Ничего неизменного

Что?

Все изменится. Вообще все.

Они три года строили жизнь на ее страхе и его вине. Не лучшее основание, да что там, плохое основание. Но прочное. Надежное. А когда имеешь дело с Лэа, надежности и прочности всегда не хватает. И не лучше ли плохо, чем вообще никак?

Заноза молчал. Вертел в руках пачку «Житана», смотрел сверху вниз.

— К тому же, — сказал Мартин, продолжая невысказанные мысли, — я чуть не убил ее, и не убил тебя. Это ей точно не понравится.

— То, что ты не убил меня?

— Не тупи. Ты похож на нее, но мы с тобой одной крови. Я не хочу потерять Лэа из-за того, что она начнет ревновать меня к вампиру. И вампира потерять не хочу, — Мартин забрал у Занозы сигареты, вытащил себе одну. — Лэа уже поставила меня перед выбором. Я выбрал. Магов ты убивал без меня. Если она захочет еще больше… — он покачал головой, — я выбрал. Тебе тогда придется уйти, потому что на Тарвуде нам вдвоем станет тесно.

— А Тарвуд твой. Ок, я понял, — Заноза тоже вытянул сигарету. — Но как можно сравнивать мужчину и женщину? Как мужчина может заменить женщину? Они разные. Мы с Лэа — разные. Совсем.

— Внешне похожи, — Мартин рассматривал его с любопытством. — Лэа не уверена, что я достаточно четко вижу разницу. Не понимаешь?

— Понимаю, — произнес Заноза после паузы. — Но это неправда.

— Возьмешься объяснить ей?

Судя по тому, как упырь передернул плечами, подобные объяснения показались ему неприятной перспективой.

— Это то ли глупо, то ли некрасиво.

— И глупо, и некрасиво, — сказал Мартин. — Всегда плохо объяснять, что все не так, как в глазах смотрящего. Тебе приходилось это делать?

— Много раз, — Заноза отогнул лацкан плаща, демонстрируя торчащую из кобуры рукоять пистолета. — Всегда убедительно. Но всегда грязно. Не хочу объяснять. Не хочу уходить. Не хочу терять тебя и Лэа. И хочу, чтоб ты когда-нибудь еще сказал, что мы одной крови. Кровь не одна, но звучит хорошо. Я люблю Киплинга.

Глава 21

— Что с лицом?

— Да псы порвали.

— Где глаза?

— Присохли к векам.

— А душа?

— Скорбит по телу,

воя в сгиб луны двурогой.

Евгений Сусоров

В Кариане считали, что Хаос вечен, вездесущ и непобедим. А упорядоченное — лишь незначительное отступление от этого правила. Чаще всего, случайное. Некоторые исследователи утверждали даже, что упорядоченное — это проявление Хаоса, доведенное до предела.

Шиаюн природой Хаоса, как и природой вообще, интересовалась мало, и в науках не разбиралась. Ни в естественных, ни в точных, ни в гуманитарных. Даже если б она когда-нибудь и захотела получить образование, кто бы стал учить ее, полукровку? За всю историю Карианы, только однажды получеловеку дали равные с демонами права, да и то потому, что он дракон.

Шиаюн была наслышана про Нейда Алакрана, и знала, что демоны хоть и стали считать его ровней, не спешили признать своим. Так что не много пользы и радости было принцу Скорпионов от его права быть демоном. Иначе он жил бы на Кариане, а не ютился по задворкам Кольца, и не сбежал, в конце концов, в другой мир.

Ей самой повезло больше — ее учил отец. Он не объяснял природу Хаоса, не рассказывал об основах миротворчества, не делился знаниями о сути вещей. Ему и делиться было нечем — отец сам ничего об этом не знал. Он не был ученым, не принадлежал к великому клану, и даже ни в один из малых не входил. Отец был одиночкой и, счастливый своей судьбой, не стремился к большему.

Слухи о жалком положении демонов-одиночек в Кариане сильно преувеличивали.

Мать Шиаюн была человеком, одной из сотен женщин, составлявших отцовский гарем. А рождение Шиаюн — необъяснимым явлением, которое эти женщины называли чудом. Чудо не спасло ее мать от неизбежной смерти — так же, как остальные наложницы, она была лишь пищей для своего господина, отец иссушил ее в свой срок и очень скоро забыл ее имя. А Шиаюн даже и не знала никогда, как звали ее мать. Не все ли равно? Демонам люди не интересны.

Демонам интересны лишь человеческие сердца.

Благодаря урокам отца, Шиаюн знала о сердцах все. Сердцах людей, демонов, духов и драконов. Благодаря урокам отца, она умела отнимать сердца у людей — принимать в подарок. Это не стоило ей почти никакого труда, тогда как другие демоны-одиночки ради того, чтоб получить одно-единственное сердце, прибегали к ухищрениям и шли на риск, которых добыча порой не стоила. О полукровках не приходится и говорить, полукровки о сердцах могли лишь мечтать. Даже если б какой-нибудь человек и захотел подарить им свое сердце, они не сумели бы взять. Потому что нечем. Потому что не демоны.

В Шиаюн демоническое начало оказалось достаточно сильным, чтоб остаться с отцом, и постичь его искусство. Но кроме демонического начала было еще и человеческое. Оно дало знать о себе, когда Шиаюн созрела, когда девушка, которой она была, стала в полной мере осознавать свою женственность и силу своих чар. В глазах отца, она из талантливого демоненка, из достойной ученицы, из его продолженияпревратилась в еду. Полукровка, родная дочь, владеющая теми же чарами, такая же неотразимо и невыразимо прекрасная, как он сам, она была наполовину человеком, значит, была съедобна. Отец никогда не пробовал ничего подобного, и не было ни малейшего шанса, что когда-нибудь кто-нибудь из женщин снова понесет от него. Кто устоял бы перед соблазном?

Он даже и не пытался. Зачем? Люди — это пища. А приправа из демонической крови, из его собственной крови, лишь придавала блюду особый вкус.

Когда Шиаюн поняла, что отец собирается съесть ее, она съела его сама. Впрок не пошло — даже демоны не могут есть демонов, а полукровки и подавно — но от угрозы смерти она избавилась. А, кроме того, ей остались дом, гарем, запас сердец в одном из престижных карианских сердцехранилищ. И лютая ненависть к демонам. Ко всем без исключения.

Или к себе?

Шиаюн не желала быть едой. И не желала быть обычным демоном. Она хотела сравняться с Господами, с демонами, способными пожирать себе подобных. Сравняться с высшими из высших. И убивать их, одного за другим, отнимая сердца, которые они сами понесут ей в подарок.

Ядро Тарвуда, сердце одного из демонов-господ, существовало как будто только для того, чтобы Шиаюн забрала его. Не могло быть совпадением то, что в мире была она, с ее ненавистью и стремлениями, и Ядро — ключ к ее мечтам. Никому оно не было нужно так, как ей, а значит, ей и принадлежало по праву.