Нежная месть

***

Борзунов ждал ее в холле ЦДП и заметно нервничал. Увидев, пошел навстречу, помог снять пальто.

Придирчиво оглядел и одобрительно пощелкал языком.

– Если бы я не знал тебя, сам бы познакомился. Такая утонченная штучка.

– И?.. – насмешливо протянула Марина.

– Так вся загвоздка в том, что знаю, – заржал Борзунов и хлопнул ее по заду. – Иди уже, завоюй американского принца, Золушка!

Марина сделал вид, что шуточка Борзунова пришлась по душе. Одернула платье, тряхнула локонами и отправилась совершать подвиг.

Побродив по выставке, она перешла в банкетный зал и сразу заметила дружески беседующую парочку.

Странно, но рядом с подтянутым среднего роста Райтом высокий полноватый Борзунов смотрелся неуклюжим тюфяком. Отойдя в сторону, Марина еще раз оглянулась, проверяя впечатление. А Джеймс Райт даже очень… Что-то в нем есть, основательное, мужское. Хорошо, что он ей импонирует, на симпатии всегда легче завязать знакомство.

Главное теперь – сыграть натурально, чтобы у американца не возникло подозрений.

Фуршет был уже в полном разгаре. Толпа, фланируя от стола к столу, напоминала океанские волны, накатывающие на обильно накрытые столы и оставляющие «пустынный брег». Марина, влившись в течение, выжидала удобный момент.

Когда очередная волна прибила ее к столику, за которым расположились партнеры, она задержалась, растерянно вертя в руках тарелку в поисках сервировочной вилки.

Не обращая внимания, Райт размахивал нужным ей столовым прибором, азартно делясь с Борзуновым впечатлениями от выставки:

– Русский авангард в сравнении с европейским более фундаментальный, глобальный, мессианский что ли. Понимаете? Европейский в разных странах разный, но в целом более технологичный. Был я на выставке в Париже. И вот там, на фоне знаменитейших французских художников, меня поразили две картины Филонова, вашего соотечественника. Рядом с его полотнами всё погасло – весь цвет французской живописи. Такого художника, как Филонов, просто не было ни в одном авангарде европейском.

Марина, взглянув на кислую физиономию Борзунова, не знавшего, что ответить на восторги собеседника, чуть не расхохоталась. Борзунов глубоко страдал, потому что не разбирался в живописи – раз, и очень слабо понимал американский диалект – два.

Марина оттеснила Борзунова, очаровательно улыбаясь, протянув руку к интересующему ее предмету, произнесла по английский:

– Позвольте…

Расставшись с вилкой, Райт даже не удосужился взглянуть в ее сторону. Отдал, как прислуге.

Заполучив вожделенный инструмент для разделки, Марина ловко подцепила кусочек омара, обмакнула в соус, проглотила и, мило улыбнувшись, включилась в разговор так, как будто весь предыдущий диалог Райта предназначался непосредственно ей:

– Павел Филонов – бесспорно уникален. Вы видели его «Пир королей»?

И не дожидаясь ответа, тут же поинтересовалась:

– А что вы думаете о Малевиче и Кандинском?

Облегченно выдохнув, Борзунов оглядел стол и приступил к поглощению креветок, предоставив Марине и Райту обмениваться мнениями на далекую от него тему. Прожевывая очередной кусок, он согласно кивал, делая вид, что активно участвует в беседе.

Но Райт был неугомонен и жаждал узнать мнение Борзунова об изданном Филоновым манифесте «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков «Сделанные картины».

Борзунов трагически возвел к небу глаза, промычал что-то набитым ртом и, демонстративно постучав по часам, посетовал, что время – деньги.

Удаляясь, он слышал щебет Марины о том, что Декларация аналитического искусства – единственное свидетельство существования общества, где провозглашается реабилитация живописи, созданная в противовес концепции и методу Константина Малевича…

– Тарабарщина! Но Маринка молодец, подготовилась. Завтра же надо уточнить, чем американский прохвост еще увлекается. Разносторонний, бестия, черт его дери. Нет чтобы обсудить нормальные вещи: вкус омаров, например. Я бы ему профессионально растолковал, чем отличается массовый товар канадских ферм от французских омаров из Бретани, вкус которых более тонок. В этом деле я знаток. А то: Кандинский, Малевич – про них я хоть слышал, но с Филоновым был явный перебор!

Но тут он вспомнил о железном руднике, акции которого рассчитывал впарить Райту, и настроение у Борзунова поднялось.

Это совсем неплохо, что америкос искусством интересуется. Хуже был бы въедливый интерес к месторождению осмия, используемого в фармакологии. Хохотнув, Борзунов, сверкая улыбкой, направился к выходу.

Райт с Мариной тоже не задержались. Марина предложила Джеймсу показать Чистые пруды.

– Это совсем рядом, – интриговала она собеседника. – Грех будет не увидеть. Историческое место. Вы читали «Мастера и Маргариту»? Так вот, я открою страшную тайну. На Патриарших прудах, описанных в романе Булгакова, трамвай никогда не ходил. Всё на самом деле происходило на Чистых прудах.

– Не может быть?!

Райт завороженно смотрел на свою собеседницу. Славянки так отличаются от американок. Как будто с другой планеты. Юная, свежая, в эмоциональном порыве, наивна и умна… Она притягивала его, как магнит. И тут он вспомнил, что она ничего о нем не знает.

Ах, как это всё было увлекательно. И Райт рассказал, что он обычный служащий, представляющий в России интересы небольшой американской компании. О своем миллионном состоянии скромно не упомянул. Интрига его захватывала.

А Марина не стала настаивать на длинном варианте своего имени. Если Райту удобно сократить его до Мари, ради бога. Какое это имело значение? Она была готова и на другое имя. Потому, что Джеймс ей нешуточно нравился. И интерес был взаимным.

Глава 9. Побег

Через три дня взбешенный Борзунов хотел организовать похищение своей шпионки из номера Джеймса Райта, но она сама позвонила ему:

– Я могу говорить, пока Райт в ванной. Всё хорошо. Он наш.

– Ты что, все эти дни из его постели не вылезала? – зашипел Борзунов в трубку.

Но вместо ответа короткие гудки отбоя резанули Борзунова по уху.

– Сучка, – раздраженно проворчал Борзунов. – Все бабы одинаковые. Но подожди, дам я тебе денег на квартиру. В центре жить размечталась. За сто первый километр поедешь. Дай только сделку завершить.

Любовные отношения между ними давно закончились. Но Борзунов относился к Марине как к своей собственности. Ради денег уложил бы ее под любого. Но так, чтобы это было по его воле.