Ничей (отрывок)
Шрифт:
– А вдруг дюжинник бестолочь?
– Не-е-е! Он! Чует небось свои вот-вот нагрянут, вот и гнет грудь колесом, руки тянет!
Купцы перекипели, с криками ринулись вперед. Кто с кулаком, кто с колом, но еще скорее в угол влетел Безрод. Толпа будто расплескалась о седого да худого в червленой рубахе. Безрод поискал глазами Дубиню. Не нашел. Отлегло от сердца. Ума у старого на всех хватило, делом занят. Бестолочи!
– Уйди парень! Добром просим. Быть беде!
– То княжье дело - беды творить. Виноват - волоки к княжу.
– Уйди парень! Быть беде!
Безрод обвел глазами толпу.
– Никак перепугались одного полуночника?
– Не то говоришь, парень. Не в свое дело встрял.
Вчера встрял не в свое дело. Сегодня, завтра...
– Дверь видишь?
– бросил Безрод эйяру.
– Где?
– Слева.
– Да.
– Туда ныряй.
– Но...
– Ж-живо!
– Ничей скакнул вперед, опустил кулак на дубье, что впередистоящий наперевес держал. Раздался треск, купцы отпрянули, будто от языка огня. Эйяр воспользовался заминкой подался, влево, внес дверь амбара внутрь и мышью юркнул в темень. Обозленный купчина выронил переломанное дубье, разъярился пуще прежнего. Голь перекатная, неподпоясана, стращать вздумала, не в свое дело суется, стиснул пальцы в кулаки и первым обрушился на Безрода. Ничей только ухмыльнулся, встал перед дверью и ссутулился.
Озверевшие купцы тешились пока не взопрели, били, пока кулаки не рассадили, неподпоясанного аж видно не стало за частоколом рук и тел. А когда тяжелодышащие схлынули, когда стал гаснуть огонек злобы в глазах, когда раздались в стороны уже уставшие бить, явился всем на глаза седой в червленой рубахе. Стоял, стоял да и пал на колени, держал руки на теле, раскачивался, что-то шептал и ронял кровь наземь. Едва вовсе не падал. Обозленный, сверкал синими глазами из темноты амбара спасенный эйяр.
– Получи, подсыл полуночный!
– Валяться тебе, вражина, да с колышком бы осиновым в груди!
– Пошли. И так сдохнет!
– Того - не того, а душу отвели.
Плюнув, купцы разошлись. Эйяр вышел из тени амбара, огляделся туда-сюда, поддел Безрода под руки и вздернул на ноги, подвел к поленнице, усадил на колоду и прислонил к стенке дров. Безрод хрипел, стонал, что-то шептал. Полуночник присел.
– Не би-ить, не би-ить...
– тихонько тянул Ничей.
– не би-ить, нет.
– Боги, могучий Тнир, храбрый Ульстунн, что ж с тобой делать? Куда ни тронь - там отбито. Так свело болью, что и не разогнешься, а начну разгибать от боли помрешь...
– Поставь на ноги.
– прошептал еле слышно Безрод, но эйяр услышал. Осторожно помог встать.
– Распрямляй.
– Помрешь.
– Д-давай!
Полуночник прижал Безрода спиной к своей груди, обнял за плечи, начал осторожно разводить. Ничей глухо стонал, крошил зубы, кусал губы и только под конец страшно закричал.
– Ну вот, слава всем богам! Нашел! из-за угла выметнулся Дубиня и стражники за его спиной. Зеваки стайкой вились сзади, мальчишки и взрослые бездельники, коих на любой пристани пруд пруди. Когда били, близко подойти боялись, охали, ахали издалека. Теперь подошли. Теперь можно. Эйяр напрягся, но Безрода не отпустил.
–
Дыши ровно, полуночник. Ошибка вышла. Бочки-то свои у Терпеня заказывал?– Ну.
– То-то и оно, что Зигзя то ж. И сам Терпень их не различит, и случись же вам и бочки одни и те ж заказывать, и лодьями пососедиться. Поспрошали дюжинников, ну те и сказали, мол, не усекли разницу-то. Ты жив, парень?
Безрод плохо видел, стоят какие-то люди, что-то спрашивают.
– Эге, да парень на ладан дышит!
– Брань выступил вперед.
– Да положи ты его!
– в сердцах рявкнул эйяру. Наклонился над Безродом приложил ухо к груди. Бьется сердце. Жив.
– Не би-ить, не би-ить...
Что? Брань прислушался.
– Не би-ить, не би-ить...
У Здрава охолонуло внутри. Не бить? Сдержался стало быть, скрепился, а разозлись, а расходись, а осерчай сердцем? Стражника прошиб холодный пот. И то ведь странно, что жив остался, еще дышит, еще смотрит, еще шепчет. Ну парень! Видать, сильно не хотел руки-то распускать, боялся! Аж до сих пор себя крепит! А встань не сегодня - завтра на ноги, да выдь на пристань виру требовать? У всех по одному? Брань стер пот со лба. Ну парень!
– Вот и выходит, что пуще меня княжью честь-то бережешь!
– А к лешему ее, эту честь!
– прошептал Безрод сквозь зубы.
Брань услышал и промолчал.
– А ведь по миру купчин пустят-то. Что один что другой!
– Брань повернулся к Дубине. Тот засмеялся.
– А по мне, так пусть я один и останусь!
– Хитер, старый бобер!
– Не старый. Просто живу долго. А безвинного сроду не бил.
– Отнеси меня к морю.
– шепнул Безрод.
– К морю хочет.
– поднимаясь с колен мрачно буркнул Брань.
– Я отнесу.
– эйяр присел и подхватил Безрода на руки.
– И то ладно. Мне же к княжу дорога. Брань кивнул своим стражникам.
– Ступайте за мной, тетери сонные!
Полуночник нес Безрода за холм через всю пристань. На купцов даже не глядел. А и гляди, и хоть молниями сверкай, громами грохочи - ни одной пары глаз не нашел бы. Попрятались под брови. Купцы лишь шапки в руках ломали да затылками поворачивались, да прикидывали виру. Хорошо не на дружинном сорвались, да и окажись на месте того неподпоясанного дружинный еще неизвестно как дело обернулось бы, может и не с кого было бы виру вздавать-то. Дружинные, они ведь такие, их голыми руками не возьмешь, шкуры не добудешь, а свою потеряешь. Хорошо все же, что тот седой не дружинный, да и как оказаться дружинному-то без пояса, да не при княже? Хорошо! А там, глядишь, полуночники подойдут, и вовсе еще с эйяра виру взыщут. А то и товар отберут.
Эйяр донес Безрода до самого моря, положил на гальку.
– Чего полез-то, дурень? Зашибить ведь могли!
– Так ведь и зашибли.
– Насмерть говорю.
– Пустое.
– Чего сам не бил?
Безрод промолчал. Показал, чтобы встать помог.
– А кто ты таков, парень? Вроде и в сыновья мне годишься, а нынче ты мне заместо отца. Жизнь подарил.
– А никто.
– Безрод морщился, в голове шумело. Вот как отдалась та оплеуха ворожцу, тот же шум в голове, да и головой мотает так же. Трудно еще стоять. Безрод тяжело осел наземь.