Ничего личного

– Ника...
– произношу я, впервые не представляя, что сказать.

– Ты сделал мне так больно, - говорит она, тыкаясь носом в мою шею.

– Знаю, - признаюсь я, с тоской думая о том нашем последнем телефонном разговоре.
– Мне очень жаль.

– И ты больше меня не оставишь, правда?
– спрашивает она, заглядывая мне в глаза.

– Никогда, - обещаю торжественно.

Я наклоняюсь и нежно касаюсь полуоткрытых губ, чувствуя, как даже такое целомудренное действие пронизывает нервные окончания в моем теле пульсирующими разрядами.

– Знаешь что?
– уголки рта слегка приподнимаются, и Ника как-то странно, загадочно улыбается.

– Просто для справки - в Испанию я бы все равно не уехала.

– Почему?

– Потому что это бы означало начать жизнь с чистого листа, а я не готова была отпустить старую.

45

Ника

Теперь я точно знаю, что мечты, даже самые сумасшедшие, сбываются, если ты не перестаешь в них верить. В пятнадцать лет я носила брекеты и комплексовала из-за маленькой груди, и мне казалось безумием, что такой парень как Дима Платов, лучший друг моего старшего брата, может обратить на меня внимание. А теперь я нежусь в его крепких объятиях, а в ушах музыкой звучит его признание в любви. Не к кому-нибудь постороннему. Ко мне.

– Если в Испанию ты не переезжаешь, может, переедешь ко мне? – внезапно спрашивает Дима, целуя меня в чувствительное место за ухом.

– Правда?
– с замирающим сердцем произношу я.

– Без тебя там пусто и неуютно, - шепчет он.
– И кухня отчаянно нуждается в твоем борще и блинах.

– Понравились мой борщ и блины? – не могу сдержать улыбки.
– Не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– Борщ, блины и все остальное, что ты захочешь для меня готовить. Должно быть, я попался на твою домашнюю стряпню, - говорит он со смешком.

– Если бы это было так, то ты попался бы уже очень и очень давно, - замечаю я философски. – Ты, может быть, не знал, что много раз ел то, что я готовила, когда зависал у нас с Кириллом.

– Интересно, - задумчиво тянет Дима, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть мне в глаза. – Есть еще что-то, что я узнаю о нашем прошлом?

Я вспыхиваю и стыдливо отвожу глаза.

– Ника! – озадаченный моим поведением, тормошит меня Платов. – Я хочу все знать.

– Все?

– О тебе – абсолютно. Меня не покидает ощущение, что ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе. Так быть не должно. Помоги мне.

От его слов у меня за плечами вырастают крылья. Тревоги последних недель уходят в прошлое, а будущее представляется радужным и счастливым. С решимостью, которая удивляет даже меня, я беру Диму за руки, переплетая пальцы, и подвожу к большому платяному шкафу, где хранятся мои вещи.

– Что мы тут делаем?
– он в недоумении оглядывается по сторонам.
– У тебя там что, вход в Нарнию?

Вместо ответа я распахиваю шкаф, демонстрируя ему то, что долгие годы было моим личным секретом.

– Как ты...
– он ошарашено смотрит на внутреннюю поверхность створок, на которых скотчем приклеены его собственные фотографии.

– Ты же помнишь, я всегда носила с собой фотоаппарат, - говорю смущенно.
– А ты был моей самой любимой моделью.

Пока Дима скользит взглядом по фотографиям и разным памятным безделушкам, указательным пальцем я тычу в одну из моих любимых карточек, на которой он изображен в профиль.

– Ее я сняла в тот день, когда ты расстался со своей очередной девушкой и пришел к Кириллу, чтобы играть в бильярд и пить. Мне было жаль видеть тебя расстроенным, но я была несказанно рада, что ты снова одинок и мне не придется терпеть рядом с тобой смазливую брюнетку с большой грудью.

Дима хмурит брови, видимо пытаясь понять о каком конкретном моменте я говорю, но я перебиваю его.

– Вот эта обертка от мороженого - мой самый первый экспонат, - говорю я с ностальгической ноткой в голосе.
– Мне было тринадцать, я разбила коленки катаясь на велосипеде и пришла домой в слезах. Пока мама утешала меня и обрабатывала ссадины зеленкой, ты сбегал в магазин неподалеку и купил мне мороженое.

– Это я помню, - шепчет он, не отрывая взгляда от пестрой обертки с пингвичиками.
– Ты была такой трогательной с двумя тонкими косичками, в пестром сарафане, своих испорченных сандаликах и с залитым слезами лицом - я не придумал ничего лучше, чем купить тебе угощение.

– А это, - продолжаю я, указывая на два билета в кино.
– Мы должны были идти с Мирой и Даниилом, но пошли вдвоем. Я весь сеанс боялась вздохнуть и мечтала хотя бы о случайном прикосновении, но ты совсем не замечал меня.

– Ты сейчас лишила меня дара речи, понимаешь?
– начал он с совсем не похожей на него неуверенностью.
– Я даже не представлял...

На его щеках с четко очерченными скулами появляются красные пятна смущения.

– Просто у меня за плечами годы безответной любви, - напоминаю я.
– Все это время я жадно ловила любую мелочь, которая была связана с тобой.

– Значит теперь мелочи буду ловить я, - обещает Дима, понижая голос.
– Так что скоро не останется ничего, что я бы ни знал о тебе.

– И что, не оставишь мне чуточку личного?

– Ничего личного, Ника, - смеется Дима.
– Только ты и я.

Не понимаю, кто делает следующее движение, но через мгновение ощущаю прикосновение теплых плотных губ к своим губам. Ласковое, осторожное, даже робкое.

От Димы я всегда ожидаю горячей страсти, требовательности, но сейчас он дарит мне только нежность поцелуя и деликатность ласк.

Мое сердце сжимается, а на глаза, скрытые веками, наворачиваются слезы. Целуя его в ответ, пропуская внутрь ласкающий язык, наслаждаясь глубиной разбуженных чувств, я полностью отдаюсь обжигающей радости сбывшейся мечты.

Эпилог

Дима

– Теперь мне понятно, почему ты так долго скрывал ее ото всех, - говорит Ваня Сафронов, подсаживаясь на скамейку, на которой я сижу, издали наблюдая, как Ника руководит съемками новой рекламной кампании для его магазинов.

– Много ты понимаешь, - иронизирую я.

– Она – бриллиант.

– Да, - соглашаюсь я.
– И моя, - добавляю твердо, сразу обозначая границы.

– Это было лишнее. Любому, кто на вас посмотрит, это ясно без слов.

Я киваю, не отводя глаз от Ники. Да. Она моя. Точно также, как я – абсолютно ее. Кто бы мог подумать пять месяцев назад, куда меня заведет простая просьба Кирилла присмотреть за его младшей сестрой.

– Знаешь, друг, я тебя таким вижу впервые, - говорит Сафронов.