Нейро-панк
Шрифт:
Энглин ничуть не изменилось. Все то же странное подобие прически, словно в насмешку торчащее во все стороны, та же мятая и бесформенная одежда.
– Добрый день, детектив, - Энглин улыбнулось, широко и искренне, немного по-детски, - Ой, как здорово, что вы зашли. Хотите тофу? Или, может, риса? Ух, как вы выглядите! Схватили простуду? Ну заходите! Невежливо приходить в гости и стоять на пороге, как почтальон!
Это совершенно не вязалось с тем Энглин, что он знал. Настолько, что в голове даже крутанулась на ржавом скрипящем шарнире мысль – «А вот теперь я точно сошел с ума». Так ведь не бывает, верно? Человек не может меняться
Тот, другой, Соломон Пять, нашел бы эту перемену удачной. Куда проще раскалывать людей, если их не окружает барьер настороженности и злости. Такие почти беззащитны перед опытным детективом. Есть тысячи способов и приемов выжать такого «клиента», добиться от него того, что необходимо. Он припечатал бы его одним взглядом к полу. Потом вошел бы внутрь, оттолкнув дверь, и задал бы столько вопросов, сколько потребовалось бы. С «вырубатором» или без него. Тот Соломон знал нужные вопросы и он никогда не уходил, не получив всех ответов. У него это хорошо получалось. Но Соломон, который стоял в этот момент перед приоткрытой дверью под радостным взглядом Энглин, не ощущал в себе подобной решительности. Он ощущал только пустоту. Увечную пустоту, вроде той, что остается на месте обрубленной ноги. В этой пустоте не было подходящих слов и мыслей. В ней вообще ничего не было, как и в любой пустоте.
– Вы помните меня… - пробормотал он, не в силах переступить порога.
– Да конечно помню! Вы же детектив Идинахренотсюда! – Энглин расхохоталось. Кажется, сегодня у него было отличное настроение. На удивление отличное. Оно словно всадило себе в вену капельницу со стопроцентным кофеином. Или что-то наркотическое, густое от эндорфинов.
– Нет, - сказал медленно Соломон, - Я не детектив Идинахренотсюда. Но я его хорошо знал в свое время. В некотором роде.
Что-то мелькнуло во взгляде Энглин, что-то определенно недетское, острое. Энглин бесцеремонно вгляделось в лицо Соломона и, хотя он был уверен, что на этом лице невозможно найти ничего кроме растерянности и усталости, бесполый нейро-вандал вдруг утвердительно кивнул и перестал улыбаться.
– Ах ты ж черт… Нет, тофу тебе сегодня не надо. Заходи! Давай, давай!
Оно двигалось резко и прерывисто, словно было переполнено энергией и пританцовывало на каждом шаге. В его движениях была детская несдержанность и нехарактерная прежде энергичность.
– На кухню иди. Чай тебе точно не помешает. Ну и бледный же ты… Ох, извини. Чай будешь? Вкусный!
– Буду.
– Садись давай. Да смелее, я же не кусаюсь! Нет, честно… - Энглин ощерилось в шутливом оскале, продемонстрировав два ряда прекрасных зубов, - Ладно, чай будет через пять минут. Тебе понравится. Ну и рассказывай давай. Чего сидеть молча?
Рассказ был столь короток, что, когда чайник наконец закипел, выбрасывая густую струю пара, тишина длилась уже достаточно давно. Энглин энергично доставало посуду, открывало жестянки, смахивало пыль и вообще выглядело поглощенным своими делами. Двигалось оно беспорядочно, хватая то одно, то другое, поминутно что-то забывая и нетерпеливо дрыгая ногами.
Но Соломон отчего-то чувствовал, что оно слышит и запоминает каждое произнесенное им слово. Хотя бы по тому, как углубляются с каждой минутой морщинки на бесполом и не имеющем возраста лице.
– В крутую раскоряку ты попал, детектив!
–
Оно наверняка понимало. Оно в таких вещах, конечно, разбиралось. Но это сочувствие, даже вкупе с оптимистичным настроем Энглин, на Соломона не подействовало.
– Спасибо, - сказал он кисло, - Утешает.
Энглин устроилось напротив него, взгромоздившись на шаткий стул, сложив по-турецки ноги и подперев подбородок ладонями.
– Паршиво, да? – спросило оно, сочувственно хмуря лоб, - Как по голове врезали, верно? Я знаю такие штуки. Ну, сам понимаешь…
– Еще как понимаю.
Энглин помолчало, наблюдая за тем, как он неловко берет горячую чашку с чаем. Чай был неплох, но слишком много сахара. Кажется, чай был брусничный. Соломон попытался вспомнить, любил ли он такой чай прежде, и не смог.
– Ну и… Кто ты?– небрежно спросило Энглин, поняв, видимо, что сам он рот первым не откроет, - Ну, в смысле, кем ты себя ощущаешь сейчас?
– Соломоном Пять, конечно, - ответил он и добавил, помедлив, - Но… другим.
Ложь - отметило что-то холодным бухгалтерским голосом в его сознании. Круглая ложь. Не ощущаешь ты себя Соломоном, хотя отчаянно пытаешься. Ты чувствуешь себя слабым и трусливым существом, которое хочет стать Соломоном. Потому что помнит, как это было уютно.
– Другим? Каким? – беспечно вопросило Энглин, раскачиваясь на стуле, - Слабым? Неуверенным в себе? Запутавшимся? Каким-то неправильным? Давай-давай!
«Душу мою. Всего… всего меня. Верните. Верните, умоляю вас!..»
– Немного, - сказал Соломон сухо.
Может, он потерял многие свои качества, к числу которых была и уверенность, тряпкой он не будет. По крайней мере, не перед этим непонятным и странным существом.
Энглин по-детски фыркнуло, словно услышав нелепую, но, в общем-то, забавную, шутку.
– Ты выглядишь плохо, детектив!
– сказало оно, подвигая к себе исходящую паром чашку и задумчиво перемещая ее по столу из стороны в сторону, - Как старый больной гусь. Плохо, наверно, без софта, да? Пустота?
– Да, - он не хотел пускаться в объяснения.
– Смешно, - хихикнуло Энглин, которое по-прежнему выглядело крайне легкомысленным, - Дураки вы все, вот что. Вы… ну, вы все. Представляешь, человек вроде как снимает с себя костюм, и тут начинается самое смешное. Костюм вдруг начинает считать себя тем самым человеком! А человек начинает думать, что ему не хватает костюма для того, чтоб быть собой. Я ж и говорю, смешно все это…
Соломону это не казалось смешным. Но едва ли это можно было объяснить сумасшедшему нейро-взломщику.
– Я никогда не увлекался нейро-софтом, - пробормотал он, чувствуя себя до крайности неуютно на чужой маленькой кухне. В голосе сами собой возникли отвратительные оправдывающиеся интонации, - Я не ставил серьезных модулей, которые меняют психику, вообще ничего такого не ставил…
– Конечно, не ставил! Всего-то сорок шесть маа-аленьких кусочков, да? Это же так мало! У приятелей уже и по полста есть, а у тебя всего сорок шесть! – Энглин покачало головой, - Один кусочек там, один здесь… Научиться терпению, стать более уравновешенным, убрать нервозность, приобрести такт, отбить любовь к закускам из бистро, вызывающим язву, перестать бояться тараканов… Что, не так?