Ничего личного
Шрифт:
– Даня, - говорю я вместо приветствия.
– Слушай, Дим, Мирослава ужин готовит, приедешь? – спрашивает друг, сразу переходя к делу.
В его предложении нет ничего особенного – я много раз ужинал у них, но сейчас я точно не в настроении смотреть на семейную идиллию этой парочки.
– Нет, брат, спасибо, - отказываюсь мягко.
– Мира расстроится, - говорит он, явно манипулируя мною. – А мне поговорить с тобой надо. И это не телефонный разговор.
– Что-то случилось? – спрашиваю настороженно.
– Дим, не по телефону.
Я тру глаза, и устало вздыхаю, вспоминая, что с обеда ничего не ел, а уже почти
– Ладно, я буду.
Через сорок минут я захожу в квартиру к Благовым, натыкаясь на заставленную коробками прихожую.
– О, извини за этот бардак!
– весело говорит Мира, целуя меня в щеку. – Мы переезжаем.
– Почему? – спрашиваю я скорее из вежливости, чем из-за реального интереса.
– Малыша ждем, - самодовольно говорит Даня, обнимая красавицу-жену так, что его ладони оказываются на ее пока еще плоском животе. – Дом купили недалеко от родителей.
– Мои поздравления, - говорю я скованно, как всегда при виде чужого счастья ощущая себя не в своей тарелке.
– Не стой в дверях, - говорит Мира. – Пойдем на кухню. Сегодня я приготовила плов по рецепту Даниной бабушки.
Мы едим, неспешно беседуя о делах, пока я, улучив момент, когда Мирослава выйдет из-за стола, наконец, не задаю вопрос о цели своего визита:
– Ты хотел поговорить, - напоминаю я Дане.
– Ага, хотел, - говорит друг, доливая в мой опустевший бокал виски.
– Но тебя увидел, и разговор сам собой отпал. Выглядишь паршиво.
– Это комплимент, что ли? – спрашиваю я, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди.
– Это факт, - Благов оценивающе разглядывает меня синими глазами. – Не поделишься, что у тебя случилось?
– Почему у меня должно было что-то случиться? – говорю я, изображая широкую улыбку. – Ты в мозгоправы решил податься?
– Я не первый день тебя знаю, - без тени улыбки отвечает он.
– Уверен, что тут Ника Гордеева замешана.
При имени Ники, мое сердце болезненно сжимается.
– Кирилл говорил, что ты присматривал за ней, пока он был в Германии, - как ни в чем, ни бывало, продолжает Даниил.
– Хорошо присмотрел, - усмехаюсь я мрачно. – Так, что тебе вновь пришлось пользоваться связями родителей, чтобы помочь спасти ее.
– Я не это имею в виду, - перебивает меня друг. – Ника, как я понял, у тебя жила?
– Дань, говори прямо, что ты хочешь спросить, - не выдерживаю я.
– Между вами что-то было? – предполагает он, хотя, судя по хитрому выражению лица, он уже знает ответ на этот вопрос.
– Было, - говорю я. – Мне не очень приятно обсуждать это. Это наше с Никой дело и…
– Она так давно влюблена в тебя, я подумал, что ты, наконец…
– Ты знал? – ошарашено спрашиваю я.
– Ну, ты серьезно, Платов? – брови Даниила в изумлении ползут вверх.
– Надо было быть слепым и глухим, чтобы не замечать, что девчонка от тебя без ума.
Чувствую, как кровь отливает от лица, а кадык судорожно дергается. Все вокруг знали, а я просто терял время.
– И что теперь? – не сдается Даня.
– Ничего, - я неопределенно пожимаю плечами.
– Ника уезжает в Испанию. Между нами все кончено.
– И поэтому ты вторую неделю изображаешь печального нигилиста?
– Я никого не изображаю, - огрызаюсь я, собираясь поспорить, но потом понимаю, что это не имеет никакого смысла. Потому что я, черт возьми,
в печали, и без светловолосой феи мне все не мило.– Послушай, Дим, - во взгляде друга, обращенном на меня, отчетливо читается сочувствие.
– Это вообще не мое дело, но остаться в стороне я тоже не могу. Мирослава мне не позволит. Ты херню делаешь. Ника офигенная девчонка – тебе цинику именно такая и нужна. Судя по тому, что я узнал от Кирилла и Миры, которая вчера навещала младшую из Гордеевых, и по тому, что вижу сейчас, могу сказать, что ты не прав. Эта девушка – не твоя бывшая, и не твоя мать. Но она – единственная, кто смогла пробраться через твою броню. Перестань жить прошлым, а подумай о будущем в котором, если ты сейчас прохлопаешь эту ситуацию, не будет Ники.
– Ее и так не будет, - говорю я, глядя на свои пальцы, судорожно обхватившие бокал с виски. – Я все испортил.
– Ну, так подними свой зад и исправь. Конечно, если ты предпочитаешь остаться одиноким, вечно недовольным стариком, то я умываю руки.
43
Ника
– Сколько еще раз я должна повторить, чтобы вы поняли? – спрашиваю я, возмущенно оглядывая троицу – маму, папу и брата, разместившуюся на диване. – В Испанию я не поеду! Мне прекрасно и в Москве.
– Ника, будь разумной, тебе нужен уход, - говорит мама, картинно заламывая руки.
Я раздраженно вздыхаю и закатываю глаза.
– Уход нужен Кириллу, - парирую я, демонстративно поглядывая на его ногу, которую он все еще держит на весу. – Я в порядке. К психотерапевту пойду, как и обещала. В Испанию не поеду. Если других тем для беседы у вас нет, я поднимусь к себе.
Бросаю выжидательный взгляд на свою семью и, так и не дождавшись ответа, выхожу из зала. Поднимаясь по ступенькам в свою комнату, позволяю себе снять с лица маску самоуверенности и устало вздыхаю. Вопрос о переезде в Испанию – больная тема всей последней недели. Я категорически отказываюсь, родители неизменно ждут, что я передумаю. Но я не передумаю.
Конечно, сбежать – это самое простое, что можно придумать в моей ситуации. Начать все с чистого листа, заново строить свою жизнь, знакомиться с чужой культурой и искать в ней себя. Только я никогда, даже в детстве, не пряталась от проблем и не считала себя трусихой. Моя жизнь, мой дом, мое сердце, пусть и разбитое, находятся в Москве. Здесь они и останутся.
Я поднимаюсь к себе и ложусь на кровать, невидящим взглядом уставившись в потолок. Думаю о том, чем занимается сейчас Дима, но тут же одергиваю себя. Нельзя, Ника. Свой выбор он сделал. Я ему не нужна. Я старалась, но потерпела поражение. Признавать это больно, но необходимо. Рано или поздно я обязательно встречу человека, с которым мне будет хорошо. Пока же нужно просто выкарабкаться из той эмоциональной ямы, в которую я угодила.
Нет, я не в депрессии – давно научилась не впадать в нее. Когда ты оказываешься на волоске от гибели, легко понять, насколько дорога и прекрасна жизнь. Но я тоже не робот, и когда мне очень больно я даю себе возможность пострадать.
Сейчас же мне очень и очень больно, а щемящее чувство душевного надлома и разочарования куда сильнее моих позитивных установок.
Вздрагиваю от тихого стука и быстро смаргиваю набежавшие на глаза слезы.
– Можно? – в дверном проеме появляется лохматая голова Кирилла.