Незабываемый вальс

А Батисте же открылся неведомый, чудесный мир. Это был мир неизвестный и недоступный ей ранее, но он был не похож на рай, о котором рассказывал отец. Она познала радость, красоту и великолепие возвышенного чувства, о котором только могла мечтать.

Как прекрасны, как восхитительны были овладевшие ею чувства! Батиста поняла, что любит графа каждой частичкой своего тела. Когда он уйдет, что-то светлое и прекрасное навсегда умрет в ней, без него останется одна лишь пустота и мрак.

А между тем его поцелуй становился все более пылким, объятия все более крепкими. И Батиста узнала, что любовь бывает не только нежной, ласковой и кроткой, как она всегда себе представляла. Есть любовь неистовая, горячая и страстная. Батиста почувствовала, что в ней зажегся маленький огонек, потом он разгорелся и стал неукротимым пламенем. Она не знала точно, но ей казалось, что такое же пламя горит и в графе. Все происходящее захватывало, восхищало ее. Она словно и не жила раньше и только сейчас стала узнавать жизнь.

Граф наконец оторвался от ее губ и поднял голову.

С минуту Батиста в каком-то оцепенении смотрела на него. Наконец она заговорила, и собственный голос показался ей чужим и незнакомым:

— Я… люблю тебя! Я не знала, как… прекрасна… как чудесна любовь.

— Не знал и я, — только и произнес граф.

Он снова и снова целовал ее, целовал неистово и страстно, но она уже ничего не боялась. Пламя в ней поднялось и достигло губ, а там встретилось со жгущим пламенем его рта. И этот жар опалил их обоих и, казалось, вознес к яркому солнцу.

Батиста не могла более сдерживать душевного волнения и, смущенно бормоча что-то, спрятала лицо на груди у графа.

— Моя драгоценная девочка! — порывисто сказал граф. — Прости, если испугал тебя. Я не имел таких намерений.

— Я… знаю, — прошептала Батиста. — Но… не могу не… любить тебя… Ты самый замечательный… добрый! Ты само совершенство!

Граф улыбнулся.

— Ты льстишь моему самолюбию. Впрочем, оставайся при своем мнении, моя дорогая. Теперь надо подумать о том, как нам лучше выйти из достаточно щекотливого положения.

Батиста подняла глаза.

— Ты прекрасна! проникновенно сказал граф. Так прекрасна! Удивляюсь, как только я мог так долго сдерживать себя. А мне пришлось нелегко, когда мы лежали в одной кровати.

— А я… боялась, что ты просто считаешь меня надоедливой девчонкой… и предпочел бы… остаться один, — сказала она, запинаясь.

— Я пытался заставить себя так думать, — признался граф. — Но поверь, всю ту ночь я чувствовал, что ты рядом, я томился и хотел поцеловать тебя еще тогда. Но не посмел. Ты доверяла мне, Батиста, и я не мог воспользоваться твоим доверием.

— Почему я была так глупа? Отчего я раньше… не догадалась попросить тебя о поцелуе, как попросила… только что? — удивилась Батиста.

— Тебе не придется больше просить меня об этом, — пообещал он.

И он опять целовал ее в глаза, в щеки, в прелестные ямочки и, наконец, в губы. Он целовал ее, покуда все в комнате не закружилось вокруг них и земля не стала уходить из-под ног, а они сами будто освободились от телесной оболочки и воспарили в вышину.

Наконец граф подвел девушку к дивану, усадил ее, сам сел рядом и взял ее руку.

— Послушай же, моя дорогая, — начал он. — Давай проявим благоразумие и подумаем, как нам быть дальше. Нам, безусловно, надо уехать отсюда, и поскорее. Осталось только решить куда.

Батиста вся засветилась от счастья. Она была так взволнованна, что не могла вымолвить ни слова. Граф понимал ее состояние и решил всю инициативу взять на себя:

— Я согласен провести наш медовый месяц где угодно, только не в Париже.

— М-медовый… месяц? — с недоверием повторила она.

Она еле выговорила эти слова, зато ее сердце громко пело от радости.

Графу казалось, что в это время в ее глазах светились звезды и все вокруг нее заблистало от звездного сияния.

— Ты должна выйти за меня замуж! — объявил он. — И я даже не стану просить тебя об этом, дорогая. Я все равно не позволю тебе отказаться.

— А я… ни за что и не откажусь, — с готовностью сказала Батиста. — Только скажи… ты и вправду хочешь взять меня в жены?

— Думаю, я захотел это, как только увидел тебя, — ответил граф. — Но я был страшным глупцом и не понял сразу, что ты именно та женщина, которая составит счастье моей жизни.

— Это правда?

— Да. И ты убедишься в этом, когда мы поженимся. Но сначала, милая, нам надо побыстрее покинуть этот дом. Надо быть очень осторожными, чтоб никто не заподозрил неладного.

— Куда же мы… поедем?

— Знаешь, Венеция — город влюбленных, а в это время года там особенно красиво, — сказал он.

— Тогда, пожалуйста, отвези меня туда… поскорее, я так хочу… наконец быть вместе с тобой.

Граф улыбнулся.

— Мы будем вместе, моя маленькая обожаемая девочка. Больше никто и никогда не сможет разлучить нас.

Граф поднес ее руки к губам и поцеловал маленькие нежные ладони. Он почувствовал, как от его поцелуя дрожь пробежала по всему ее телу, и понял, что и Батиста открыла в нем какие-то новые чувства, которые он не испытывал еще ни к одной женщине.

Он с сожалением отпустил ее руки.

— Мне не стоит больше прикасаться к тебе, иначе я не смогу толком все обдумать.

Батиста, задыхаясь от счастья, пробормотала что-то в ответ, и граф продолжил:

— Пьеру я скажу, что нашел твою мать и увожу тебя к ней. Думаю, это объяснение его удовлетворит.

Что-то в его словах насторожило Батисту, и она с беспокойством спросила:

— Ты на самом деле… узнал, где моя мама?

— Она сейчас в Африке, — ответил граф. — Пока она находится так далеко, я готов сам заботиться о тебе, дорогая моя. И лучше всего у меня это получится, только если я женюсь на тебе.

Батиста хлопнула в ладоши.

— Значит, если папа даже и найдет меня, он ничего не сможет… мне сделать? Я больше не в его власти?

— Нет, теперь ты только моя, — подхватил граф.

Батиста никак не могла поверить в услышанное:

— Повтори… пожалуйста, повтори еще много раз… что я правда буду с тобой… могу остаться и… любить тебя, что мне нечего больше бояться.

— Мы будем вместе, — повторил граф, — всю жизнь. Но сначала нам нужно с достоинством покинуть этот дом.

— Я буду очень осмотрительна и осторожна, — заверила Батиста. — Только не подходи ко мне слишком близко. Иначе, боюсь, моя любовь… к тебе… станет видна всем. Мои глаза все… выдадут.