Нежный зверь

Ладно, с этим разберусь на месте.

Загрузившись в машину, я поехала на окраину города. На встречу с господином Коршуновым.

Мне пришлось изрядно потрястись на разбитой множеством колес и ног дороге, прежде чем удалось добраться до единственного в этом районе девятиэтажного дома. Остальные были пятиэтажными. Контраст был явным — среди стареньких пятиэтажек дом — «свечка» казался украшением праздничного стола. Бутылкой элитной водки среди разномастных стаканов, бокалов и кружек.

«Да что за алкогольные фантазии, Татьяна?» — недоумевающе спросила я у себя. В самом деле, то меня на Тушнинском переклинило, теперь вот алкоголь в мыслях. А думать, Танечка, нужно о деле, и только о деле! Вот так.

Я притормозила, покинула теплый салон и включила сигнализацию. А то пацанва, с воем носящаяся по снежным насыпям, что-то не внушала мне доверия.

И правда, едва я успела отойти от машины на несколько шагов, как услышала истеричные завывания своей «девятки». Обернувшись, узрела парнишку лет пятнадцати, который с азартом метал снежки по ее лобовому стеклу. При этом дитя поливало окрестности довольно разнообразным матерком. Из словесной атаки явствовало, что все, передвигающиеся на тачках, гады. А ставящие свои машины в этом дворе — сволочи последние и нуждаются в отпоре.

Ну ладно, подросточек, с тобой я разберусь без проблем.

Я решительно подошла к машине, надеясь, что представитель юного поколения испугается выражения моего лица и смоется куда подальше. Но не тут-то было. Парнишка с задорной наглостью взглянул на меня, продолжая закидывать мою «девяточку» снегом. Отчего машина быстро превращалась из бежевой в чисто-белую.

— Эй, парень, чем это ты занимаешься? — спокойненько так осведомилась я.

Мальчишка не удостоил меня ответом. Я повторила вопрос, после чего была посвящена во все тонкости моего собственного генеалогического древа. Ну, такой наглости я не потерплю!

Я твердой поступью подошла к подростку и холодно спросила:

— И что же вы, молодой человек, имели в виду в вашем монологе?

— Чего-о? — непонимающе протянул пацан. — Да ты… — И… опять понеслась душа в рай.

Ну, ясно, на такого словесные увещевания не подействуют. Значит, придется прибегнуть к физическим мерам. Хотя не люблю я это дело. За избиение несовершеннолетних статью могут дать. Но не дадут, черт возьми!

Стремительная подсечка, и знаток русской нецензурщины свалился в снег. Я грациозно поставила ногу на его грудь жестом Тарзана из джунглей и прошипела длинную зловещую тираду, имевшую, если исключить непечатную лексику, приблизительно такой смысл:

— Ты, придурок, оставь в покое машину, иначе хуже будет!

Но в целом речь моя производила высокохудожественное впечатление. Я обратила внимание, что в глазах парнишки появилось искреннее уважение. Он даже не пытался выбраться из-под моей ноги и встать на ноги, просто смотрел снизу вверх, как глубоко верующий на Христа, спустившегося с неба.

— Ты понял? — рявкнула я напоследок, убедившись в действенности своей не вполне педагогичной лексики. И чуть сильнее надавила на пуховик, прикрывавший грудь пацана.

— Да, — восторженно кивнул он. И добавил уже на вполне нормальном языке: — Я ж не знал, что вы по понятиям живете. Думал, просто дамочка на тачке да еще с пикалкой!

— Теперь ты понял, что не на ту наехал? — более мирно полюбопытствовала я и, дождавшись жарких кивков, убрала наконец ногу с груди пацанчика.

— Теть, а хочешь, я твою тачку покараулю? А то пацаны у нас разные есть.

— Покарауль. Если все будет в норме, с машиной ничего не случится, а ты заодно счистишь снег с лобового стекла, то даже оплачу труды, — пообещала я.

Парнишка, кажется, поверил и начал выгребаться из сугроба.

А я спокойно направилась по своим делам. Теперь за тачку можно быть совершенно спокойной — ребенок скорее помрет, чем даст в обиду средство передвижения уважаемого человека. Но тут же развернулась, осененная мыслью, и спросила охранника, кивнув на девятиэтажку:

— Ты из этого дома?

— Ну да, а чего? — с готовностью ответил парнишка.

— Знаешь Коршунова?

— Тимура и его команду? — ядовито осведомился пацан. — Да кто ж его не знает.

— И чем же он так знаменит? — искренне заинтересовалась я, опускаясь на корточки и закуривая. Стряхнула с ботинка снег и ожидающе уставилась на парнишку.

— Да сначала бухал тут со всеми подряд, потом пересел на «крутую» тачку — подержанный «фордик», — презрительно пробурчал парнишка. — И пальцы веером. А как хреново становится, все равно чешет к слесарям бухать.

Больше я из подростка не вытянула ничего полезного. Либо он не хотел говорить, либо не знал ничего больше. Впрочем, я склонялась к последнему.

Оставив пацана караулить машину, я все же направилась к дому Коршунова. Хотелось посмотреть на эту личность, знаменитую в среде слесарей и подростков. Что же собой представляет господин Коршунов? Или ничегошеньки не представляет? Вот в чем вопрос.

Я поднялась на второй этаж, где обитал директор ЧП, и позвонила в дверь. Звонок совершенно неожиданно огрел меня… разрядом тока. Что, здесь с такой приветливостью встречают гостей? — потирая пальцы, подумала я. И обрадовалась: хорошо хоть не двести двадцать вольт. Что-то это дело Ларионовой — Курского так и норовит расправиться с лучшим тарасовским детективом. Скоро на теле места живого не будет от синяков и ссадин. Теперь еще и ток.

А почему мне так долго не открывают?

Побоявшись вновь касаться звонка — мне показалось, что он зловеще копит электрические заряды, что — бы во второй раз двинуть током посильнее, — я затарабанила по двери. За ней наконец раздались не слишком уверенные шаги, и мне открыли.

— Вам чего? — достаточно невежливо осведомился самый смехотворный тип в мире. Рядом с ним Пьер Ришар и Дени де Вито рядом не стояли. А клоунов в цирке стоит распустить как непригодных к делу.

Господин Коршунов был лысым. Но не просто лысым. Он был лысым и рыжим. Как в анекдоте, из которого мне запомнилась последняя фраза: «Так он же су-мас-шед-ший!» А дело в том, что по обе стороны сияющей розовой макушки ютились морковно-рыжие клочья волос. На длинном хрящеватом носу красовалась бульбочка, словно природа в одночасье вознамерилась превратить хищный нос в «картошку», но ни материала, ни умения не хватило. Косовато посаженные жгуче-черные глаза громко вещали о примеси монголоидной крови. Пушистые рыже-седые баки придавали худым щекам еще большую впалость и аскетичность.

Наряд Тимура Парамоновича также отличался экстравагантностью. Длинные, до колен, семейные трусы были испещрены розочками и… американскими флагами. Майка, явно времен прадедушек, вытянулась и болталась, как саван на истлевшем скелете. А на ногах… Наверное, никогда я так не напрягала свою силу воли, как в этот миг. Но я победила рвущийся наружу смех, лишь пару раз кашлянув. А не расхохотаться было, кажется, невозможно. Потому что на ногах данной колоритной личности красовались женско-детские огромные тапочки с поросячьими мордочками.