Незнакомцы

Жоржа вышла из-за стола и направилась к дочери, желая успокоить ее, но та выставила ладони вперед, словно бы защищаясь от нападения, хотя боялась она вовсе не матери. Она смотрела куда-то сквозь Жоржу, и в ее глазах застыл неподдельный ужас. Она не только смертельно побледнела, но буквально сотрясалась от страха, переполнявшего ее.

— Марси, что с тобой?!

Девочка забилась в угол. Жоржа сжала ее вытянутые руки.

— Марси, объясни мне, в чем дело, — повторила Жоржа, но не успела она вымолвить это, как в комнате резко запахло мочой и темное пятно начало расползаться на джинсах Марси по обеим ногам.

— Марси!

Девочка хотела закричать, но не смогла, только хватала раскрытым ртом воздух.

— Что происходит? — спросила Мэри. — Что случилось?

— Я сама ничего не понимаю, — сказала Жоржа. — Видит бог, я ничего не понимаю.

Не отрывая полных ужаса глаз от какого-то лишь одной ей видимого предмета, Марси начала тихо хныкать.

* * *

Нью-Йорк

Из динамиков магнитофона по-прежнему лилась рождественская музыка, а Дженни Твист лежала все так же неподвижно и бесчувственно, но Джек уже прекратил бесполезное и удручающее одностороннее общение, которым он заполнял первые несколько часов своего посещения. Теперь он сидел молча, и его мысли сами собой перенеслись через годы к событиям, последовавшим за его побегом из тюрьмы в Центральной Америке...

Вернувшись в Соединенные Штаты, он обнаружил, что спасение заключенных из «Института братства» было расценено в некоторых кругах как террористический акт, массовое похищение людей с целью спровоцировать войну. Его, как и других участников операции, выставили перед общественностью уголовниками в военной форме, а на освобожденных заключенных обрушила свой праведный гнев оппозиция, имевшая, видимо, на это особые причины.

Переполошившийся конгресс с перепугу наложил запрет вообще на все тайные операции в Центральной Америке, включая уже разработанный план освобождения четверых попавших в плен диверсантов, предписав добиваться их освобождения исключительно по дипломатическим каналам.

Так вот почему так долго к ним никто не приходил на помощь! Их родина предала их. Сначала Джек отказывался этому верить, а когда наконец поверил, это стало для него вторым сокрушительным ударом, одним из сильнейших, которые он перенес в жизни.

Отвоевав свою свободу, снова оказавшись дома, Джек стал жертвой назойливых журналистов и к тому же был вынужден давать показания специальному комитету конгресса о своем участии в секретной операции. Он надеялся, что уж там-то правда восторжествует, но очень скоро обнаружил, что его точка зрения никого не интересует, а все эти слушания, транслируемые телевидением на всю страну, политические деятели используют исключительно как возможность лишний раз устроить шоу в позорных традициях Джо Маккарти.

Однако уже через несколько месяцев о нем забыли, а когда он восстановил прежнюю физическую форму, прибавив в весе, в нем перестали узнавать преступника, которого показывали по телевидению. Но боль и обида отверженного не стихали в его душе.

Если предательство со стороны своей страны было для Джека вторым сильнейшим потрясением в его жизни, то самым ужасным стало то, что произошло с Дженни, пока он гнил в центральноамериканской тюрьме. В подъезде на нее напал насильник и, приставив к голове пистолет, затолкал в ее же квартиру, где надругался, оглушил ударом рукоятки пистолета по голове и оставил умирать.

Вернувшись наконец домой, Джек нашел Дженни в больнице, в коматозном состоянии, лишенной какого-либо ухода и внимания врачей.

Преступник, изнасиловавший и едва не убивший Дженни, был вскоре найден по отпечаткам пальцев и показаниям очевидцев, но изворотливый защитник умудрился оттянуть суд над ним. Джек провел собственное расследование и пришел к заключению, что подонок по имени Норман Хазерт, уже судимый ранее за жестокие сексуальные преступления, виновен и должен быть наказан. Джеку также стало ясно, что Хазерта оправдают за недостаточностью улик.

Имея за плечами горький опыт общения с прессой и политиканами, Джек решил для себя, как жить дальше: во-первых, он убьет Нормана Хазерта, но так, чтобы его никто в этом даже не заподозрил; а во-вторых, он достанет необходимое количество денег, чтобы положить Дженни в частную клинику, хотя ради этого ему и пришлось бы совершить преступление. В диверсионно-десантном подразделении его научили многому: владеть почти всеми видами оружия, искусству рукопашного боя и выживания, обращаться со взрывчатыми веществами. Общество обмануло его, но оно также дало ему и знания и средства для реванша, научило нарушать законы, избегая наказания.

Норман Хазерт погиб при случайном взрыве газа спустя два месяца после возвращения Джека в Соединенные Штаты. А еще через две недели, после незамысловатого, но и по-военному четко организованного ограбления банка, Дженни переместилась в частную лечебницу.

Убив Хазерта, Джек не ощутил удовлетворения. Более того, он впал в депрессию. Убивать на войне и убивать в мирной жизни — это далеко не одно и то же. Он не испытывал потребности убивать, разве что в целях самообороны.

Другое дело — хищение денег. После налета на банк он долго находился в прекрасном настроении, успех пьянил его. Дерзкое ограбление оказывало на него положительное воздействие, становилось жизненным стимулом, преступления наполняли смыслом его существование. До недавнего времени.

Сейчас, сидя у постели Дженни, Джек Твист думал, что у него останется в жизни, если покончить с воровством. Кроме Дженни, у него ничего не оставалось. Но ему не нужно было доставать для нее деньги, он уже накопил больше, чем требовалось. Значит, единственное, что ему оставалось, — это приходить к ней в палату несколько раз в неделю, смотреть на ее безмятежное лицо, брать ее за руку — и молить Бога о чуде.

Смешно подумать: трезвомыслящий, уверенный в себе индивидуалист вынужден надеяться только на какое-то мистическое чудо!

Эти невеселые размышления прервал странный булькающий звук, который издала Дженни. Потом она дважды судорожно и глубоко вздохнула и захрипела, подергиваясь. Пронзенный безумной надеждой, что чудо свершилось, едва он успел о нем подумать, Джек вскочил со стула, ожидая, что Дженни впервые за восемь лет откроет глаза и посмотрит на него осмысленным взглядом. Но глаза ее были закрыты, а лицо обмякло. Джек провел по нему рукой, потрогал горло: пульс не прощупывался. То, что произошло у него на глазах, было вовсе не чудом, а полной его противоположностью. Свершилось неизбежное — Дженни Твист скончалась.

* * *

Чикаго, Иллинойс

В это Рождество в больнице Святого Иосифа дежурили несколько врачей, и двое из них, Джарвил и Клинет, согласились побеседовать с отцом Вайцежиком об Эммилин Халбург, чудесным образом идущей на поправку.

Клинет, молодой человек с густыми курчавыми волосами, проводил священника в совещательную комнату, чтобы вместе с ним пролистать историю болезни девочки и просмотреть рентгеновские снимки.

— Пять недель назад ей начали вводить новый лекарственный препарат — намилоксиприн, — начал он, несколько волнуясь.