Ника. Реально, как во сне

– Я кажется… не успела представиться, – промямлила управляющая.

– А мне кажется, Вы меня так и не услышали, – Ника угрожающе качнулась вперед, впрочем, тут же откинувшись в удобное кресло в прежнюю расслабленную позу, – Думаю, мне представляться не нужно. Вы случайно обработали не того клиента. Мы долго наблюдали за Вашими делишками: в шкафу слева в подсобке две упаковки запрещенных веществ в коричневых баночках. В креме, который наносят в качестве пробного – сложный антибиотик, применение которого чревато тем, что после его разового употребления появляется временный «антивозрастной» эффект, но при этом вырабатывается стойкое отрицание любых других антибиотиков. То есть, ваши посетители рискуют умереть от любого чиха – любой болезни, требующей антибиотической терапии, потому, как ни один другой препарат на них уже не подействует. А пока врачи найдут причину – будет уже поздно.

Персонал, все так же улыбаясь, застыл. Не слышно было ни стука клавиш, ни возни в подсобном помещении. А Ника продолжала:

– А потом, когда Вы уже решите… ту проблему в Вашем подвале?

– Кк.. Какую проблему в подвале, – затравленно озираясь вопросила Анна Николаевна.

– Ну та девушка… У которой оказалась аллергия на антибиотики… Она же на косметологическом кресле скончалась… Вы ее уже пять дней держите в мусорном мешке в хлорке… И в чем там еще?

Теперь уже Анна Николаевна всплеснула руками. Тетки, не дожидаясь конца спектакля, шустро собрали сумочки и тихо засеменили к выходу. Никто их не останавливал.

– Кто вы? – без тени улыбки спросила Нику Анна Николаевна.

– А как Вы думаете? – вопросом на вопрос ответила Ника.

Анна Николаевна метнула взгляд на девушек, и тех как ветром сдуло. Ника же, продолжала «задумчиво» рассуждать:

– Я понимаю, что Ваше прошлое не дает Вам жить по-другому. После восьми лет колонии, да по такой, как у Вас статье… Вы же только за примерное поведение всего восемь лет отбыли…

– Сколько? – зло и коротко спросила она Нику.

Ника вздохнула:

– Зовите этого Вашего любовника молодого… Как его? Николя?

– Николай, – взревела Анна Николаевна.

– Пусть аннулирует договор и выдаст этой, – Ника небрежным жестом показала на застывшую с выпученными глазами тетю Галю, – женщине необходимые бумаги. А Вас попрошу разобраться с той проблемой в подвале. Верните ее родным. И я думаю, Вы понимаете, что Ваша деятельность как минимум в Москве закончена. Вы же понимаете, что за Вами наблюдают?

Анна Николаевна, опустив вечно матовые глаза кивнула.

– Завтра этой конторы здесь не будет. Только не заводите дело.

Ника кивнула:

– Мы из другого ведомства. У нас дела не заводят.

Анна Николаевна в непритворном ужасе посмотрела на Нику внимательно и кивнула.

Уже через десять минут Ника с тетей Галей направились к далеко припаркованной машине. Деньги вернули, а чемоданчик с чудо-баночками тете Гале подарили.

Удивительно, но тетя Галя чемоданчик взять не побрезговала. Ника бы точно не взяла. Но, что уж там…

Тетя Галя семенила рядом, заискивающе заглядывая Нике в глаза:

– Ника, а я, дура старая, думала, что Вы переводчицей работаете… А Вы… В КеГеБэ? – шепотом последнее спросила тетя Галя, с нескрываемым любопытством.

Ника кивнула. Так проще.

– Я понимаю, – часто закивала тетя Галя, поправляя сползающие по влажной переносице очки, – Никому нельзя рассказывать. Я – могила.

Ника посмотрела на нее, как можно серьезней, хотя на самом деле, ей лопнуть хотелось от смеха.

Забегая вперед, тетя Галя, завербовав себя в надежного Никиного осведомителя ежедневно стала строчить ей доносы, опуская анонимные письма в почтовый ящик. Бабка собирала сплетни по всей округе, надеясь, что с такими КГБ-шниками, как Ника, скоро на земле наступит справедливость и коммунизм.

VI. День, когда все изменилось

Ника возвращалась с очередной встречи. День был тяжелым. Встреча затянулась далеко за полночь. Ночью Ника ехать не хотела и ей пришлось три часа подремать в машине на обочине. Ночь была зябкой, то и дело она просыпалась от ночной прохлады и включала мотор чтобы прогреть машину. От этого прерывистый сон был еще мучительнее. Силы она так и не восстановила, а вот голова страшно разболелась.

Засеребрившееся после очередного зябкого пробуждения утро преподнесло еще один сюрприз – туман. Да еще какой знатный! Плотный, стелющийся по земле, молочно-белый. Хоть ложкой его ешь. Мимо пронеслась, почти невидимая, но слышимая – воя сиреной скорая помощь. Это пробудило Нику окончательно. Нужно было ехать. И так ее домашние наверняка провели бессонную ночь в ожидании, не смотря на предупреждение Ники по телефону. Машина, чихнув, нехотя съехала с обочины и постепенно набирала возможную при такой видимости скорость.

Мало того, что голова без привычной чашки кофе была тяжелая, видимость из рук вон, да еще и козел какой-то уже полчаса хвостом за ней едет, уткнувшись прямо в багажник, светит прямо в зеркало дальнего вида нестерпимо яркими ксенонами фар.

– Понаставили себе лампочек, – пробурчала Ника, сворачивая со скоростной трассы на всегда пустую в такое время дорогу, ведущую в город.

Ника продолжала движение, решая, свернуть ли на ближайшем перекрестке, или объехать светофоры по окружной… Внезапно, светивший яркими фарами бешено рванул вперед, прижимая Нику к обочине, буквально вынудив ее повернуть на ближайшем перекрестке.

– Ненормальный придурок! – испуганно выругалась она. Придется теперь собирать все светофоры – дорога вела через главную дорогу города, до которого оставалось не так уж много. Не разворачиваться же при такой видимости…

Справа начинались поля. Туман совсем уж сгустился. Он сгустился, как сгустились события, закрутившие Никину жизнь. Неизвестно к чему все это может привести. Мгла тумана навевала в свойственном Нике ритме мысли:

Не ведая времен начало,

Не мысля о конце времен

Своею думой опечален

И узко мыслить обречен.

Бредет в толпе ему подобных,

Не ищет смысла бытия

Берет лишь то, что взять попроще

Не тратя сил на поиск «Я»

И розни нет, что муж, что дева

Не нужно им и не дано

Объять, обнять просторы неба.

Их жизнь – дешевое кино.

И нет печали в этих лицах.

Не нужен свет познанья им.

Печать на лицах – безразличья

Бездушен взгляд и пуст, и гнил.