Неживая вода

Страх подтолкнул Игната в спину. Он со всех ног кинулся прочь — подальше от страшного места, от удушающей тишины, от запаха прелости и гнили. Грибы, конечно, сразу высыпались из парки, но не до них теперь.

Слава Господу, не успел уйти далеко… Вот тропинка… а там овраг…

А вот мелькнула и пропала за деревьями красная курточка Званки.

— Званка!

Игнат сбавил ход, чувствуя, как с каждым шагом легко и спокойно становится на душе. Не заблудился, не потерял. Вот она — стоит на откосе оврага, и в пшеничных косах поблескивает заколка-бабочка.

Она обернулась, и Игнат остановился окончательно. Лицо у Званки оказалось испуганным и строгим. И почему-то темным, будто осенняя тьма мазнула по щекам испачканной кистью.

— А я нашла мертвеглавца, — глухо сказала она.

Игнат облизал губы. Слова куда-то улетучились, горло свело сухотой, и он только мог, что глупо выдавить:

— Как?

— Смотри.

Она протянула руку, и Игнат увидел на ее запястье мертвеглавца. Это действительно был он — шириной почти в ладонь, грязно-серый, только что выползший из земли, где рыл свои ходы и питался гнилой плотью.

"Плотью черного вепря", — услужливо подсказало сознание.

Поверх панциря, словно оттиск на грязной бумаге, виднелись пятна, складывающиеся в рисунок человеческого черепа.

— А разве они осенью водятся? — спросил Игнат.

Но хотел, на деле, спросить совсем другое — а разве они действительно существуют?

Это была сказка, страшилка для детей. Никакого мертвеглавца в природе не было, так говорила бабка Стеша. Но была другая опасность — та, что приходит с севера с первой снежной бурей. Опасность, тоже связанная с тьмой и смертью, потому что после нее оставалась лишь тьма и смерть.

— Водятся, — совсем тихо ответила Званка, не глядя на Игната, а глядя вниз, на свою руку, по которой медленно полз гигантский жук. — Они в могилах водятся, Игнаш. Глубоко под землей. А там какая разница, осень ли, зима…

Сейчас Игнат понял, что тишина не отступила. Она текла по пятам, обволакивая его, сыростью проникла за пазуху, стылой ладонью гладила по затылку.

— Пойдем домой, Званка, — просяще сказал он. — Я ведь обещал до бучила дойти и с тобой обратно вернуться. Пойдем, а?

Званка вздохнула тяжко, но вместо того, чтоб подойти к мальчику, отступила еще дальше, в овраг. Там уже вовсю клубилась мгла, грязно-серая, как панцирь мертвеглавца. Лицо Званки поблекло и треснуло ото лба до переносицы.

— Не могу я уйти, Игнаш, — невнятно проговорила она, словно рот был забит землей и травою. — Кто же будет кормить их тогда? — она повыше подняла руку, и Игнат с ужасом увидел, как пальцы ее почернели и ссохлись, как начала облетать плоть с серых Званкиных костей. — Едят они меня, Игнаша. Сколько лет едят, да никак не насытятся.

Из-под Званкиной косы выполз еще один жук и потащил за собой приставшую к лапке бумажную розу. Девочки отступила, и теперь оказалась скрыта по пояс. Комья земли и травы покатились на дно оврага, глухо застучали, как о гробовую крышку.

— А раз обещал, — едва ворочая мертвым языком, прошелестела Званка. — Так что ж на полпути остановился? — она ухмыльнулась, и трещина побежала вниз, расколола лицо надвое, словно гнилушку. — Эх, ты! Послушный да правильный! Сидеть бы тебе на печи да ждать, пока мертвеглавцы на останках Солони пируют. Так, думаешь, кто их привел-то?

Она начала смеяться тихо, хрипло, обидно. Черные губы треснули, в провале рта мелькнула и пропала сухая лапка жука.

— Кто? — холодея, спросил Игнат.

Званка поманила его высохшей рукой, подмигнула слепым глазом.

— Подойди — скажу.

Будто завороженный, Игнат шагнул к оврагу. Лицо тут же обдало вонью разложения и сырой земли.

— А ты, брат, сам подумай, — пробасила мертвячка голосом мужским и грубым, словно повторяла чьи-то чужие, давно услышанные слова. — Раз в пять лет — срок не велик. Зато нам и детям нашим спокойнее будет.

Игнат почувствовал, как мутный ужас закручивается вокруг него водоворотом. Узнавание пришло слишком быстро — этот голос он слышал в той, оставленной за спиной жизни, где был нож, и боль, и мертвые тени в зимнем лесу.

— А эту соплячку все равно никто не хватится, — продолжила Званка голосом дядьки Касьяна. — Отец — пьянь подзаборная, мать — ни рыба, ни мясо. Ты подумай, брат Егор. Подумай, недолго нам думать осталось…

От вони закружилась голова. Игнат приоткрыл рот, пытаясь сделать вдох, наклонился над оврагом, и сухие пальцы мертвеца тут же сжали его запястье. Игнат услышал хруст и шорох — это внутри Званки ворочались и грызли плоть огромные жуки. Он зажмурился, пытаясь справиться с тошнотой, подошвы пимов поехали по склону оврага.

Тук-тук… тук-тук…

Застучали комья глины о каменистое дно.

Тук-тук… тук-тук…

Застучали колеса.

Игнат распахнул ресницы. По глазам саблей полоснул желтый свет фонарей, замельтешили вылетающие из-под колес шпалы. Игнат закачался, балансируя на краю вагона. Взмахнул руками — но не нашел опоры. Вместо этого кто-то рванул его назад — больно, едва не вывихнув плечо.

— Дурак! Куда собрался?

Парень повалился на пол, закашлялся, затрясся в ознобе. В открытом тамбуре гулял стылый ночной ветер, и проводник поспешил закрыть распахнутую настежь дверь.

— Как же не досмотрели, Петр Кондратьевич? — сдержанно пожурил Прохор Власович.

Проводник развел руками.

— Не ожидал, ей-богу! В последнюю минуту подоспел!

Игнат вытер лицо трясущейся рукой, ноздри еще щекотал гнилостный запах, а в ушах стоял шепот мертвой Званки. В подрагивающем электрическом свете фигура старика казалась сгорбленной и высохшей, точно мумия.

— И не скажешь, что лунатик, — нервно усмехнулся Прохор Власович, сверху вниз глядя на Игната. — Что ж ты, соколик, так на меня смотришь, будто мертвеца увидел?

Игнат привалился к стене, прикрыл усталые глаза, в которых все еще стоял образ пожираемой жуками Званки.

— Это черный вепрь, — тихо произнес себе под нос. — Все дело в нем. Тогда я еще не знал, но теперь понял…

Он прижал ладонь к груди и ощутил за подкладкой узелок с тайным эликсиром.

— Они первые предали Солонь, — горько сказал Игнат. — И дядька Касьян, и Егор, все… Отдали ее на растерзанье нави. И еще тогда решили, что первой отдадут Званку…