Нежное создание

«Война так война», — согласилась Ника и достала с полки шкатулку. Четыре месяца назад в подъезде она отняла у соседского мальчишки слабомощную фитильную петарду. Если Ромка не угомонится до одиннадцати часов, то придётся начать боевые действия.

Грачёв не угомонился.

Ника выждала час и ровно в полночь вышла на улицу.

Дождя не было, как и ветра. Ночная сырость забралась под распахнутую куртку, пробрала до костей. У соседнего подъезда коты устроили бесплатный концерт. Им не спится — весна в разгаре.

Во всех комнатах Ромкиной двушки горел свет. После возвращения хозяина, окно в кухне не закрывалось никогда. Отдёрнутая тюлевая занавеска выбилась из него, намокла, обвисла, прилипла к карнизу.

Ника встала на скамью и заглянула в кухню.

Ромка спал, сидя за столом. Подперев рукой щёку, вздрагивал и ритмично дёргал головой в такт вылетавшему изо рта храпу.

Ника засмотрелась на Грачёва. Он выглядел смешным и даже симпатичным.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы достать из кармана зажигалку и петарду, поджечь фитиль.

Диверсантка не промахнулась.

Громкий хлопок сопроводился яркой вспышкой.

Ника спрыгнула со скамьи и спряталась под козырьком подъезда. Уйти не спешила. Со злорадным наслаждением слушала грохот падения Ромки и его отборную брань. Усмехнулась: «Вреда ноль, а страха под завязку».

Догадается Грачёв, чьих рук это дело или нет, она узнает завтра. Лгать себе не стала — было страшно. Сердце выплясывало фокстрот, руки слегка дрожали. Пожалуй, ей не помешает дополнительно обзавестись чем-нибудь более весомым, чем перцовый газовый баллончик. Вдруг тот откажет в самый неподходящий момент.

К дому она шла черепашьим шагом.

Занятия в университете закончились раньше — отменили последнюю пару. Впереди ждали два выходных, но настроение было на нуле. Ника вздохнула. Ничего, осталось совсем немного, она уедет и забудет о Грачёве как о кошмарном сне.

Она замедлила шаг, когда у подъезда не увидела Ромки.

«Не радуйся раньше времени», — поддела себя. Сейчас он высмотрит тебя в окно и вприпрыжку выбежит встречать. Правда, окно оказалось закрытым, и музыка была чуть слышна.

В подъезд Ника вошла медленно, с опаской.

В потной ладони зажат баллончик, палец на клапане; сумка провисла от тяжести бутылки пива, купленной не для утоления жажды, а в целях самообороны.

Ромки не оказалось и в подъезде. Из приоткрытой двери в его квартиру Профессор Лебединский хриплым тембром вещал: «Листья жёлтые над городом кружатся…»

Ника позволила себе расслабиться, лишь пройдя больше половины лестничного марша. Невольно вздрогнула и сгорбилась, когда в квартире Грачёва что-то загремело. Сдавали нервы. Она остановилась на лестничном пролёте между первым и вторым этажами, пропуская спускавшуюся соседку.

— Божечки, этот антихрист успокоится когда-нибудь? — плаксиво заговорила шестидесятилетняя тётя Таня. — Никакой управы на него нет, — шмыгнула натёртым до красноты носом.

Ника выгнула бровь: «Будто кто-то на него управу искал».

— Ночью слышала грохот? — соседка была из тех, кто любил поговорить. Отвечать ей было не обязательно.

Ника неуверенно пожала плечами.

Тётя Таня притормозила и взволнованно сообщила:

— Меня аж на софе подбросило. Подумала, что бомба прилетела. Не знаешь, где что чебурахнуло? У кого ни спрашиваю, никто не знает. К участковому что ли сходить?

Ника улыбнулась:

— Сходите, напишите заявление. Потом вас допросят с особым пристрастием и возьмут подписку о невыезде.

— Это зачем? — подозрительно прищурилась тётя Таня.

— Как зачем? — с воодушевлением удивилась Ника. — Фильмы про ментов не смотрите? А вдруг это вы к диверсии готовитесь? Ночью неудачно провели сборку секретного оружия, у вас там… эмм… чебурахнуло. Теперь вы всех об этом спрашиваете, таким образом от себя подозрение отводите.

— Кто ж это дома сборку проводит? — сглотнула тётя Таня сухим горлом.

Ника промолчала и демонстративно опустила глаза на объёмную сумку соседки.

— Купила сыну новые сапоги резиновые. Вот, несу ему. Скоро грядки на даче копать, — тряхнула та сумкой и бойко протянула: — Тю-ю, нашли диверсантку.

— Ещё с обыском придут, — заверила её Ника. — Адвокат потребуется. Самый дорогой.

Тётя Таня посмотрела на неё с недоверием и быстро закруглилась:

— Так и не было ничего. Никто ж ничего не слышал. Приснилось мне. Старая я, больная, страдаю нервным расстройством личности.

Ника задержалась между этажами. Закралось подозрение, что с Ромкой могло случиться что-то плохое, и кто в этом будет виноват? В окно подъезда наблюдала, как тётя Таня остановила подругу с мусорным ведром и, широко открыв сумку, показывала ей резиновые сапоги.

«Это надолго», — решила Ника и спустилась на первый этаж.

Можно было войти в квартиру Грачёва без предупреждения, но Ника пару раз нажала на кнопку звонка.

Разумеется, Ромка не услышал — музыка играла хотя и тише обычного, но довольно громко.

Ника сжала в кармане куртки газовый баллончик и толкнула дверь в квартиру.

Позвала Грачёва. Прислушалась.

На его сдавленный стон свернула к кухне.

Бледный Ромка сидел на полу у стены с вытянутыми в проход ногами и смотрел на Нику. Сквозь прижатые к животу растопыренные пальцы сочилась кровь. Серые губы беззвучно шевелились. В широко раскрытых стекленеющих глазах стояла смертная тоска.

Чужое присутствие позади себя Ника почуяла мгновенно — лёгкий поток воздуха тронул на голове пух коротких волос.

Она отшатнулась, натыкаясь спиной на что-то… кого-то дюжего и рослого.

Захлебнулась воздухом; из одной руки выпала сумка, вторая выдернула из кармана газовый баллончик.

Ника не успела ни обернуться, ни о чём-либо подумать.

Не успела дать отпор.

Жёсткая ладонь закрыла ей рот; острая боль обожгла бок — раз, ещё раз, ещё.

Перед глазами дрожащим маревом растеклась кровавая пелена, окутала удушающей волной, лишила сил.

Страшно…

Страшно ощущать, как медленно и неотвратимо подбирается боль к пока ещё живому трепетному сердцу, как стынет в нём кровь, как затихает его стук, как в мутнеющее сознание вторгаются слова песни в исполнении Лебединского: