Незавершенная революция

Единственными препятствиями на пути осуществления подобного проекта были лишь национальная обособленность и бюрократический аппарат. Говоря ранее о том, что бюрократическое мышление связано с государством-нацией, формируется под влиянием соответствующих идей и ограничено ими, я подчеркивал, что даже размах революции не заставил Сталина отказаться от политики национального эгоизма и идеологического изоляционизма; эту же политику унаследовали и преемники Сталина. Хотя концепция построения социализма в одной стране давно потеряла свою актуальность, отношение к ней, образ мышления и стиль политической деятельности, выработавшиеся на основе этой концепции, изменений не претерпели. Все это наиболее ярко проявилось в русско-китайских отношениях. Напомню лишь одно событие — неожиданный отказ Хрущева в июле 1960 года от оказания экономической помощи Китаю и отзыв из Китая всех советских специалистов, техников и инженеров. Этим Китаю был нанесен намного более жестокий удар, чем, скажем, Венгрии, где советская вооруженная интервенция хотя и сопровождалась насилием, но была кратковременной. Советские специалисты и инженеры в Китае получили указание забрать у китайцев всю документацию, связанную с планами строительства, всю проектно-техническую и патентную документацию, в результате чего огромное количество китайских предприятий сразу остановилось. Китайцы вкладывали большие средства в строительство — теперь все инвестиции были заморожены. Огромное количество наполовину смонтированного оборудования осталось ржаветь под открытым небом, неоконченные строения были заброшены. Бедной стране, лишь начавшей поднимать свою промышленность, был нанесен тяжелейший удар. Почти на пять лет индустриализация страны была приостановлена, а затем долгое время развивалась медленными темпами. Миллионы рабочих оказались без работы и без средств к существованию и вынуждены были вернуться в деревню, которая сама постоянно страдала от наводнений, засухи и недородов.

В связи с этим не могу не напомнить о великом провидении Ленина, который в одной из своих последних работ в 1922 году выражал беспокойство по поводу того, какое воздействие может оказать поведение

«держиморды... великоросса-шовиниста... подлеца и насильника» на«сотни миллионов народов Азии, которой предстоит выступить на исторической авансцене в ближайшем будущем».

Маоисты отплатили русским их собственной монетой, погрузившись в национальный эгоизм. От разумной аргументации в споре по поводу целей социализма и средств их достижения Китай все больше скатывается к истеричным выступлениям, свидетельствующим об уязвленной национальной гордости и испытанном унижении. Трагические для них события 1960 года пробудили в маоистах и дали волю долго сдерживаемому и подавляемому чувству негодования. Они также раскрыли худшие черты национального характера, особенно закоренелое восточное самодовольство и презрение к Западу, причем Советский Союз стали относить именно к странам Запада.

Суть конфликта лежит в различном отношении обеих держав к международному статус-кво. Русские все эти годы по-прежнему продолжали свои поиски национальной безопасности в рамках международного статус-кво. Думаю, я уже достаточно ясно показал, что эта политика не является изобретением преемников Сталина, «хрущевским ревизионизмом», который поносят маоисты. Отцом этого ревизионизма был Сталин; ревизионизм этот восходит к 20-м годам, когда был провозглашен лозунг построения социализма в одной стране. С тех пор советская политика стремилась любой ценой воздерживаться от слишком глубокого и рискованного вовлечения в классовую борьбу и социально-политические конфликты в других странах.

Невзирая на все прочие побудительные мотивы и меняющиеся обстоятельства, именно эта цель постоянно находилась в центре внимания сталинской политики. Именно этой цели Сталин на протяжении более 20 лет подчинял стратегию и тактику Коминтерна, а затем в период с 1943 по 1953 год — интересы всех коммунистических партий. В отношении Китая Сталин побил все рекорды «ревизионизма» сначала в 1927-м, а затем в 1948 году. В своем стремлении к обеспечению безопасности страны он, как правило, пытался сохранить и даже стабилизировать любое существующее соотношение сил. А поскольку действовать ему приходилось в эпоху сильных изменений и потрясений, необходимо было постоянно приспосабливать политику к постоянно меняющемуся статус-кво, причем делал он это с помощью традиционных методов. В 30-х годах он сориентировал свою политику и политику Народных фронтов на защиту Версальской системы, когда целостности последней стал угрожать нацизм. В 1939— 1941 годах ему пришлось уже учитывать в своей политике господствующее положение «третьего рейха» в Европе. И наконец, он направил политические усилия на сохранение статус-кво, создавшегося в результате Ялтинского и Потсдамского пактов. Именно этот статус-кво или то, что от него осталось, наследники Сталина стремятся поддержать и защитить от тех сил, которые подрывают его изнутри.

Для нового же Китая этот статус-кво совершенно неприемлем. Со времени, предшествовавшего китайской революции, он был основан на ясно выраженном признании главенствующего положения США в Тихоокеанском регионе. Естественно, ни китайская революция, ни ее последствия в расчет при этом не принимались. В соответствии с этим Китай оставался вне международной дипломатии, вне Организации Объединенных Наций, подвергался блокаде со стороны американских флотов и военно-воздушных сил, был окружен военными базами и подвергался экономическому бойкоту. Москва, постоянно имея в виду угрозу ядерной войны, стремится стабилизировать этот статус-кво, готовая при необходимости молчаливо отказаться от призывов к классовой борьбе и освободительным войнам. Китай же имеет все основания поощрять в определенных пределах те силы в Азии и других странах, которых этот статус-кво не устраивает. Он не заинтересован в приостановлении классовой борьбы и освободительных войн. Здесь и кроется основное противоречие между политикой России и Китая. Отсюда и громкие споры по поводу «ревизионизма», отчасти имеющие под собой основу. Отсюда и обвинения русских в том, что при урегулировании разногласий с Западом они объединяются с американским империализмом против китайской революции и народов, все еще находящихся под гнетом империализма. Отсюда, наконец, и брошенный китайцами вызов русскому лидерству в «социалистическом лагере», и претензии Мао на руководящую роль.

Как представляется, в маоизме сочетаются два начала: одно замешено на интернационализме, другое — на чисто восточном тщеславии. Неприятие статус-кво и проводимой русскими силовой политики вынуждает маоистов занять радикальную позицию и выдвинуть направленные против Москвы лозунги революционно-пролетарского интернационализма. Однако их собственное происхождение и приобретенный опыт, глубокая связь с отсталым укладом жизни страны, недавно приобретенная — но столь старая по своим истокам — непомерная гордость своим государством-нацией, огромные успехи, достигнутые маоистами в титанической борьбе, отсутствие глубокой связи с рабочим классом и с подлинно марксистскими традициями склоняли их, подобно сталинистам, к национальной ограниченности и эгоцентризму. Поэтому они также склонны были подчинять интересы иностранных коммунистических и революционных движений интересам своего государства и своей силовой политики. Их идея социализма была подобна сталинской: это социализм в одной стране, ограниченной Великой стеной [2. Вот почему Мао, долгие годы поддерживавший дружественные дипломатические отношения с правительством генерала Сукарно, всячески настаивал на том, чтобы индонезийская компартия признала ведущую роль Сукарно и отказалась от собственной революционной деятельности в пользу коалиции с национальной буржуазией. Таким образом, позиция Мао по отношению к индонезийским коммунистам почти ничем не отличалась от позиции Сталина по отношению к китайским коммунистам в 20-е годы, однако привело все это к еще более катастрофическим последствиям].

Теперь уже очевидно, насколько сильно собственные противоречия раздирают маоизм и сколь близко подвел конфликт с Советским Союзом внутреннюю напряженность к точке взрыва. В китайском «эпицентре революции» ощущаются новые толчки, которые сотрясают все китайское общество и отзываются в Советском Союзе и во всем мире. К чему это может привести? К установлению режима, который, как утверждают те, кто стоит за спиной так называемой Красной гвардии, будет более эгалитарным, менее бюрократическим, при котором власть будет осуществляться при более непосредственном участии масс, одним словом, режима, более социалистического по своему характеру, чем тот, что был установлен в Советском Союзе? А может быть, к возрожденной «чистой» революции? А может быть, в 1965—1966 годах мы были свидетелями не поддающегося логическому объяснению гигантского потрясения — столь типичного для буржуазной революции, — когда ни люди, ни партии уже не в состоянии контролировать бешеные скачки политического маятника? А вдруг «красные гвардейцы», которые месяц за месяцем заполняли улицы и площади китайских городов, — это новые «бешеные» или диггеры и левеллеры нашего времени? Может быть, им удастся одержать наконец победу? Или же, растратив все силы в долгой отчаянной погоне за несбыточной мечтой, они уйдут со сцены, а на смену им придет спаситель закона и порядка? А может быть, исторические прецеденты не имеют ничего общего с тем, что сейчас происходит? Каков бы ни был ответ, противоречие между буржуазным и социалистическим аспектами революции до сих пор не устранено, а в Китае оно имеет более глубокие корни, чем в России. С одной стороны, в Китае очень значителен буржуазный элемент в лице крестьянства, которое составляет четыре пятых населения страны, а также еще многочисленных и влиятельных капиталистов в городах. С другой стороны, антибюрократическая, эгалитарная направленность социалистической революции проявляется намного ярче, чем в России. Антагонизмы и противоречия, захватывающие огромные массы людей, развивались временами с такой бурной стихийностью, как в России лишь в первые годы революции, что приводит на ум параллели с Парижем 1794 года, когда буйные толпы заполняли его улицы в период борьбы среди якобинцев. Неважно, как закончится этот впечатляющий спектакль, какие новые проблемы встанут перед Советским Союзом и Китаем, но один вывод из этих событий уже можно сделать: освобождение человечества не может произойти только в Китае или только в России. Событие это может иметь лишь международный характер и стать фактом только всемирной истории.

Глава 6. Выводы и прогнозы

Подходя к концу настоящего исследования полувековой истории Советского Союза, необходимо вернуться к тем вопросам, которые мы поставили в начале книги: оправдала ли революция возлагавшиеся на нее надежды? Каково значение русской революции для нашего поколения и нашего времени? На первый из этих вопросов хотелось бы дать ясный и четкий положительный ответ и на этой торжествующей ноте закончить мои заметки. К сожалению, сделать это я не могу. С другой стороны, неверно было бы делать и разочарованно-пессимистические выводы. Ведь во многих отношениях революция еще продолжается. Ее история весьма непроста. Это история побед и поражений, история несбывшихся и осуществившихся надежд — и очень сложно дать оценку и тем, и другим. Ибо где найти мерило достижений и неудач столь великой эпохи, как соотнести их друг с другом? Можно лишь говорить об огромных масштабах и неожиданном характере этих побед и поражений, их взаимосвязанности и бросающейся в глаза противоречивости. Вспомним небезызвестное высказывание Гегеля о том, что

«история не есть царство счастья», что«периоды счастья — это ее пустые страницы», ибо,«хотя в истории бывают моменты удовлетворения, происходящего от реализации великих целей, которые выше каких-либо конкретных интересов, это все-таки не равнозначно тому, что обычно называют счастьем».

Без сомнения, прошедшие 50 лет никак нельзя отнести к пустым страницам истории.

«Россия — большой корабль, которому суждено большое плавание».

В этой известной фразе поэта Александра Блока явно слышится гордость за свой народ. Любой русский, который смотрит на 50-летнюю историю Советского Союза с точки зрения национальной, который считает революцию явлением чисто русским, имел бы все основания испытывать чувство еще большей гордости. Ибо сегодняшняя Россия — это еще более крупный корабль, отправляющийся в еще более дальнее плавание. Если говорить о чисто национальной мощи страны — а многие в мире все еще придерживаются именно такого способа оценки, — то в этом отношении дела Советского Союза обстоят более чем удовлетворительно. Наши государственные и политические деятели могут ему только позавидовать. Однако мало кто из нынешнего поколения русских считает, что они могут со спокойной совестью ликовать по этому поводу, многие помнят о том, что события Октября 1917 года не были чисто русским делом; и даже те русские, кто забыл об этом, далеко не всегда считают достижение национальной мощи конечной целью истории. Большинство русских сознают и величие нынешней эпохи, и постигшие ее несчастья. Они знают о небывалых темпах экономического развития страны, на их глазах поднимаются трубы огромных сверхсовременных фабрик и заводов, растет сеть школ и других учебных заведений; они — свидетели великих достижений советской техники и космических полетов и значительного расширения сферы социальных услуг; они ощущают жизненную силу и энергию своего народа. Но они также знают, что их повседневная жизнь все еще полна серой монотонности, перед которой меркнет величие одной из сверхдержав.

Всего один пример: несмотря на огромный размах жилищного строительства, средняя жилая площадь, приходящаяся на одного человека, все еще составляет менее 6 кв. м. Поскольку справедливое распределение все еще остается крупнейшей проблемой, это означает, что на многих приходится 5—4 кв. м или даже менее. Как видим, средние цифры те же, что были в конце сталинской эры. Это и не удивительно, если вспомнить, что только за последние 15 лет прирост населения в городах равен численности населения Британских островов. Однако подобная статистика вряд ли принесет облегчение или утешение людям, живущим в перенаселенных квартирах; ведь хотя положение и должно постепенно улучшаться, ждать придется весьма долго. Диспропорция между прилагаемыми усилиями и полученными результатами, примером чему является положение с жильем, характерна для многих сторон советской жизни. В слишком многих областях Советский Союз рвется вперед — прямо бешеными темпами, — а в результате оказывается, что он топчется на месте.