Нейтрал: падение

Линда задумалась. Продержав паузу, она, наконец, добавила:

– Да, он рассказывал мне как-то, что попав в особняк Шветских, и поначалу потерявшись в этой атмосфере, будучи изначально озадаченным ею, и даже утонув в какой-то непонятной для него новой жизни, с одной стороны он понимал, что здесь находится линия перелива между белой и черной стороной, - там одновременно были и любовь, и чувство подавления, и грязь, и жестокость, - что, с одной стороны ему нравилось, а с другой, он осуждал все это. Растворяясь в чувствах любви к этой семье, Макс одновременно хотел принести вред и боль этим людям.

Он чувствовал одновременно и страх, и благоговение перед этим домом, хотя положительных эмоций у него и не было. С одной стороны кухня, как полный апогей доброты, которая была в Светлане. Место, где она заботилась о своей семье, которое было пропитано нежностью и любовью. А с другой, - все остальное увиденное им. Это повергло его в смятение. И одновременно это ему понравилось. Вот как он это описывал.

Линда выдохнула. Она так и не могла понять Максима. Теперь она еще более растворилась в сомнениях по поводу него. Пока она задумалась, Катрин стала переваривать ее мысль и ответила:

– Он понимал, что не всегда любовь может быть доброй. Она должна проявляться в разных видах. И если Светлана выбрала этого светлого человека, Сергея, значит она хотела всяческими путями выбраться из того мира, где она была и той темноты, которая в ней присутствовала. И если она уже выбрала такой шаг, что избрала Светлую сторону, семью, ребенка, она выбрала человека, который смог бы ее спасти, она карабкалась, прорывалась, как по зарослям, из которых не могла сама выбраться, ей нужен был этот человек, который смог бы ее спасти, который бы дал ей столь необходимую поддержку, подал руку и забрал ее оттуда. Вот это и прельщало Максима в Светлане. Ее выбор. Ее сила.

– Но они оба, что Светлана, что Сергей разочаровали его. Если же Максим сначала видел в Сергее отца, затем, как он говорил, ситуация крайне поменялась.

– Да, насчет Сергея мы вообще все заблуждались,- ответила ей Кара.
– Как я теперь уже понимаю, ему нужна была компенсация всей светлой энергии, которую он отдавал темным членам своей семьи, но при этом мало кто мог предположить, что взамен он каким-то даже вампирским путем отнимал у них гораздо больше, чем дарил им сам. Сам того не понимая, он всеми путями хотел забрать у них энергию, дабы возобновить свою силу. И так, со временем, учитывая то, какую энергию он забирал, он и не успел опомниться, как сам открыл в себе Темную сторону.

Вот и Макс стал видеть в нем двух разных людей. С одной стороны, он был мягким, добрым, поддавался чужому мнению, не хотел видеть зла и плохих качеств людей или, по крайней мере, достаточным образом ему удавалось это скрыть, а с другой - в нем все более в определенные моменты просыпалась та тьма, которую он уже успел в себя впитать. Быть может, ему всегда было нужно именно это - найти то, что даст силу предоставить отпор всем, кто мог управлять им, побороть свою поверхностность, стать чем-то, не просто светлой поддающейся субстанцией, а тем, кто может противостоять мнению других и даже самому диктовать правила игры. Пусть это и сублимировалось в его маниакальность и какие-то вспышки агрессии, желание лицемерить, изменять, врать. Но ведь он не мог так долго держаться, вечно не можешь поддаваться другим, можно от этого и устать, а если прибавить сюда еще и то, что Сергей только начинал этот свой темный путь, то все это можно было ему простить.

– А как ты думаешь,- на минуту замерла Линда, и, снизив голос до шепота, задала Каре назревающий в ее голове вопрос.- Максим мог убить Сергея и Свету? Ведь он их и любил, и ненавидел. Мог ли он быть способен на убийство, ослепленный горем и гневом от потери веры в них?

Кара отвернулась от Линды, помешивая ложкой остатки чая в чашке.

– Я не знаю. Вся эта авария - это что-то из области фантастики. Нет никаких доказательств ничьей вины. Никаких фактов, удостоверяющих то, что хоть кто-то приложил к этому руку. Никаких улик. Мистика. Максим же не какой-то маг, который мог это подстроить. Нет, я не думаю, что это он. Он бы точно где-то схалтурил.

– А кто тогда? Если бы это был кто-то из Организации, от нас бы это не скрывали.

– Да, разумеется. Когда-то мы узнаем разгадку,- подвела итог Кара.
– Ладно, - сказала она, посмотрев на полностью уже допитый чай в чашке.- Мне необходимо идти на собеседование с одним из новых членов, прости.

– Да, да, давай,- выдохнула Линда.

Пусть она так и не спросила ничего у Кары о спальне. Но они обе уже и так устали от этого разговора, что были очень обрадованы обоюдным желанием расстаться, и смогли, наконец, вздохнуть свободно.

Возвращаясь к спальне, можно отметить, что в ней Максим обустроил все так, как он думал, понравилось бы Даниеле. Все цвета, которые ей нравились, обстановка, мебель. Напротив большой кровати висел огромный телевизор, на тумбочке и на окне стояли подсвечники, рассчитанные на три свечи. Свечей в общей сложности было девять, так как три из них еще свисали в старом подсвечнике, находящемся в стене.

Сделаны подсвечники были в старинном стиле. Грубый фасон, основной цвет их был не вызывающим и не угнетающим: из серого металла. Ободок же был золотистым, напоминая о роскоши. На полу расстилался ковер из сочетания мягких тонов каштанового и белого цвета, с изображенными цветами. Превалировал в комнате красный оттенок. Зная, что дома Даниэле более всего нравился именно он. Кровать была уютной и просторной, а так же прохладной. Она была рассчитана на двух влюбленных людей. На ней было много подушек различных форм. Подушки были сделаны из шелка. А сама простыня была сделана из нежного тонкого материала, к которому было очень приятно прикасаться.

Покрывало бордового цвета с различными элементами узоров же было не тяжелым, но и не легким, оно было как пушинка. Погружая свое тело в него, ты мог бы забыть особо всем, обо всех проблемах в этом мире. По крайней мере, так Максиму сказал продавец. Самый главный аспект этого одеяла был мягко розовый беж.

Тумбочка и маленький светильник, прикрепленный к стене, находились сразу же подле кровати, так как Дениел некогда сказала Максиму, что ее бесит, если необходимо тянуться куда-то пока ты лежишь.

В общей сложности комната была просторной и не загроможденной вещами. Максим никогда в нее не заходил. Для него это была просто святая обитель. Она предназначалась только для него и его второй вожделенной половинки Дениел. Он лелеял ее образ, и, спя на диване, представлял, будто она спит там, а он, как и тогда, когда находится в доме Шветских, просто тяжело дышит и боится потревожить ее покой. Вообще нарушить ее уединение. Лучше пусть он молча будет страдать здесь по ней. И вот таким образом врал он сам себе и строил иллюзии, напоминая по этому своему поведению какого-то маньяка.

Очнувшись, Дениел не поняла сразу, где она находится. Она даже боялась открывать глаза. Аромат этого помещения удивительным образом напоминал запахи у нее дома. Еще с тех времен, когда была жива ее мать.

Долгое время она даже не хотела открывать глаза: все в ее голове перепуталось, время будто текло сквозь пальцы, своего тела она не чувствовала, так же как чудом впервые за последнее время не ощущала боли от утраты близких. Все смазалось, расплылось, и она не понимала, ни кто она, ни где находится. И поэтому могла нарисовать себе любую реальность как зависший космонавт.