Неживая вода

Ее темные брови соединились на переносице, губы дрожали.

"А ведь и впрямь не бросит", — подумал Игнат, и на сердце отчего-то потеплело.

— Ну, как знаешь, — не стал спорить и Витольд.

Но все же передал Игнату тот самый штуцер, из которого паренек несколько часов назад подстрелил медведя, и они двинулись к частоколу.

Идти оказалось тяжело — каждый шаг отдавался болью, ноги дрожали от слабости и увязали в сугробах.

Конечно, частокол не был ни из человечьих, ни из каких-либо других костей. Опытным взглядом плотника Игнат отметил грубую обточку бревен и наспех сколоченную калитку. Все это могло бы показаться весьма хлипким заграждением, если бы не пущенная по всему периметру колючая проволока. Прямо над калиткой возвышалась на шесте волчья морда, оскаленная, будто в последнем смертельном реве. Из пасти черной змеей свисал погнивший язык, а глаз не было — их выклевали вороны. В сгустившихся сумерках провалы глазниц напоминали черные дыры колодцев.

Витольд тем временем взялся за длинный, вощеный шнур, свисающий из-под козырька над самыми воротами. Игнат внутренне подобрался, ожидая услышать низкий набатный звон, или стук дверного молотка по железу. Но вместо этого где-то далеко прозвучал мелодичный перезвон колокольчиков, и калитка с легким скрипом распахнулась, будто по волшебству.

Но это было не волшебство, а всего лишь хитроумная система шнуров, протянутых от частокола к дому. Кем бы ни был хозяин здешнего места — ведьмой или нечистым духом, — он больше имел склонность к инженерному ремеслу, нежели к плотническому.

— Заходим, что ли, — сказал Витольд.

И первым шагнул за калитку.

Игнат медлил. Опираясь о плечо Марьяны, он сжимал штуцер и во все глаза смотрел вперед, за частокол, где на четырех высоких столбах высилось мрачное жилище ведьмы.

Первое, что бросилось Игнату в глаза — у избы не было окон. Дверь была — от нее до земли спускалась прочная деревянная лестница. А окон не было вовсе. Толстые срубы стен оказались сработаны крепко и на совесть, и дом больше напоминал охотничий лабаз. О присутствии человека говорил только идущий из трубы дым.

— Как она выглядит? — шепотом спросила Марьяна.

— Увидишь, — кратко ответил Витольд и махнул рукой. — Заходите скорее!

Прижимаясь друг к другу, ребята опасливо перешагнули порог. Дверь тотчас захлопнулась за их спинами, будто только этого и ждала, лязгнул железный засов. Ветер налетел сзади, сырой ладонью взъерошил волосы на затылке. Марьяна вздрогнула и обернулась.

— Боишься? — вполголоса понимающе спросил Игнат.

— Немного, — она шмыгнула носом и доверительно шепнула ему на ухо:

— Мне почудилось, будто за нами кто-то следит…

Игнат тоже хотел обернуться, но не смог — спина тотчас отозвалась острой болью, и он судорожно вцепился в Марьянову руку, чтобы не упасть.

— Как же ты поднимешься на высоту такую? — озабоченно спросила она.

— Потихоньку да полегоньку, — отозвался через плечо шедший впереди Витольд. — Лестница тут крепкая, а что высоко поставлена — так это чтобы дикие звери да незваные гости в дом не сунулись.

Он подсадил сначала Марьяну, потом Игната, и тот судорожно вцепился в перила обеими руками. Но, как и обещал Витольд, взбираться было достаточно легко, и, в конце концов, лестница уперлась в широкую площадку, огороженную высокими перилами. Здесь Игнат позволил себе отдохнуть и оглядеться.

Сумерки сгустились совершенно, но на востоке облака истончились, пропустив сквозь свою завесу призрачный желтоватый отсвет луны. Частокол теперь казался хребтом какого-то древнего ящера, и насаженные на шесты волчьи головы отбрасывали на снег длинные тени. Несколько шестов пустовало.

"Это место для головы Яг-Морта, — подумал про себя Игнат. — Хороший подарок для лесной ведьмы".

Внутренний дворик был невелик. С правой стороны Игнат заметил аккуратно сложенную поленницу. Слева — что-то вроде крытого ангара, перед которым валялись куски жестяной обшивки, мотки проволоки и прочие мелкие детали. Тонкие шнуры, протянутые от калитки, заиндевели на морозе, словно серебряные струны. Стоит их тронуть — и над тайгой польется музыкальный звон.

Марьяна тем временем подняла руку, чтобы постучать в дверь, но Витольд остановил ее словами:

— Не нужно. Она знает о нашем прибытии.

Дверь отворилась мягко и медленно, пропуская полоску тусклого света. К запахам дерева примешался запах теплого молока и сушеных трав, и это удивило Игната.

"Разве так должно пахнуть в мертвом доме Бабы Ёмы?" — подумал он.

Но вслед за Витольдом переступил порог, и увиденное заставило удивиться еще больше.

Внутри не было ни кипящих котлов, ни косматых паутин, ни сов, что таращили бы свои желтые глаза из затемненных углов колдовской хижины. На какое-то время Игнату показалось, что он вернулся в детство — такая же выбеленная аккуратная печь стояла в его собственном доме, и был стол на резных ножках, а на столе — блюдо с только что испеченным пирогом и крынкой топленого молока. Развешенные под потолком сухие пучки трав также были Игнату знакомы — недаром его бабка слыла "знающей" по всей Солони.

Но молодая женщина, сидящая на дубовой скамье, меньше всего походила на знахарку или ведьму. Хрустальный ангел — вот, что первым делом пришло Игнату на ум. Такими украшали макушки праздничных елей, что устанавливали в селах и деревнях посреди площади и вешали на них стеклянные шары и гирлянды, которые сияли во тьме, словно мириады крохотных солнц. И ведьма была невесомой, светлой и прозрачной, так что, казалось, тронь ее неосторожно — и она тут же рассыплется на тысячу сверкающих осколков.

— Добро пожаловать, гости дорогие! — нараспев произнесла она с характерным акцентом, присущим всем коренным северянам.

— Спасибо за прием, — отозвался Витольд и слегка поклонился. — Не побеспокоили бы, кабы не нужда.

— Ко мне с нуждой и приходят, — мягко произнесла ведьма, и повернула к Игнату красивое светлое лицо. — Быстро ли добрались? Не испугали вас мои стражи верные?

"Стражи… это она о мертвых волках", — догадался Игнат, а вслух сказал:

— Не испугали. Не мужское это дело — мертвых бояться.

Ведьма хрустально зазвенела, засмеялась, отчего на ее щеках появились ямочки. Отбросила назад разметавшиеся по плечам светлые и легкие, как лен, волосы.

— Верно ты говоришь, — согласилась она. — Глупо тому мертвых бояться, за кем мертвые по пятам следуют.

Игнату вдруг показалось, что свет в избушке померк. Стены задрожали и стали зыбкими, текучими, как водяной поток. Поплыло и лицо ведьмы: ее белые волосы подернулись позолотой, скрутились в пшеничные жгуты.

— Откуда знаешь? — хрипло спросил Игнат.

— Чтобы знать, не нужны ни глаза, ни окна, — отозвалась ведьма, и голос ее донесся будто бы через многие слои воды и тумана. — К частоколу вы подошли вчетвером, но в калитку вошло только трое: а все потому, что волчьи головы мой двор от мертвых охраняют. Вот и навка твоя снаружи осталась, — ведьма наклонилась вперед и дотронулась до Игнатовой руки, будто обожгла каленым железом. — Ждет она тебя, мой болезный. Как верная собачонка, ждет.

6