Ничья

— Так ты действительно берешь меня к себе? — Елена перемещается, сев напротив него, и внимательно смотрит ему в глаза. — Насовсем? Никуда не продашь, не подаришь и не выбросишь?

— Считай, что я твой старший брат теперь, — улыбается Энзо.

— Брат?

— Ну, в отцы я явно не гожусь. Вот сколько ты мне дашь?

— Нисколько, у меня нет денег, — щурится девочка и едва ли не впервые за все время лукаво улыбается. Он смеется, а она тем временем продолжает, пожав плечами. — Двадцать пять? Где-то так.

— Радостно. Мне девятнадцать, Елена.

Она округляет глаза, удивленно посмотрев на него, и поджимает губы.

— Я думала, ты старше.

— Так и задумывалось. Понимаешь, к своим девятнадцати я добился того, чего не добиваются и в тридцать лет. Но я к этому стремился: к уважению, к деньгам, к власти. Я хотел всего этого и получил. Самое главное в достижении своей цели — это соперники, люди, которые пытаются тебя обойти.

— И у тебя был сильный соперник?

— О да, — Энзо фыркает, закатив глаза, и насмешливо смотрит на нее, — очень сильный. Сколько себя помню, мы соревновались: у кого денег больше, машина круче, девушка симпатичнее. И так было до тех пор, пока… пока я не выиграл.

— А он?

— Тебе нужно поспать, — он вдруг резко поднимается, отряхнувшись, — уже поздно, а я не люблю, когда кто-то спит днем. Правда для тебя я сделаю исключение, но только один раз. Я не хочу отступать от всех своих правил.

— Я готова делать все, что ты скажешь, — Елена тоже вскакивает, как-то испуганно и нервно глядя на него, — я не знаю, почему ты решил вытащить меня оттуда и дать мне шанс, потому что я не верю в человечность. Но я буду преданна тебе, клянусь, хотя бы из-за того, что ты дал мне возможность начать все с начала. Только… — она сглатывает, потупившись, — не бросай меня сейчас, хорошо? Я сделаю все, только скажи. Только… не бросай меня, — неожиданно ее прорывает, и слезы начинают струиться по ее щекам.

Энзо становится не по себе от того, что это маленькое, подавленное, побитое жизнью существо все это время держалось из последних сил, цепляясь за жизнь и свободу, и вот сейчас, наконец поняв, что она спасена, она сломалась, дав волю эмоциям.

Шагнув вперед, он крепко обнимает ее, надеясь, что на этот раз она не оттолкнет его, но она лишь теснее жмется к нему, вцепившись в его одежду с такой силой, словно боится, что он ее отпустит. Энзо проводит рукой по ее грязным, спутанным волосам, дрожащим плечам и понимает, что он теперь несет ответственность за этого ребенка.

— Я научу тебя жизни, Елена, — выдыхает он, зажмурившись, — клянусь.

— Ладно, я не думал, что это будет так сложно, — сокрушенно пыхтит Энзо, пытаясь открыть дверь ванной. — Елена, если ты упадешь, я не буду собирать тебя по частям!

— Я справлюсь! — отзывается она в ответ и оглядывает огромную, нереально чистую ванную. Кафель, мрамор, зеркала, полотенца, позолоченные, блестящие краны… Она кажется себе слишком грязной для этого места, ей становится жутко, когда она видит ванную, в которой, по ее мнению, могли бы уместиться минимум три взрослых. — Или нет… — добавляет девочка уже тише и медленно проводит рукой по гладкому краю ванной.

— Елена, — слышится из-за двери, — послушай, я не говорю, что хочу тебя мыть. Позволь мне помочь тебе хотя бы с волосами, а пока ты будешь принимать душ, я постою рядом, чтобы подстраховать тебя. Хотя, ей-богу, я не понимаю, почему ты боишься меня. Я ничего плохого тебе не сделаю, я пообещал.

— Я знаю, — она открывает дверь и смущенно смотрит на него снизу вверх, — просто не хочу, чтобы… чтобы… чтобы…

— Кто-то видел тебя без одежды, я понял, — он кивает и тяжело выдыхает. — Личное пространство, смущение перед взрослым человеком противоположного пола — все это более чем очевидно. Но, поверь, если бы у тебя была семья, родители бы помогали тебе мыться первые годы твоей жизни. Я просто боюсь, что ты поскользнешься и ударишься.

— Я… я не могу…

— Послушай, — он опускается на корточки и сжимает ее руки в своих ладонях, — хорошо, давай сделаем так: я сяду на стул возле ванной, спиной, мы закроем шторку, но я буду рядом, потому что я правда не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Идет?

Елена мнется, нервно кусая губы и стараясь не смотреть на него, отчаянно краснея. Потом начинает перебирать пальцами край своей грязной кофты и переминается с ноги на ногу.

— Хорошо, — наконец шепчет она, и Энзо облегченно выдыхает.

— Отлично. Тогда давай начнем с волос.

Чистая вода. Ласковые прикосновения к голове. Запах шампуня. Приятный шум в ушах. Пена, попавшая в глаза и рот. С каждой секундой напряжение спадает все сильнее и сильнее, и в какой-то момент Елена, сидя в наполненном теплой водой тазу в трусах и растянутой футболке, начинает расслабляться и прикрывает глаза, в то время как Энзо осторожно намыливает ее волосы.

Мысли в его голове путаются, и он на мгновение останавливается, прикрыв глаза. Что он делает? Он серьезно пошел на это только ради того, чтобы снова доказать всем, что он лучше? На что он способен ради достижения своей цели? Он сжимает челюсти и осторожно смывает шампунь, убеждая себя в том, что поступает правильно. Только на сколько его хватит? На год, пять? И что будет с этой девочкой через десять, пятнадцать лет? Кем она станет вблизи с ним? Кем они станут?

— Черт возьми… — сквозь зубы шепчет он.

Елена была какой-то странной, непонятной, Энзо никак не мог ее понять. О себе она практически никогда не думала, только о нем, о его благополучии и удобстве. Она была готова убирать дом едва ли не каждый день, мыть посуду, даже порывалась учиться готовить, лишь бы освободить его. В магазине она не брала ничего себе до тех пор, пока не убедится в том, что Энзо купил все, что хотел. Она впитывала каждое его слово и действие, большую часть времени не произнося ни слова. И еще она боялась его. Несмотря на все ее слова, она продолжала его бояться, а иногда из нее вылезала ее дикость, и она начинала кричать и шипеть, как животное, пытаясь спрятаться от него.

Она не любила спать на кровати, предпочитая пол или ковер, где она заворачивалась в свою же куртку и спала, свернувшись калачиком. Она со скрипом надевала обувь, которую он ей купил, не желала носить юбки и платья, предпочитая штаны и большие футболки, частенько таская их из его шкафа.

Каждый раз, когда он возвращался домой, Энзо боялся, что Елены не окажется дома, что она нашла лазейку и сбежала. Однако ребенок снова и снова встречал его на пороге в холле. Порой ему даже казалось, что она все время его отсутствия сидит в метрах от двери и не шевелится.

А еще ему нравились их объятия. Ему нравилось прикасаться к ней, к ее коже, волосам, ощущать ее запах, слышать биение сердца под своими ладонями, ощущать ее тепло так близко от себя. А она боялась. Не привыкшая к ласке, она пыталась избежать телесного контакта с ним, пусть даже мельчайшего, но иногда, особенно по вечерам, когда Энзо, надев свободные штаны и очередную темную футболку из своего словно бесконечного шкафа, садился на диван и включал новую комедию, она робко садилась на ковер у него в ногах и не двигалась, прислушиваясь к его дыханию. С каждым разом она, боясь, пыталась сесть к нему все ближе и ближе и через какое-то время даже рискнула положить ему голову на плечо. В первый раз он вздрогнул от неожиданности, ее мгновенно сдуло с дивана в угол, и ему пришлось битый час успокаивать ее.