Нежданно-негаданно...
Шрифт:
Так что на демонстрацию пришли все без исключения — даже те, кто в комсомоле не состоял. Несмотря на то, что поутру было еще весьма прохладно, все были в хорошем настроении — сколько себя помнил Михаил, первомайские демонстрации вообще проходили достаточно весело, с каким-то чувством душевного подъема. Целое море красных флагов, транспаранты, портреты советский вождей, где, в отличие от прошлого мира, присутствовал и товарищ Сталин, снующие туда-сюда, располагая школьников в одном только им понятном порядке, учителя, яблоневые ветки и живые и самодельные, склеенные младшеклассниками, цветы, воздушные шарики… Все такое давно позабытое, и в то же время словно давно забытое… Как ни крути, последний раз на демонстрацию Михаил ходил еще в университете. Потом, на заводе, это уже становилось
Колонна школы, как обычно, вливалась в общую колонну носившего в этом мире имя товарища Сталина района, куда входили представители всех учебных заведений и трудовых коллективов… И все вместе двигаются в сторону центра города, к площади Революции. По пути, как обычно, болтали, смеялись, пели песни… Многие студенты, как знал Михаил по опыту прошлой жизни, сейчас уже начинали «заправляться» спиртосодержащими жидкостями — конечно, не до состояния нестояния, а лишь «для сугреву». А вот после демонстрации очень многие будут не прочь малость «стукнуть по конусам»… Впрочем, в студенческие годы таким же способом зачастую отмечали и успешную сдачу экзаменов. Аж ностальгия вдруг при воспоминаниях полезли…
Студентов, кстати, на демонстрации было очень немало… В том числе и весьма симпатичных девчонок-студенток, на кого порой волей-неволей обращал внимания Михаил. Такие молодые, веселые, нарядные, что так и хотелось подойти и с кем-нибудь познакомиться… «И что ты им дашь? — обрывал подобные мысли Михаила ехидный внутренний голос. — Участь жены революционера, которого в любой момент могут убрать те, кто готовит развал СССР? «И вечный бой, покой нам только снится»? Так что ли?» Нет уж, со своей личной жизнью он определился раз и навсегда. Пока он не сделал так, чтобы хотя бы в этой реальности сохранились СССР и социализм, ни о чем таком не может быть и речи! Правда, потом, скорее всего, будет уже поздно, но приносить проблемы другим людям Михаил не хотел совершенно…
Расходились с демонстрации уже каждый сам по себе — плакаты и флаги, у кого они были, складывали в присланный «шефами» грузовик и шли по домам. И вот уж Михаил вновь шел в своей «пролетарской» компании домой — по пути выпили в автомате по стаканчику давно забытой газировки с сиропом, стоившей в этом мире, где не было хрущевской деноминации, соответственно тридцать копеек, погуляли по детскому парку… Погода к этому времени несколько потеплела, светло солнышко — так что бежать домой никто не стремился.
— Как думаете, ребят, — глядя на проезжающую мимо машину со сложенными флагами и транспарантами, вдруг спросила Танька. — К 2000 году построим коммунизм во всем мире?
— Да, ясен пень, построим! — решительно произнес Петька.
— Конечно! — поддержал его Тоха. — Задавим империалистов и коммунизм настанет!
— Американцы — хитрые сволочи, — заметил Михаил. — Они свой пролетариат здорово обманывать научились…
Эх, а ведь когда-то он и сам думал, что вот-вот коммунизм настанет… И, возможно, в тот раз даже сам говорил что-нибудь на счет этого — хотя сейчас вспомнить те события уже и не получалось. Однако сейчас, с опытом прожитых лет, эти рассуждения казались какими-то наивно-детскими, оторванными от реальности. Это была та самая мечта о светлом будущем, которую ловко растоптали, обесценили и уничтожили партийные перевертыши… Однако сказать всю правду Михаил все равно не мог — да и не хотел, по большему счету. Он сам бы с радостью забыл все то, свидетелем чего ему довелось стать, и жил себе спокойно и счастливо. Вот только сможешь ли спокойно жить, знаю про все это жутковатое будущее? Пожалуй, никак не выйдет — если только не успел продать свою совесть…
— Да и хрен бы с ними! — решительно ответил Тоха. — Будущее за коммунизмом — это всем известно! Придет время — будет и в Америке своя пролетарская революция!
— Быть-то будет, конечно, — внезапно достаточно разумно ответил Витька, их комсорг. — Но вот только когда? Сейчас Штаты со всего мира соки тянут, превращаются в мирового паразита. Жируют с того, что другие люди мрут с голоду да от болезней, гибнут в развязанных ими войнах… Так что с ними справиться непросто будет. Но к 2000-ому
году, уверен, справимся и с ними. Если не коммунизм, так уж социализм точно построим.— А я верю, что не долго буржуям осталось! — ответила Танька. — Вот увидите!
И никто во всем мире еще не мог бы и подумать, насколько эти слова были близки к истине… Так что Михаил лишь мысленно усмехнулся услышанному. Добравшись до дома, Михаил вновь приступил к привычным делам, совершенно не догадываясь о том, что уже ближайшее будущее страны и всего этого мира окажется таким, какое он не мог себе представить даже в страшном сне. И события ближайших лет во многом обесценят и перечеркнут мечты и надежды большинства советских людей…
Перед Днем Победы, отмечавшемся в этом мире 12 мая, у них вновь состоялось комсомольское собрание, где обсуждали план предстоящих мероприятий, решали, кого из ветеранов позвать на предстоящий классный час — и в итоге сошлись на дяде Тохи. В прошлом мире он был уволен из армии по хрущевской демобилизации, в этом — уволился по возрасту. Отец-то Тохи в годы войны был еще пацаном и, как и две старшие сестры, работал в колхозе вместо взрослых, родителей-ветеранов еще нескольких комсомольцев из их класса уже приглашали, а повторения не хотелось. Было, правда, еще несколько — по сути, почти у каждого в семье был кто-то из фронтовиков, но далеко не все из них хотели вспоминать те годы и что-то рассказывать. Как, например, и дядя Михаила, от которого он за всю жизнь не слышал ни одного рассказа про войну! А ведь он всю войну прошел в составе войск НКВД… Или отец той же Вики — офицер-артиллерист, тоже очень не любивший вспоминать те годы… А сколько у каждого из их класса погибших родственников? Затем говорили и об историческом значении победы над фашистской Германией и роли советского народа, вспоминали про товарища Сталина и видных советских военачальников…
А 11 мая вместо последнего урока состоялся классный час, где уже их классная руководительница, тоже как раз историчка, после короткой вступительной речи о событиях прошедшей войны, роли партии, советского правительства и товарища Сталина и, опять же, исторической роли победы над фашистской Германией дала слово Федору Николаевичу — тому самому дяде Тохи. И видеть дядю Федю не древним стариком, а мужиком чуть больше пятидесяти лет, для Михаила было откровенно непривычно. Впрочем, такое же чувство поначалу возникало и по отношению ко всем прочим его родственникам или знакомым из прежней жизни…
К дяде Феде немедленно посыпались самые разные вопросы от одноклассников Михаила… Расскажите, как война началась, а где воевали, что видели и многое другое… И если на одни из них дядя Федя отвечал весьма охотно, то по другим вопросам старался ответить максимально коротко, явно не желая вспоминать в подробностях те или иные события. И Михаилу это было вполне понятно — хотя многие из одноклассников были явно несколько расстроены такими краткими ответами на их вопросы. Однако предпоследний вопрос стал для Михаила откровенной неожиданностью.
— Федор Николаевич, а вы в Югославии тоже ведь воевали? — спросил вдруг Леха.
— Воевал, — согласился дядя Федя. — Только… неправильная что ли та война была. Со своими ведь практически воевали, пусть и с заблуждавшимися… Но и иначе нельзя было.
«Нельзя? Или все-таки можно?» — невольно вдруг подумал над услышанными словами Михаил. С одной стороны, в его реальности ничего подобного не было — правда, и социалистической Югославия была очень условно, постоянно заигрывая с Западом и, по сути, подрывая единство социалистического блока. И в прошлом Михаилу это очень не нравилось — во всяком случае, с тех пор, как он про все это узнал. Но война… Разве нельзя было как-то обойтись без подобной крайности? Ведь наверняка что-то можно было бы придумать! Или нельзя? Ведь геополитика в этом мире весьма заметно отличающаяся? Увы, этого Михаил сказать не мог. Знал лишь факты о том, что после ликвидации Тито все быстро полетело в тартарары, в стране стремительно разгорелась гражданская война, которую пришлось давить уже силами стран ОВД. Хотя, может быть, это всего лишь на два с половиной десятилетия раньше случились известные ему события развала Югославии?