Нейтрально-враждебный

Несколько раз храбрость оставляла его, и Стасик почти поворачивал назад. Весь предыдущий жизненный опыт, накопленный в этом мире, настойчиво твердил, что он совершает опасную глупость. Никто добрый и хороший не мог издавать этих звуков. Добрые и хорошие не водились в этих землях. А вот монстры — да. Какой-то из них мог прямо сейчас заманивать его в ловушку, ловко имитируя человеческий плач. И стоит Стасику достичь источника звуков, как из тьмы на него бросится нечто бесформенное, состоящее из огромных зубов и острых когтей.

Минут пятнадцать он безрезультатно блуждал в лабиринте однообразных коридоров старой крепости. Дважды ноги заводили его в тупики. Стасик не сдавался. К не оставляющему его страху примешалась доля азарта. Все это начало напоминать квест. Квесты Стасик любил. Но только те из них, где в конце его не съедали заживо.

В итоге блуждания вывели его в огород. Стасик пересек его, аккуратно ступая по узкой тропинке, проложенной между рядами грядок. Сквозь проломы в крыше он видел засыпавшие небо звезды, непривычно яркие и крупные, каких ему никогда не доводилось наблюдать из окна своей городской квартиры. Стасик полной грудью вдохнул свежий ночной воздух, тихо радуясь тому, что Гамал отключил его обоняние вместе со всеми прочими чувствами. Благодаря этой мере он был избавлен от сомнительного удовольствия ощущать непередаваемую смесь зловоний, пропитавшую собой всю нейтральную полосу. Обрывки тысяч заклинаний гнили здесь, медленно распадаясь, смешиваясь и превращаясь в невообразимый бульон. Эта субстанция отравила землю и воздух. Стасик не сомневался в том, что нейтральная полоса будет стоять безжизненной еще сотни лет, даже если королевство добра и империя зла прекратят свою глупую войну прямо сейчас. Очень нескоро природа сумеет взять верх над делами рук человеческих, переварить их и снова дать начало жизни. Если это вообще когда-нибудь произойдет.

Миновав разрушенный зал, он юркнул в узкую дверь и вновь побрел однообразными коридорами. Горькие рыдания звучали здесь гораздо громче, и Стасик с беспричинной радостью понял, что почти достиг их источника. Ему захотелось отыскать в развалинах живого человека. Такого же доброго, но невинно оклеветанного, как и он сам. Стасик не отказался бы от друга. Ему было одиноко. Имелся, правда, сосед Гамал, но они почти не общались между собой, и тем более не общались так, как общаются друзья. Да и огромная разница в возрасте и жизненном опыте исключала возможность крепкой дружбы.

В свойственной ему манере Стасик тут же начал увлеченно фантазировать, и навыдумывал себе много разных глупостей. Его воображение нарисовало картину, вполне типичную для обделенного девичьей лаской старшеклассника. Стасик представил себе в дивной эротической грезе, что вот прямо сейчас, внезапно и на ровном месте, найдет в развалинах красивую девушку, такую же несчастную и всеми отвергнутую, как и он сам. И между ними тотчас же вспыхнет любовь, потому что как же иначе? Иначе и быть не может! Более того, девушка легко и просто закроет глаза на специфическую внешность Стасика, и полюбит его таким, каков он есть. Стасик был уверен в том, что его есть за что любить. И станут они жить в этой крепости долго и счастливо, и все у них будет очень хорошо.

Охваченный романтическими грезами Стасик миновал очередной коридор и вдруг остановился. Ему понадобилось какое-то время, чтобы понять, куда завели его ноги и любовные фантазии. А как только понимание наступило, несчастному пареньку резко расхотелось любви и столь же резко захотелось в туалет.

Перед ним была каменная лестница, спиралью спускающаяся во тьму. Стасик уже бывал здесь прежде. Несколько дней назад Гамал приводил его сюда на экскурсию. А заодно и для того, чтобы познакомить с соседом снизу.

Стоило Стасику понять, где именно он оказался, как парень едва не бросился бежать прочь. Дело было не в данном старику обещании никогда не спускаться в подземелье. Плевал он на это обещание. Стасика объял ужас. В отличие от своего непрошибаемого соседа, он не мог просто закрыть глаза на тот факт, что в их подвале отбывает вечный срок какая-то кошмарная тварь. Что-то живое и жутко злое, чья аура страха отпугивала от развалин более мелких и слабых монстров. За минувшие дни страх перед этим существом слегка притупился, но забыть о нем совершенно Стасик не мог. Такое разве забудешь. Это ведь все равно, что иметь в подвале атомную бомбу, которая может рвануть в любой момент.

Пока он раздумывал, с какой конкретно ноги начать свое паническое отступление, снизу вновь зазвучали горькие всхлипы. И были они настолько нестрашными, настолько человечными, что Стасик, уже собравшийся броситься обратно в свою комнату, невольно замер на вершине лестницы. Подумал он вот о чем: а что, если кто-то пробрался снаружи в крепость, спустился вниз по лестнице и сейчас сидит перед заколдованной железной дверью? Сидит и плачет, потому что он одинок, напуган и растерян. Ведь глупо же было думать, что автором рыданий является запертый в подземелье монстр. Монстры, они не плачут. Они злобно рычат, зверски воют, гремят цепями во мраке ночном и издают прочие зловещие звуки. Лить слезы не их стиль.

Стасик понял, что для окончательного успокоения совести необходимо спуститься вниз и проверить все лично. Большой беды от этого не случится. Он лишь дойдет до конца лестницы и одним глазом заглянет в коридор. Если там кто-то есть, он сразу же его обнаружит. А если никого нет, тотчас же унесет ноги.

И вот он зашагал вниз по лестнице. Каждый следующий шаг давался ему с все большим трудом. Непослушные ноги буквально прилипали к ступеням. Светящийся шар дрожал в трясущейся руке Стасика. Сам храбрец был напряжен, как натянутая до звона струна. И если бы сейчас из темноты ему наперерез бросилась маленькая мышка, он наверняка умер бы от испуга прежде, чем успел хоть что-то понять.

Последние ступени дались особенно тяжело. Стасик шагал в вязкой тишине — всхлипы смолкли, едва он преодолел половину лестницы. Ему чудилось, что тьма сгущается вокруг, а свет шара меркнет, и вот-вот погаснет окончательно. Он ступил на последнюю ступень, поколебался немного, и сошел с нее. Затем поднял взгляд и осмотрел короткий коридор. И тотчас же понял, что зря совершил этот героический спуск. Коридор прекрасно просматривался, в нем не было ни ниш, ни иных укрытий. Стасик отлично видел, что здесь никого нет. Ни внезапной девушки, ни даже внезапного юноши.

— Пусто, — вслух произнес Стасик.

Его голос прогремел в тишине подземелья, заставив паренька вздрогнуть.

Он нехотя взглянул на дверь. Не хотел смотреть — эта чертова плита рождала в нем чувство безотчетного отвращения. Но все же глянул. Теперь, когда он явился сюда один, без моральной поддержки Гамала, дверь показалась ему еще страшнее, чем в день экскурсии. Взгляд Стасика невольно захватили символы, украшающие ее поверхность. Он все никак не мог понять, выгравированы ли они в толще плиты, или живут какой-то своей отдельной жизнью. И чем дольше Стасик смотрел на них, тем больше склонялся к последней версии. А когда жуткие символы вдруг пришли в движение и медленно поплыли в разных направлениях, паренек заставил себя отвести от них взгляд.

Чтобы прийти в себя, Стасик оформил себе сочную пощечину. Боли не почувствовал, но процедура явно пошла на пользу. Муть, возникшая в его голове, тотчас же рассеялась. И когда он бросил на дверь еще один взгляд, все символы снова находились на своих местах и не пытались расползтись, как неугомонные тараканы.

Стасик решил, что пора бы ему уносить отсюда ноги. Он и так значительно превысил собственный лимит героизма, заявившись сюда в одиночку и среди ночи. О том, чтобы повернуться к двери спиной, не могло быть и речи. Еще чего! Стоит только выпустить из виду эту штуку, как обязательно случится что-то нехорошее. Стасик не собирался так рисковать. Он начал пятиться к лестнице, шаркая подошвами по серым плитам пола. Успешно сделал три первых шага, а затем его пятка подло зацепилась за какой-то едва заметный выступ. И этой малости оказалось достаточно, чтобы непослушное тело подвело своего хозяина в самый неподходящий момент.