилл окровавленными вздувшимися губами смеётся. И вдруг начинает рыдать.
— Паскуда, — плюёт ему в лицо Мирон Корсаров и тяжело поднимается на ноги.
Мерзость поступка Кирилла не поддаётся объяснению. Ладно бы он всю жизнь был богатым папенькиным сынком, но вот так прожить всю жизнь и поступить с лучшим другом! Скотство. Омерзительное падение, настолько гнусное, что я подхожу к нему ближе, встаю у его головы. Он замирает, пытается сквозь заплывшие глаза меня рассмотреть.
— Какой же ты подлый, — фыркаю я и собрав во рту слюну плюю ему на разбитое в хлам лицо.
Отхожу вполне удовлетворённая.
— Тебя подвести? — спрашиваю у Мирона громко, чтобы Кирилл слышал.
— Да, подвези, Ангелина, будь добра, — вежливо, так же громко отвечает Корсаров и подмигивает мне.
Он почему-то сильно не страдает. Совсем не страдает, что друг его предал. И мне казалось, что Мирон заочно простил своего заблудшего дружка. И мне легко… Может потому что я тоже ожидала хоть каких-то изменений в этом человеке. Хотя это уже не имело значения. У него есть квартира, я в любом случае с ним не стану общаться.
4. Падение и взлёт
Кирилл
— Швы накладывать не будем, помажем чудодейственной мазью, всё скоро пройдёт, — улыбается старик доктор. У него смешные усы концами загнуты вверх, и глазки крысиные. — Где так расписали?
— Вечеринка первая, — хрипло отвечаю я.
Смеётся Тамара, умиляется. Ей весело, блядь. Мальчик отдохнул, ничего страшного. Доктор
её поддерживает. Поднимается с дивана… Светлого дивана, на котором я, как кусок дерьма сижу, не в состоянии спину прямо держать.— Как вспомню, Томочка, наше время.
Тамара видно вспомнила и ещё больше залилась смехом. Отец появляется. Заканчивает разговор по телефону. Подходит ко мне, рассматривая разбитые губы, мятую синюю физиономию.
— К ответу призвать надо, — говорит он, приподнимая очки, щурится на мою рассечённую бровь.
— Не надо, — вздыхаю я. — Нормальный процесс.
— Ваня, вспомни себя в его возрасте, — усмехается врач. — Когда жизнь бьёт ключом, всех к ответственности не призовёшь.
— Да, было дело, — широко улыбается батя и подмигивает мне. — Я тебе денег кинул, машину в ремонт отгони. Там только крыло погнуто, можно сказать, отделался малой кровью.
Они уходят.
Вот и всё моё наказание, за все проступки.
Теперь я вижу наглядно, что золотые дети родителям не нужны. Нам все прощается, любая херня воспринимается, как игра детства в жопе. А то, что я любовь своей жизни потерял и унизил друга, им дела нет. То, что я превращаюсь в морального урода, волнует только меня.
Анна Васильевна в тёмном платье и белоснежном фартуке. Она ведь из другого мира? Она же нормальная ещё?
— Тёть Ань, а Геля где? — хриплю, когда она убирает с маленького столика вату и чудодейственную мазь.
— Ангелина улетела на юг в спортивный лагерь до начала учёбы, — отвечает она.
Она улетела. Потому что ангел и у неё есть крылья.
Я уныло тащу своё тело в сторону лестницы. Но звонит на весь дом колокол. Кто-то пришёл.
Почему-то я уверен в этот момент, что Мирон… Это надежда. Не стесняясь своей битой рожи, иду открывать, хотя стоило спрятаться.
Открываю дверь. На пороге стоят пацаны, с которыми вчера догонял Гелю и Мирона. Вынужден их пустить в прихожую. С этими двумя просачивается Рита.
Не здороваемся. Напряжённо. Тихо встаём в прихожей. Обстановка в моём доме намного круче, чем у всех их. Мой отец один из богатейших людей района. Нет, за коттеджами есть ещё дворцы, «Край непуганых миллионеров», но в этом месте, Мошниковы одни из богатых. Поэтому на лицах пацанов выражение сочувствия. А Рита чуть не плачет. Не заплачет, потому что блядь. Пришла без нижнего белья в коротком светлом платье. Утешать притащилась. Такая шлюха… Для меня как раз, короля шлюх.
— В общем, — начинает долговязый пацан со съехавшим на бок опухшим носом. Мирон предложил знатно. — Надо этого мудака выловить и решить вопрос по-своему. Не хочу батю подключать. Но если придётся, то уроду не жить.
Рита ластится ко мне, обнимает. Я руками её не трогаю.
Мне так горько, так страшно…
Я стою на распутье, коня потерял, голову тоже, но жизнь даёт последний шанс. Сейчас можно идти дальше по дороге, которую я выбрал.
Вот они — моя свита, стоят и ждут приказа. На вечеринке я их всех поработил. В местной тусне я — зажигающий звёзды, самый крутой пацан, хотя есть и старше меня. Но я умею говорить, я умею тусоваться и влезать в чужие умы. И теперь я их король и негласный лидер. Они жаждут, что я стану таким, как они.