Нежное создание

Ника не сопротивлялась, не стеснялась своей наготы. С молчаливой покорностью принимала помощь мужчины. Знала, если останется в мокрой одежде, то подхватит воспаление лёгких. Пусть температура воды в канале чуть выше десяти градусов и она в ней пробыла не больше пяти-семи минут, но Неженке Руз хватит и этого, чтобы исход «купания» оказался для неё смертельным.

Пока кэптен быстро, без лишних движений снимал свою одежду, выжимал её, надевал снова, натягивал сапоги, Ника то же самое пыталась проделать со своими чулками и панталонами. Смущённо отводила глаза и возвращалась снова к созерцанию красивого мужского обнажённого крепкого торса с крупными рельефными мышцами. Несколько ровных коротких шрамов не портили его.

— Дай сюда, — с видимым недовольством, Адриан отнял у неё мокрое бельё, выжал и бросил ей в руки. — Быстрее, Руз, не копайся. Нас не должны увидеть.

Ника засуетилась, натягивая бельё непослушными руками.

Ван дер Меер встал.

— Идём, — приказал он. — Надо уходить.

— М-моя накидка, — искала её глазами. С волос капало; платок утонул.

Мужчина нашёл накидку.

Ника благодарно кивнула, сжимая у горла ворот кафтана, и попыталась встать.

На её слабую попытку, не давшую результата, Адриан сжал челюсти. Взял под руку безвольную, трясущуюся соседку. Удерживая её, набросил на её плечи накидку, застегнул на груди, надвинул капюшон. Задержал у её лица руки, приподнял за подбородок, рассматривая на горле хорошо заметные следы пальцев Якубуса. Ноздри раздулись; под кожей щёк заходили желваки. Заглянул в испуганные глаза:

— Уж прости, понести тебя не смогу, — отпустил её и пристукнул тростью по камню мостовой.

Если Ника не могла говорить внятно, всё ещё дрожа всем телом, то мыслить ясно была способна как никогда. Близость мужчины, его внимательный, изучающий взгляд серых глаз, в ночи отливавших чернёным серебром, взволновали. Сердце забилось сильнее, кровь прилила к щекам.

Подталкиваемая в спину кэптеном, Ника с усилием тронулась с места.

— Як-коб… г-где, — заставила себя сделать шаг, второй, третий… Лихорадило. В размокших туфлях «гуляли» ступни.

— Руз, быстрее, — подгонял её Адриан, больно тыкая тростью в спину. — Бегом.

Часы на главных воротах города пробили один раз.

Ника ускорилась. Не оглядывалась. Приходила в себя. От быстрой ходьбы согрелась, но дрожать не перестала. О Якубусе больше не спрашивала. Его нет. Он не выплыл.

Осознавала страшную правду.

«Такую уж страшную?» — засопела, зашмыгала носом.

«Снявши голову, по волосам не плачут», — своенравно повела шеей. Она планировала его смерть, на убийство пошла осознанно. Только вот не всё учла. Если бы не Ван дер Меер, лежала бы она сейчас на дне вонючего канала.

Оглянулась на своего конвоира со свёрнутым платьем под мышкой.

Он молчал. Отчётливо слышались его тяжёлое дыхание и стук трости о булыжник. В темноте белела рубашка, облепившая широкие плечи.

Со стороны можно было подумать, что домой возвращается припозднившаяся странная парочка. Сильно хромавший мужчина гонит впереди себя вдрызг пьяную спутницу, сердито вонзая в её спину конец трости.

От очередного раздражающего укола Ника дёрнулась. Закипая от негодования, остановилась и повернулась к Ван дер Мееру:

— Х-хватит т-тыкать меня в с-спину. Я тебе не м-мулица, а т-ты не п-погонщик.

— Молчи, Руз, — развернул он её, снова толкая в спину — грубо и беспардонно.

Она сделала по инерции шаг и остановилась. Враждебно бросила:

— З-зачем ты п-припёрся, спасатель хренов, если с-сейчас в-ведёшь себя как поросёнок?

Он опять развернул её за плечи и подтолкнул вперёд:

— Бегом, Руз! — повысил голос. — Потом мне всё выскажешь. Но будет лучше, если я тебя больше никогда не увижу.

Она повернулась и перехватила его трость, не дав ей упереться в её грудь.

— Я тоже буду этому рада, — выпалила со злостью.

— Если бы ты… — начал Адриан, с упрёком выцеживая слова сквозь зубы.

Ника не дала ему договорить, вспыхнула как спичка:

— Чт-то я? Что ты знаешь обо мне, чтобы судить? — ответила резко, перестав дрожать.

Отгоняла от себя мысли о Якобе и его смерти.

Совесть, шокированная случившимся, молчала. В душе ни грамма сожаления, ни малейшего намёка на раскаяние. Лишь досада на то, что она не смогла довести начатое дело до конца.

Ника всё привыкла доводить до логического конца. Утонула бы? Пусть! Такой стала бы цена её свободы.

Что может быть дороже свободы? Жизнь? Какой она будет без свободы?

Нервы сдавали; дрожали губы. Перед глазами алой вспышкой промелькнул образ умирающего Ромки. Ника вдруг увидела себя, лежащую рядом с ним. Грачёв видел её смерть. Почувствовал ли он себя виноватым? Вряд ли. Она сама вошла в квартиру. Её не звали, не заманивали. В своей смерти виновата только она. Сжала кулаки:

— Тебя никто не звал и о помощи не просил! — прикусила щёку изнутри, чтобы не расплакаться.

— Тогда зачем приходила? — с вызовом спросил кэптен.

— А ты не понял? — Ника ускорила шаг, косясь на отбивавшую чечётку трость. Адриан не отставал. — Почему не выслушал меня? Смотришь, сообща, придумали бы что-нибудь другое.

— Придумали бы сообща? — Ван дер Меер рванул её за руку, останавливая. — Ты всё решила сама и чуть не погибла.

— Ты не оставил мне выбора, — глянула на него с неприязнью. — Я пришла к тебе, а ты…

Глядя себе под ноги, сипло проворчала:

— Тугодум.

Впрочем, нет худа без добра. Если не брать в расчёт гибель Якубуса, то ситуация вышла забавная: спасала Ван дер Меера, а вышло наоборот. Она живая, в теле Руз, с предстоящими похоронами, убитой горем госпожой Маргрит и непомерным долгом, который хочешь не хочешь, а возвращать придётся.

«Можно долг не отдавать», — покосилась на кэптена. Что он ей сделает? Донесёт на неё?

Она не боится попасть в тюрьму. Да и не станет Ван дер Меер воевать с девчонкой, предупредившей его о намерении Якубуса убить его. Знает, кто главный виновник.

Ника сокрушённо вздохнула: очень хочется исправить чужую ошибку и, возможно, заслужить прощение человека, который ей не безразличен.

Кэптен больше не толкал её в спину. Заметно ссутулился. Поотстал. Тяжело опираясь на трость, волочил больную ногу.

Когда Ника свернула на их улицу, с усилием догнал её и без церемоний схватил за плечо. Направляя в ближайший тёмный переулок, хриплым голосом указал:

— Сюда.

Через несколько десятков метров Ника узнала узкую улочку, на которую выходили низкие калитки и широкие ворота дворов, прятавшихся за высокими каменными оградами. С этой стороны загоняли кареты и заводили лошадей, впускали подводы с дровами и углём, привозили или увозили крупногабаритные грузы — всё то, что считали нужным не афишировать перед соседями.