Ник и другие я

Сэм вышла под дождь, прижимая к себе пачки со смесью. Посмотрела в темное, скрытое плотными тучами небо… Дождь явно не прекратится. Надо возвращаться домой, а ноги не несут. Стыло там, одиноко и тяжко. Последнее время Сэм ничего не радовало. Даже сегодняшняя удачная охота не радовала. И лекарство в кармане джинсов не радовало. Сил не было ни на что. Она слишком устала, особенно от предательств, которых в её жизни было слишком много.

Мама.

Ханыль.

Эмидайо… Вот его предательство слишком больно ударило по Сэм. Даже Парре не переплюнуть Эмидайо. Хотя… Хотя Заку Клауду удалось уделать обоих в плане предательства. Такого от своего зеленоглазого принца Сэм не ожидала. Оказалось, от предательства не защищают даже подписанные договора. Или договоры? Сэм не знала – её обучение прервалось в восемь лет и с тех пор не возобновлялось. Пусть будут договоры… Она направилась домой… То, что сейчас было её домом.

Сэм открыла тяжелую, скрипящую дверь, прошла мимо спящего консьержа, устало поднялась на последний восьмой этаж – лифт вновь не работал. Зашла в квартиру, ожидая услышать плач, но в ответ была тишина – у малышки давно закончились силы. Она лишь вздрагивала в своей корзинке всем своим тощим, мелким тельцем и упорно грызла кулачок. Вот упорство у неё явно было от отца.

Сэм направилась к раковине – мыть руки и готовить лекарство. Если и оно не поможет, Сэм не знала, что делать дальше. Сил давно не было. Она давно плыла по течению, перестав надеяться на возвращение Клауда. Она даже имя малышке не дала – думала, Зак сам выберет. А он просто не пришел. Даже деньги на счет перестал переводить, словно Сэм и малышки не существовало. Вот сволочь-то!

Выпоив лекарство и накормив малышку, Сэм принялась ходить по комнате взад-вперед, укачивая дочь. Саму её тоже клонило в сон, вроде и не должно, но последние месяцы Сэм постоянно хотела спать. Она присела в кресло, привычно укладывая малышку себе на плечо. Та сонно засопела, продолжая сосать кулачок. Сейчас Сэм даже случайно возникшая во сне улыбка дочери не радовала. Сэм прикрыла глаза, выпадая из этого мира.

Снова Единичка пыталась всем доказать, что именно она настоящая. Первая же! Такой номер случайно не дадут. Двойка спала. Тройка плакала – она всегда плакала. Сэм, точнее Пятерка, но сама она себя называла Ви – в честь римской цифры пять, просто сидела и смотрела в никуда. Она устала и плакать, и смиряться, и надеяться, и ждать. Семерка пыталась трансформироваться, но дар не откликался – видимо, его заблокировали. То, что он мог тогда еще не проснуться, в голову восьмилетней Сэм не приходило. Девятка в который раз пыталась доказать, что видела Одиннадцатую Сэм. Кроме Девятки эту пресловутую Одиннадцатую никто больше не видел. Десятка хмыкала, что у кое-кого галлюцинации – клон же! Может, даже бракованный. Сэм не знала, верить ли в существование Одиннадцатой – не верилось, что из клетки можно сбежать. А когда исчезла Десятка, Сэм даже на миг поверила, что Одиннадцатая могла существовать. И сбежать! Раз получилось у Одиннадцатой, то получится и у неё! Только потом исчезла Девятка, потом Восьмерка… А когда пришло время Сэм, она узнала, что их всех просто продавали на аукционе.

Малышка всхлипнула, и Сэм вынырнула из сна, благодарная дочери – плен не то, что хочется вспоминать. Хотя с хозяевами самой Сэм повезло. Почти повезло. Если не считать Эмидайо и его клыки на её шее… Повезло…

Сэм поцеловала малышку в лоб и снова прикрыла глаза – надо отдохнуть, надо набраться сил. Просто охота ей далась тяжело. Это просто неудачная охота.

В этот раз ей снился Парра. Точнее ей снилась Ник – знать бы, кем она была по номеру в клетках. Ник нужно было предупредить, её нужно было убедить быть более осторожной, именно поэтому Сэм и пошла в тот клуб. Смотрела, ждала, потом поняла, что Ник не придет сюда веселиться – то, что та покинула город, она узнала чуть позже, от Парры. Парра… Оркский Парра! Привлекательный, миловидный, пластичный, улыбчивый. У Сэм тогда голову повело только от одного взгляда на парня. А когда их пальцы случайно прикоснулись, Сэм внезапно поняла – вот она, любовь с первого взгляда. Пусть говорили, что это чушь, что так не бывает, но… Одна улыбка Парры, и голова у Сэм улетела далеко. И зря.

Ей бы тогда сообразить, что это проделки нанов. Ей бы вспомнить слова Эмидайо о её предназначении – ведь знала же о беременности у Салли. Ей бы подумать тогда – не разочаровалась бы в Парре. Наверное, это произошло в первый момент прикосновения – она неловко поставила бокал с коктейлем, Парра попытался его поймать и… Наны из неё устремились в новый макрообъект, оценивая его уровень здоровья и генетические данные. Видимо, данные у Парры были впечатляющие, иначе не произошло бы то, что произошло. Он оборотень, его загнать в гон легче легкого. Подумай тогда Сэм, с чего это парень так распушил перед ней хвост, гипотетический хвост, не настоящий, ничего бы и не было. А так… Сэм пошла за ним и на танцпол, и на прогулку, и… Просто у Парры были очень нужные руки – они умели вовремя ловить, они умели обнимать, они обещали тепло и безопасность, они всегда вели себя корректно, оказываясь только там, где должны, не позволяя себе большего.

Небеса, какая она тогда была дура!!!

За окном комнаты шумел дождь, пахло прелью, совсем как тогда.

Осень. Вот не зря она никогда не любила осень.

Утренний сонный Либорайо.

Шуршащие под ногами желтые листья.

Еле слышные мерные шорохи – на улицы вышли уборщики, наводя чистоту.

В небе плач улетающих птиц.

Туман, рисующий другой, таинственный город. Город, где стражам верят и доверяют. Где их не боятся. Где существует закон, а не только право сильного.

Чужой пиджак на плечах – Алекс, тогда она его еще называла Алексом, накинул ей на плечи. Сэм даже чуть наклонила голову, вдыхая яркий мужской аромат: чуть горьковатый и пряный.

– Устала? – голос мягкий, вкрадчивый. – Тут есть рядом кафе, можно отдохнуть и позавтракать…

Но раньше им встретилась пекарня, где Сэм нахально купила ритуальный хлебец в красивой обертке. Алекс тогда все правильно понял. Для себя правильно, не для неё. Она-то боялась вновь остаться одна. Она хотела опереться на чужое плечо. Она хотела… Она впервые хотела рассказать правду о себе – в Либорайо другие стражи, и почему-то подумалось, что Парра способен её понять, способен защитить и наказать всех тех, кто так поступил с ней и её сестрами. Она тогда впервые поверила в закон – потому что закон был заключен в привлекательную оболочку.

Они тогда начали целоваться, кажется, еще на пороге его дома, забыв про хлеб, про ритуальную фразу разрешения на поцелуй. Остановись она тогда, принюхайся, подумай, заметь чужие женские вещи – ничего бы не случилось. Она впервые была влюблена – как глупо и нелепо все получилось…

Ей тогда нравилось в Парре все. Его прикосновения, его внезапная нежность, его открытость, и… И вообще все. И залитая утренним солнцем спальня, и огромные от пола до потолка окна, пропускавшие так много света, и оформленная в белых тонах спальня. И тепло уже не чужого обнаженного тела.

Сэм словно растворялась в ярком солнечном свете – контуры Алекса таяли, плавились в тепле осеннего утра, и она сама исчезала, становясь кем-то другим. Ей бы подумать, что это просто глаза не выдерживали столько света, но тогда она думать не хотела. Она впервые не стеснялась себя и своего тела. Она впервые позволила парню полностью раздеть себя – раньше она все же предпочитала прятать свой уродливый шрам на левом плече.

Парра осторожно пальцем вел по нему:

– Откуда это у тебя?

– Последний год войны. Попала под бомбардировку. Руку придавило – её пришлось ампутировать… В госпитале попался врач-практикант, вот и… Осталось на память…

Его губы осторожно прокладывали дорожку по шраму, как будто хотели забрать всю ту боль, что испытала тринадцатилетняя тогда Сэм.

Шрам откровенно походил на шрамы новообращенных вампиров, но кто в залитой солнцем комнате думает о вампирах? Те не переносят столь яркий свет. И Алекс доверчиво целовал и целовал её руку, переходя на надплечье и снова на грудь, подтягивая Сэм к себе на колени.

Утро тогда было длинное. Утро тогда было нежное. Утро тогда было… Искреннее. И Сэм решила довериться, несмотря на все уверения Салли, той самой Семерки, пытавшейся трансформироваться и бороться тогда в клетке.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, Алекс… – еле слышно прошептала она, а сердце дико ухало где-то в груди – от страха.

Он поцеловал кончики её пальцев, на его запястье бросал во все стороны солнечные смешные зайчики золотой брачный браслет оборотней.

– Мне тоже нужно кое в чем признаться…