Невыносимый брат

Знаю, как морально так надавить, что люди бледнеют и пытаются извиниться.

Василиса учится на юридическом. Меня люто ненавидит, но не к Данилу же подходить спрашивать, почему Гелик не пришла в университете.

Василиса прямо со школы пошла по рукам. Парней меняла, как перчатки. Ну и её меняли, катали, звали отдохнуть. Университет — это не только цитадель знаний, и рассадник разврата всех мастей.

— Ну? — не выдерживает барышня, паскудно оглядывая меня с ног до головы.

Я отворачиваюсь от неё и выхожу из университета.

Сегодня задержался, на улице ещё не поздно, но темень жуткая. Скорей бы уже зима, и снег выпал. Осень мне совсем не нравится. Город весь в огнях, под вечер приморозило.

Где мой Гелик? Что случилось?

Не нужны мне Василисы, у меня есть свой человек в доме отца. Звоню Анне Васильевне.

— Здравствуйте, тёть Ань, — говорю добрым мягким голосочком. — Ангелина не пришла в университет, что-то случилось?

— Вирус подцепила, лежит, бедняжка в своей комнате.

— Как хорошо… В смысле, хорошо, что с ней только вирус, а не что-то серьёзное. Я пришлю ей подарок, передайте, пожалуйста.

— Конечно, Кирюшенька.

Тут же выхожу на сайт… Хочется самому лично приехать, но пока не могу. Хотя Геля болеет, слабенькая… Лежит в своей постельке и пьёт микстуру.

Улыбаюсь, выбирая на сайте ей букет. Самый милый. И открытку, и розового медведя. Делаю пометку для менеджера, чтобы в открытке написали: «Всё равно его не брошу, потому что он хороший… Выздоравливай!»

От кого, поймёт по цвету медведя.

— Привет, Кирюха, — меня хлопает по плечу Лёха Васин.

Это мои поселковые знакомства. Он учится на втором курсе. Будущий тренер. Необычный парень. Драчливый. Любого уроет. Вся его тяга к кровопролитию выливается спорт. Но тоже необычный. Сегодня Лёшка Васин, за то, что я его подвезу до спортивного клуба, проведёт меня на теневые бои без правил. То есть вначале мы посмотрим настоящие соревнования, официальные, а потом гладиаторские бои, где этот двадцатилетней пацан срубает бабло в своей весовой категории. Да, ему только двадцать, а он вот так живёт и мозги вроде ещё не выбили.

Я не претендую на такой заработок, хотя чувствую, что мог бы. Любопытство разрывает.

Мы едем по ночному городу в тишине. Васин немногословен, я тоже говорить ничего не хочу. Красиво вокруг, огни разноцветные, машин много, играет в салоне какая-то приятная музыка на радиоволне. И я тоскую по своей девушке. Она болеет, и я с ней заодно.

Наверно, как только оправится, я подойду и попрошу, чтобы пообщалась со мной. Приглашу в кафе. Первое скажу, что с Мироном помирился, что друг меня простил, и она должна. Обязана просто! Нужно, как-то налаживать отношения.

Заезжаю между старых домов во двор. Останавливаюсь у шлагбаума. Васин открывает окно и показывает пропуск.

Ничего себе, как всё сложно. Так и не пропустят. Заезжаем дальше по яркой неоновой стрелке, спускаюсь на подземную парковку. Нахожу место на первом уровне. Леха со своей сумкой выходит, я следую за ним.

Ничего не говорим, как нашли друг друга. Молча выходим в какой-то полутёмный зал, где на ринге, окруженном высокой сеткой, бьются два взрослых бойца.

— Всё самое интересное после одиннадцати вечера, но придётся спуститься этажом ниже, скажешь, что Леший пригласил, я предупрежу.

— Спасибо, лёх, — улыбаюсь я.

От спортивной части зала иду в сторону места отдыха для элитной публики. Выпью что-нибудь безалкогольное. Если выпью алкогольное, поеду к Геле, а этого не надо.

Почти на входе в бар натыкаюсь на двух кадров. Узнаю их сразу. Четвёртый курс нашего университета.

Невысокий, чернявый стройный парень в костюме на водолазку — это Ринат Мусаев. Он всё время улыбается. Не потому что рад всех видеть, отнюдь, у него западная модель поведения. Учился в Лондоне в университете Гринвича на архитектуре, строительстве и каком-то планирование. Но совершил там преступление, по слухам групповое изнасилование, и вынужден был вернуться, заканчивать учёбу здесь у папы под носом. Богатый человек его папа.

Ходил по универу этот кадр со здоровым пацаном с физвоза по кличке Кабан. На вепря дружок Мусаева был похож один в один не хватало бивней.

— Мошников? — улыбается, удивляется Мустаев. — А ты как здесь?

— Друг пригласил, — улыбаюсь, как он и пожимаю протянутую руку.

— Хорошие друзья всегда нужны, — от улыбки Мустаев кажется жизнерадостным, открытым и очень добреньким.

Охренеть, как внешность обманчива.

— Это точно, — натягиваю улыбку и жму руку Кабану, тот в приветствии хрюкает.

— Отец будет твоему отцу гостиницу строить, — Ринат кого-то высматривает в толпе. — Отлично распиленный государственный бюджет, полновесные гранды, всё что нужно нашим семьям.

— Осталось нам не щёлкать клювами, — дружески похлопываю его по плечу и ухожу к бару.

Охренеть! Я, похоже, в свои восемнадцать сделал себе славу очень делового пацана. Хотя не в зуб ногой о гостиницах и государственном бюджете.

Слава? А что если действительно войти в тему. Отец позволит? У меня опять деньги на карточке, и сегодня у бати какой-то ужин…

Гелик болеет, а у них гости.

Я отказался от приглашения, потому что не нужен на таких вечерах. Но теперь у меня есть повод лично пожелать выздоровлению моей лапочке, заодно спросить у бати про гостиницу.

Пишу Лёхе, что нужно быстро уехать, извиняюсь. На самом деле я уже всё видел, мне не очень интересна тема мордобоев. У меня в юности их было слишком много, это пусть Ринаты и Кабаны наслаждаются.

Ухожу быстро, лечу к новой жизни, заодно и Гелю повидаю.

***

В доме горит весь свет, дополнительно по фасаду растянуты светодиодные гирлянды. Так что в промозглой осенней ночи дом выглядит, как картинка.

Красивая лужайка заполнена машинами, потому что у дома и на проезжей части встать негде.

Думаю отец переделает эту лужайку во что-то более ценное, потому что такие вечера показывают несостоятельность нашего двора вместить транспорт.

Я свою развалюху пристраиваю почти напротив дома Евстигнеевых.

— Привет, Кирилл, — слышу я голос Риты.

Она стоит в толстовке и джинсах, смотрит на меня грустными рыбьими глазами. А я весь такой в сером костюме белой рубашке и галстуке. У меня туфли брендовые и перчатки.

— Добрый вечер, барышня, — строго отзываюсь я и бегу между машинами к дому отца. Куртку не накинул, поэтому нос моментом краснеет. Мороз крепчает.

В дверь не звоню, быстро забегаю в прихожую и натыкаюсь на швейцара. Он мне улыбается, я ему. Здоровый мужик прищуривает один глаз, видимо узнаёт меня, потому что сходство с отцом у нас поразительное, только у меня губы толще.