Нейромантик

Терзибашьян выкрикнул что-то по-гречески или по-турецки и, сложив руки, как человек, ныряющий в воду, бросился наперерез твари. И с разбегу промчался прямо сквозь нее. Навстречу короткому язычку пламени из пистолетного дула в темноте за границей светового луча. Осколки камня провизжали у Кейса над головой; Финн дернул его вниз, и он упал на колени.

Свет с крыши исчез, оставив перед глазами Кейса гаснущий след вспышки выстрела, тающие очертания монстра и белого прожекторного луча. В ушах у него звенело.

Прожектор снова включился и начал рыскать и судорожно метаться по улице. Терзибашьян стоял, прислонившись спиной к двери, его лицо в ярком свете казалось белым, как мел. Он сжимал рукой левое запястье и смотрел, как с его ладони стекает и капает на мостовую кровь. Блондин, опять целехонький, без следов крови, лежал у его ног.

Из тени вышла Молли, вся в черном, с иглострелом в руке.

– Возьми мое радио, – выговорил сквозь стиснутые зубы армянин. – Вызови Махмута. Нам нужно убираться отсюда. Это плохое место.

– Сучонок чуть не поимел нас. – Финн поднялся, хрустнув коленными чашечками и безуспешно пытаясь отряхнуть брюки. – Мы видели отрывок из шоу ужасов, верно? А не этого субчика, который пытался дать деру. Очень умно. Ну что же, поможем им перенести его отсюда. Мне нужно просканировать весь его инструментарий прежде, чем он очухается. Армитаж хочет знать, стоил ли этот красавчик затраченных на его поимку денег.

Молли нагнулась и подняла что-то с мостовой. Пистолет.

­ «Намбу», – сказала она. – Неплохая пушка.

Терзибашьян издал хнычущий звук. Кейс увидел, что у армянина недостает большей части среднего пальца.

Когда над городом затеплился серый рассвет, Молли приказала «мерседесу» отвезти ее и Кейса в Топкапай. Сразу после успешной поимки Финн и огромный турок по имени Махмуд подобрали с мостовой Ривейру – тот все еще был без сознания – и погрузили в машину. Через минуту прибыл «ситроен» за Терзибашьяном, который тоже уже готов был упасть в обморок.

– Ты, придурок, – сказала Молли на прощание армянину, открывая для него дверцу машины. – Нужно было тихо сидеть в стороне. Я держала его на мушке с того момента, как он вышел за порог.

Терзибашьян злобно посмотрел на нее.

– Так или иначе, наши с тобой общие дела закончились.

Молли толкнула его внутрь машины и захлопнула дверцу.

– Не попадайся мне снова, убью, – сказала она на прощание белому лицу за тонированным стеклом.

«Ситроен» покатил по улочке и, неуклюже свернув за угол, скрылся.

Стамбул просыпался. «Мерседес» тихо шелестел шинами по улицам города. Кейс и Молли проехали мимо выхода туннеля со стороны Бееглу и углубились в лабиринт окраинных улочек с многоквартирными домами, чем-то напоминавших Кейсу Париж.

– И куда мы приехали? – спросил он Молли, когда «мерседес» сам припарковался на асфальтовой опушке огромного сада около сераля. Ему уже надоело созерцать причудливый конгломерат стилей, который представлял собой Топкапай.

– Когда-то это место было чем-то вроде личного дома терпимости для султана, – сказала Молли, вылезая наружу и потягиваясь. – Здесь он держал всю ораву своих баб. Теперь здесь музей. Вроде магазинчика Финна. Барахло расставлено в залах без всякой системы: огромные бриллианты, мечи, левая рука Иоанна Крестителя…

– В камере с устройствами жизнеобеспечения?

– Не-а. Мертвая. Ее заделали в бронзовую оправу с маленьким лючком на боку, чтобы христиане могли целовать ее на счастье. Турки утащили ее у христиан миллион лет назад, но не стали уничтожать, потому что это реликвия неверных.

Они прошли по длинной дорожке, вымощенной прямоугольными каменными плитами. Посреди сада одиноко ржавела металлическая лань. Сойдя с дорожки и подходя к скульптуре, Кейс смотрел на нее с жалостью. Каблуки ботинок Молли с хрустом приминали жухлую, тронутую утренним заморозком траву. Где-то на Балканах уже собиралась с силами зима.

– Этот Терзи – редкостный подонок, – сказала Молли. – Тайная полиция. Пыточных дел мастер. Без труда перекупается, особенно за такие деньги, какие выделил для этого Армитаж.

Вокруг, на мокрых от дождя деревьях, запели птицы.

– Я сделал то, о чем ты меня просила, – сказал Кейс. – Насчет Лондона. Разузнал кое-что, только пока не знаю, как это понимать.

Он рассказал Молли историю Корто.

– Ну, в общем-то, я уже знала, что среди участников операции «Броневой кулак» не было никого по имени Армитаж. – Молли пощелкала по ржавому боку лани. – Ты считаешь, что именно тот маленький компьютер вылечил его от шизы? В той французской больничке?

– Я думаю, это сделал Зимнее Безмолвие, – сказал Кейс.

Молли кивнула.

– Однако я не могу с уверенностью утверждать, – сказал Кейс, – что Армитаж знает, что раньше он был Корто. Ведь когда его доставили в клинику, он был вообще никем, поэтому, может быть, Зимнее Безмолвие просто…

– Да. Просто заново создал его. Да.

Молли повернулась, и они пошли дальше.

– Похоже, именно так и есть. Знаешь, у Армитажа нет никакой личной жизни. Совсем никакой. Я никогда за ним ничего такого не замечала. Глядя на любого человека, можно представить себе, что он делает, когда остается один. Но только не Армитаж. Наверное, просто сидит и смотрит в стену, понимаешь? Потом словно срабатывает какой-то переключатель, и он начинает бегать и суетиться, выполняя поручения Зимнего Безмолвия.

– Тогда зачем ему этот архив в Лондоне? Ностальгия?

– Возможно, он даже не знает о его существовании, – сказала Молли. – Может, архив просто зарегистрирован на его имя.

– Об этом я не подумал, – сказал Кейс.

– Я просто рассуждаю вслух… Насколько умны эти ИР, Кейс?

– Зависит от многого. Одни не умнее собаки. Или домашней кошки. И все равно стоят кучу бабок. По-настоящему же умные, умные настолько, что тьюринговая полиция вокруг них так и вьется, стоят вообще безумных денег.

– Послушай, ковбой, почему же так вышло, что эти ИР еще не прикончили тебя, не приплюснули тебе мозги?

– Ну, – начал Кейс, – для начала, они редки. Большая их часть принадлежит военным, самые способные тем более, и туда мы предпочитаем не соваться. От них ведь сам айс и пошел, ты, наверно, в курсе? И потом, есть тьюринговая полиция, а с ней шутки плохи. – Кейс искоса глянул на Молли. – А вообще-то я просто никогда не совался к ним, и все.

– Вы, жокеи, все одинаковы, – проворчала Молли. – Никакой фантазии.