Нф-100: Врата Миров
Шрифт:
Кто-то очень больно бил его по щекам. Стерлигов неуклюже пытался отвернуться, но всякий раз, когда он отворачивал голову, беспощадный истязатель моментально ударял еще сильнее по другой щеке.
– Хватит!
– всерьез возмутился он, но вместо членораздельных звуков с трудом выдавил из себя неразборчивое бульканье, хрипенье и сопенье.
– Опять в лодке?
– но попытка пошевелиться вызвала новый приступ судорожного кашля, исторгнутого из собственных легких, и профессор огляделся, насколько смог.
Две пары глаз: суровые - Сысоя и добрые Любавины смотрели на него сверху. Сам Пал Палыч лежал скрюченный на днище
– Что со мной?
– Лодка перевернулась, - виновато сказала Любава.
– Вы уж извините нас, мы-то люди привычные, озерные, а вы чуть не утонули.
– Нет уж, пусть отвечает!- сурово вмешался Сысой.
– Кто, откуда, зачем приехал? То дорогу на Светлый остров спрашивает, то тонет, то сухой из воды является.
– Не пугай человека!
– пыталась смягчить суровый тон мужа Любава, видя, как их гость стал судорожно ощупывать свой абсолютно сухой плащ.
– Я тонул?
– Не видели мы! Перевернулись, как лодку волной - громадиной накрыло, но сразу и выплыли. Смотрим, тебя нет, только нырять собрался, а ты из воздуха нарисовался, сухой, словно и не тонул. Чертовщина!
– сердито и глядя в сторону, буркнул Сысой.
Стерлигов вздохнул с облегчением, Значит, не падал в обморок, не тонул, а действительно побывал в Египте. Другое дело, каким образом он мгновенно там очутился, и что сейчас сказать разбушевавшемуся Сысою, вон как недоверчиво на него поглядывает. Несмотря на холодную погоду, профессора прошиб пот, словно бы он вновь очутился посреди жаркой пустыни. Стерлигов машинально стал искать в карманах носовой платок. Скомканный носок, вытащенный из недр глубокого кармана, привел Сысоя в состояние тихого, еле сдерживаемого бешенства,
– Вот! Еще это незнамо откуда взялось!
– С острова ты их привез, сказал, туристы забыли - мягко и успокаивающе сказала Любава. И продолжила, обращаясь к нему же,
– Буря кончилась, доплывем до Светлого?
Сысой молча взялся за вёсла. Любава подала руку Стерлигову, тот с трудом вытащил затекшие ноги из-под сиденья и сел лицом в сторону поселка, спиной к супругам. Мерные шлепки вёсел по спокойной воде, плавное укачивающее движение лодки, хмурый пасмурный день подействовали лучше всякого снотворного, и профессор задремал, утомленный чередой событий, непредсказуемых и необъяснимых с точки зрения элементарной логики. Сысой иногда задевал его локтем при размашистом гребке, и тогда профессор вздрагивал, оглядывался и снова погружался в вязкую полудрему.
– Погляди, Любань, тучи нет сзади? Что-то темнать стало быстро, - услышал он в полудреме голос Сысоя и проснулся окончательно.
Туча была, она висела прямо над лодкой и странным образом перемещалась: замирала на минуту, другую в одном месте, потом бесследно исчезала и появлялась уже метрах в десяти ниже и дальше от прежнего положения в пространстве, все ближе и ближе к лодке.
– Сысо-о-о-й!
– истошный крик Любы врезался в уши звуком пожарной сирены, и профессор увидел двойников, себя и своих путников в полупрозрачном сером коконе, который опустился на воду прямо пред ними.
Глава 6.
РаздвоениеКокон светился и пульсировал так часто, что с первого взгляда сложно было рассмотреть, что же находится внутри этой полупрозрачной, переливающейся серым капсуле. Сердце Стерлигова сжалось щемящей ноткой: он припомнил подвал с подобными образованиями, внутри которых лежали замороженные и лишенные воли люди, чьим сознанием овладели двойники из чужого мира.
Нечистая сила!
– взмахнул Сысой веслом.
Нечистая сила повела себя весьма странно. Капсула стала сильнее мерцать и бледнеть. Изнутри прорывались сдавленные звуки мычащих коров и блеящих овец, а кругом словно выли свирепые голодные волки.
– Измученный хождением во времени туда-сюда, Стерлигов уставше сказал, - там люди, - и еле успел перехватить руку Сысоя, размахнувшегося снова.
– Погоди, там и вправду что-то просвечивает, - подала голос Любава.
– Мать честная! Да что это?
– присвистнул и тут же приглушил свист, оглянувшись за борт лодки, Сысой.
Пал Палыч боялся поверить своим глазам. Сквозь кокон просвечивала надувная лодка, а в ней сидели живые и невредимые его внук Олег с друзьями. Лодка медленно кружилась: вдруг почему-то водную гладь изломала воронка, как при резком спуске воды в ванной, а ребята отчаянно кричали, не в силах помочь сами себе.
– Олег!
– рванулся он из лодки, но тотчас больно шмякнулся со всего размаху на лодочную скамейку, так сильно толкнул его хозяин. И, если б не Любава, подставившая ему спасительную руку, лежать бы профессору сейчас на спине с задранными вверх ногами. Пытаясь унять учащенное сердцебиение, он начал часто-часто дышать, судорожно хватая воздух и, не успевая вздохнуть полной грудью, чтобы остановить бешеный ритм почти выскакивающего из груди сердца.
– Тише, тише, надорвешься. Знакомые, что ли? Сысой спасет, не бросит, - приговаривала Люба и медленно, словно маленького, стала поглаживать незадачливого гостя вдоль позвоночника, мягко ощупывая и массируя каждый позвонок. Стерлигов неожиданно стал безразлично-спокоен: воздух ли был тому причиной или поглаживание нежной руки, он не вдавался в подробности и опять вгляделся в кокон.
Сысой колдовал. Только так можно было объяснить непонятные круговые пассы руками и мерное тихое бормотание. Странно, что Стерлигов не мог разобрать ни одного слова, хотя сидел от колдующего на расстоянии локтя. Зато он четко расслышал понятные слоги в услышанном им ранее мычании и блеянии и, невольно повторил вслух с той же интонацией, немедленно получив сильный тычок в спину от кулака Любавы.
Размеры тел людей в коконе уменьшились вдвое. Стерлигов вздрогнул от такого превращения. Лодка с ребятами неудержимо смещалась на задний план, где выделялись очертания какого-то острова.
– Ветер да Водяного надо просить! К Черному острову пришельцев сносит, - крикнул Сысой, и тотчас Любава споро зашарила в карманах, нашла монетную мелочь, быстро выбросила в озеро, что-то пошептав, затем обратилась к ошеломленному Стерлигову,
– Ну-ка, отвернись быстро, - и зашуршала юбкой.
– Уймись, Сиверко дует, не Шелоник, неча зад заголять, - сказал Сысой и пояснил профессору, - Каждый ветер по-своему пугают. И Водяного задобрили, не ко времени мы выехали, вот он и свирепствует.