Нейтрал: падение

Мартина взяла руку Николь, приложила к своей груди, которая вздымалась вверх-вниз, и сказала:

– Тихо. Слушай. Прислушайся. Слышишь мое дыхание? Вот пока это есть, вот Жак со мной. Он рядом, даже если и вдали. Никого я не любила так, как его, и никогда уже не полюблю. Как можно вытеснить его? Кем или чем?

– Я восхищаюсь тобой, Мартина. Хранить верность мертвецу, даже если это и не так, и он не мертвец,- поправила себя Николь.- То для тебя это сродни смерти то, что его нет рядом. И ты просто совершаешь подвиг тем, что веришь в его возвращение. И продолжаешь хранить ему верность и любить его. Правда, не знаю для кого или во имя чего. Кто это оценит? Люди крайне редко вообще ценят что-то, и для того чтобы они хоть начали это делать, они должны это видеть. Когда они наблюдают твой подвиг, смотрят прямо ему в лицо,- быть может в те моменты они начинают верить в тебя и твои действия. Но еще им может даже стать страшно, что ты делаешь это для них. Даже не потому, что они подумают, что этого не достойны, а просто потому, что они не сделали бы того же для тебя.

Тут Николь замолчала. Она побоялась, что сейчас Мартина узнает в ее словах саму Николь. И тотчас же сникла, затаилась. Как будто слова сейчас могли так просто улетучиться из воздуха, в котором, как казалось Николь, они зависли.

Но Мартина не обратила внимания на все это. Она слышала все ее слова, но никак не ассоциировала произнесенное ею с ней самой. Она наоборот поразилась такой глубине подруги и даже начала общаться с ней по этому поводу.

Прошло несколько дней после этой их случайной для Мартины, и продуманной, для Жака, встречи. Если первая решила, что ей это все привиделось, и судьба просто решила сыграть над ней злую шутку, и даже отпустила от себя снова накативший океан былых чувств, то Жак ни на секунду не переставал лелеять планы об их следующем свидании. Первым делом он снял себе комнатку поближе к ее району обитания.

Он действительно изменился за те годы, которые они не виделись. Откуда ни возьмись, в нем появилось жестокость и желание мстить. Он уже не просто любил Мартину. Он ее любил и ненавидел, считал виновницей всех своих мучений. Но более всего ненавидел он не ее, а себя самого и того, в кого он превратился, находясь с ней. Он чувствовал небывалую пропасть между ними. И это пугало его. Она казалась ему далекой и недостижимой. Он хотел опустить ее на землю, злился на нее, и эта злоба вытесняла в нем все человеческое и поднимала на поверхность самые худшие качества его личности.

Практически все время он находился у себя дома и смотрел в прохудившийся потолок. Он не видел ничего над собой. Перед ним простирался только живой образ его Мартины. Она смеялась, бегала, оборачивалась, пританцовывала. Она была такой, какой привык он ее видеть. Тогда, когда она лишь оказалась в их городке, такой, какой она была в лесу перед их расставанием. Лишь изредка картинка скрывалась в дыму, и к нему приходили периоды страха и отчаяния: перед ним просто возникал этот новый образ. Чужая женщина. Вроде и своя, но уже и не такая. Все в ней уже было иным. И он боялся, что она стала сочетать в себе все худшие качества личности, которые он так ненавидел в женщинах: вульгарность, разврат, жестокость.

Та Мартина, которую он знал, была запуганным наивным человечком, светлым ребенком, с которым жизнь обошлась, по крайней мере, несправедливо. Эта же, новая ее версия, уже была крепко стоящей на ногах и какой-то неживой. Он не хотел верить в то, что время могло ее поменять. Просто он не мог смириться с этим и признать, что так же, как и он сам, она не осталась такой же, какой была. Может быть, он просто не мог простить себе самому все перемены? Вот и хотел повесить всех собак на нее, убрав с себя ответственность? Этого не знает никто.

Еще его изводили и не отпускали мысли об их ребенке: где он? Он навел справки: никто и не слышал, чтобы у этой женщины были дети.

" Где ребенок? Куда она его дела? Он еще жив?", - все эти мысли летали в голове Жака и терзали его.

Время сделало из Жака монстра. Злость и новый образ жизни ослепили его. Жак продумал план их встречи с Мартиной до мелочей. Наступил момент его исполнения. Жак и сам не понимал, зачем все делать именно так. За что он так на нее обозлился? Зачем ему такой эффект неожиданности? Что он и кому хочет доказать, но, как заведенный, он лишь предвкушал момент их встречи.

После множества неудачных попыток он уже приуныл и пал духом, полагая, что они уже никогда не смогут быть вместе, что ему не удастся выбрать момент, когда она будет идти по улице одна. Мартина действительно избегала таких прогулок. Но, к сожалению, теперь она имела привычку иногда, ночью, когда никто не видит, прохаживаться одной и, наконец-то, счастье улыбнулось ему.

Было уже далеко за полночь. Он уже какой день бродил за ней и ее приспешниками ночными улочками Саргемина. Она зашла в свой дом, к Николь.

Он остался ждать вдалеке снова. И вот, о чудо, она вышла одна. Через какой промежуток времени это произошло, он не знал. Ему казалось, что он пробыл там вечность. Весь он внутренне затрясся и полностью растерялся: что ему делать дальше? А вдруг у него не получится осуществить задуманное? Зачем ему вообще это делать?

Нынче по Саргемину прокатилась волна слухов об ужасных убийствах женщин при неизвестных обстоятельствах. Все эти женщины были замучены, изуродованы. Множество слухов говорило о том, что это "проделки Инквизиции", другие же полностью это опровергали и утверждали, что это дело рук какого-то богача, которому нечего делать. Большинство из убитых женщин были проститутки. Жак был бы рад утверждать, что это его преступления, но, к сожалению, или к счастью, он был абсолютно к этому не причастен. Единственной проституткой, которая пала от его руки, была Камилла. Затем его инициатива была перехвачена каким-то другим "санитаром леса", как он это называл.

Как бы то ни было, он планировал напугать Мартину. Да уж, будто не мог избрать лучший способ для их первой встречи после столь долгой разлуки. Но в его воображении он хотел сделать все это еще более жестоко, особенно для психики его любимой. Зная ее уязвимые места, он прекрасно знал, куда необходимо бить.

Тихо крался он как зверь, выслеживающий добычу, вслед за ней. Если прямо в глаза сказать ей что-либо он боялся, действовать вот так, тихо, ночью, - это было для него самое подходящее.

Выбрав момент, где особенно не было света луны, он быстро подбежал в ней сзади, засунул в рот кусок тряпки, и, скрутив ее, быстро взвалил на себя и проследовал к своему дому. Благо, весила она мало. Несколько раз она попыталась выскользнуть, поэтому ему пришлось ее оглушить. Зачем он это делал? Ответа на этот вопрос у него не было. Притащив ее в свое новое жилище, он расположил ее на кровати, привязав туда. Затем стал дожидаться того времени, когда она придет в себя, сел на кушетке рядом с ней и стал терпеливо выжидать. Себе на голову он надел некое подобие шапки палача: его не было видно. Лишь глаза сверкали из-под этого одеяния.

То, до чего он додумался было просто неописуемым. Зная, как на Мартину подействовало то, что она видела в комнате у того ужасного Филиппа, - все железные приборы, непонятно для каких пыток предназначенные. Подобие такого Жак притащил и к себе. Ушло некоторое время для того, чтобы он смог отыскать целый арсенал этого добра. Его целью было воссоздать для нее атмосферу той ужасной ночи, которую она не забыла до сих пор: об этом ежедневно ей напоминал сияющий на лице шрам.

Прошло некоторое время, и Мартина очнулась. Волна ужаса прокатилась по всему ее телу. К ней вернулся самый страшный кошмар, сон, который она мечтала забыть, выкинуть, если не из своей жизни, то хотя бы из памяти, навсегда. Она не понимала, что происходит, где она оказалась. Единственным, что она чувствовала, был все нарастающий страх, бегущий по ее венам.