Нейтрал: падение

А она ведь так сроднилась с ней! Считала ее частью своей семьи. У них был общий быт, они жили одной жизнью. Мартина заменила в для нее мать. И так просто делиться Мартиной с каким-то Жаком она не собиралась. Ее мир рушился прямо сейчас, разрывался на части, а почва уходила из-под ног. Она встала с кровати и, подойдя к Мартине и пронзительно посмотрев прямо в дно ее темных глаз, проговорила:

– Вы не сможете быть вместе. Ты же сама это понимаешь.

Эти слова послужили для Мартины ударом. Николь произнесла вслух то, что она так хотела зарыть глубоко в душе. То, в чем она даже сама себе не хотела признаваться. Да, это крутилось у Мартины в голове, но она собиралась развернуть колесо своей жизни в сторону Жака. Если уж она снова нашла, обрела его, это была судьба. И она не собирается терять его вновь.

– Я сделаю все, чтобы быть с ним вместе,- сглотнув, горько сказала она.

Увидев медный блеск в ее, невидящих ничего, кроме этого своего Жака сейчас, глазах, Николь решила ее не расстраивать, и корчить из себя благодетель, промолвив:

– Ладно, просто вам нельзя будет видеться на людях, ты же понимаешь, что тогда все поймут, что это твое слабое место, и ты его потеряешь, потому что его попросту уничтожат.

Так спокойно она ответила Мартине. Ее излюбленным делом было давать советы, тогда ей казалось, что она очень важна для другого человека и необходима ему. Разумеется, она никому не собиралась об этом рассказывать. Порой ей казалось, что у нее существует маленькая шкатулка, куда она бережно прятала чужие тайны и секреты и лишь временами доставала их оттуда, любуясь ими как своим самым большим в жизни сокровищем.

Мартина сдержанно кивнула. Ее душа все более овевалась легким, нарастающим дымком черной грусти. Она понимала всю безысходность ситуации, которая возникла перед ней. Сейчас Николь впервые в жизни захотелось обрести способность читать мысли других. Так и хотелось открыть ей голову Мартины и увидеть, что там происходит. Жадно ловила она ее взгляды, следила за жестами. Затем решила снова нарушить тяжкое молчание, которое воцарилось, питаемое чувственностью ее подруги.

– Я просто не умею любить,- начала быстро, будто сама себе, говорить Николь.- И еще я не такая смелая, рисковая, азартная, как ты. Я бы никогда не боролась за эту любовь. Да, возможно, я не могу так глубоко чувствовать, как ты, я более поверхностна и не хочу проблем. У меня, наверное, другой диапазон души.

Мартине стало очень жаль подругу в этот момент. Она всегда была рядом с ней и жила ее жизнью так, будто у нее не было своей собственной. И только сейчас Мартина поняла то, что никогда не обращала на нее внимания, не придавала значения ее чувствам, более того, - даже не интересовалась ими, но все же, ни о чем, кроме Жака, думать сейчас она не могла, и решила к этому вернуться позже. Николь же продолжала тем временем:

– Я помогу вам. Вы сможете видеться у меня. Ну и будешь ходить к нему. На первых порах это самое нормальное решение. Разумеется, никто не должен знать о нем. Так что приводи своего Жака, познакомимся наконец-то,- выдавила она из себя в конце и замаскировала все это невинной натянутой улыбкой, которая показалась Мартине чрезвычайно искренней.

Она подскочила к Николь и прижалась к ней всем телом, пытаясь в этом движении передать ей всю глубину своей признательности и почтения. Она была безгранично благодарна ей за такое соучастие и содействие, не понимая, что на самом деле, задачей, которую поставила та сейчас перед собой, было просто доказать Мартине, что Жак ей не пара.

" Тоже мне, явился тут, да лучше б ты издох там где-то. И откуда ты взялся на мою голову? Ну ладно, посмотрим на тебя еще, Жак. Сколько ты продержишься".

Глава 3

Ошибочное дежавю

"В кризисы человеческое всегда раскладывается на

божественное и дьявольское, а потом в новом витке-собирается.

Мы сейчас находимся в такой стадии нового

переформатирования человечества. Этот момент явно назрел".

Олег Кулик

Максим очнулся в холодном поту. Первое время он абсолютно не понимал, где находится, кто он или что он. Даже когда он открыл глаза, его рассудок был настолько расплывчатым, и его тело никоим образом не стремилось к жизни, словно вместо мозга у него прикрепили цветную капусту. Затем, наконец, осознав, что все-таки его жизнь продолжается, вспомнив все последние события, облокотившись на локоть, он судорожно схватился за часы и отметил, что будильник должен был прозвучать через пять минут.

– Ну, хоть интуиция еще осталась,- выдохнул он и снова повалился на кровать.

К нему снова вернулись ощущения, с которыми он ложился вчера. Бесцельно проторчав в Организации достаточно долгое время, ему объявили, что результаты он сможет узнать лишь завтра, в пять вечера.

Странным образом, чувствуя себя в Организации свежим, очищенным изнутри и с приподнятым состоянием духа, будто его пропустили сквозь холодную родниковую воду, смывающую все негативное и грязное на своем пути, приносящую облегчение, отсутствие воспоминаний, покинув ее, к Максиму вернулось его былое расположение духа. Хоть Линда и говорила ему, что одним из критериев, к которому ему необходимо приблизиться, было бросить пить, выйдя за пределы Организации, Макс отправился в первый попавшийся бар.

Там он насмехался над словами Линды, которая еще твердила ему, что главное требование для него,- быть счастливым. Сделать это самое большое усилие над собой.

Поэтому Максиму чрезвычайно хотелось туда вернуться. Он понял, насколько он слаб. В тех стенах он был совершенно другим. Новым человеком. Сверхчеловеком. То же, что лежало здесь сейчас, опять погруженное в свое извечное состояние депрессии, чувствующее себя покинутым, с бесчувственным телом, которое ломило после очередного перепоя, он просто ненавидел. Сколько было в нем желания все изменить, перестать так жить, и как его стремления и надежды крушились о стены действительности. Он не понимал цели своего существования. Зачем такого, как он вообще держат на этой земле? Почему он вынужден постоянно страдать?

"О Боже, когда же это закончится?",- схватился он, лежа за голову руками.

Да, он действительно жаждал что-то поменять в своей вонючей жизни, динамика которой унесла у него все, что у него было. Нельзя сказать, что у него в принципе что-то было. Желанный сын для матери, отвергнутый отцом и впоследствии сам отрекшийся от матери из-за невыносимости присутствия отчима-тирана, потерянный в жизни, обрел он был, наконец, какое-то подобие семьи.

Да, он ненавидел Светлану. Всем своим существом ненавидел. Но Боже, как жадно наблюдал он за ее любовью к своей дочери, за ее стремлением сохранить семью, отношением к мужу. Он и сам боялся себе признаться, что, несмотря на все преимущества и душевные качества его матери, ее он уважал меньше и с легкостью променял бы все, что было связано с ней только ради того, чтобы почувствовать себя маленьким младенцем в руках Светланы. Почувствовать эту возможную родительскую любовь на себе. Пусть Светлана и не воспринимала его с первого же дня их знакомства, он втайне любовался налаженной жизнью их семьи. Вроде у него ничего и не было, но именно потеряв все это, он почувствовал боль и осадок этой потери. Осознал, что теперь он вообще абсолютно один.

У него не осталось ни стремлений, ни желаний. Хотя нет, его преследовала слепая тяга к Дениел. Он видел ее, засыпая и просыпаясь, ее образ сопровождал его везде. В каждой незнакомке с темными волосами видел он ее. Его сердце замирало, но отходило от этого состояния каждый раз, когда он, наконец, понимал, что это очередная иллюзия.

Более всего его самого поражало его бездействие. Он боялся себя самого, своих возможных действий. Боролся сам с собой. Самым поражающим было то, что любовь к этой девушке не смогли убить ни ее мать, ни отец, ни вся ситуация, ни даже она сама.

" Вот интересно: с кем она просыпается сегодня?",- пронеслось в голове у Макса.

Он боялся встречи с ней, трепетал перед этим. Ему казалось, что чем далее оттянуть этот момент, тем, быть может, чувства отступят. Он боялся их. Они казались ему несколько маниакальными.

Все это представлялось ему, как колесо, которое если запустить, будет раскручиваться еще сильней. Он желал ее как никого в жизни. Он хотел обладать ей. Но прекрасно понимал, что если это все начнется, остановиться он уже не сможет. Он боялся и себя, и этих сильных чувств, потому что не знал, к чему они могут его привести. Быть может, он испортит ими жизнь и себе, и ей.